Явление Сатаны. Записки провинциального сыщика

– Так что, ваше высокобродь, – с обстоятельностью старого служаки начал о. – Я при обходе приметил, что замок на парадном как будто сломать пытались – он был повернут с ног на голову. Дужкой вниз, значит. А на двери были свежие царапины и накладная петля погнута. Однова, замок крепкий оказался, либо взломщик неопытный. Ну, я, на всякой случай, решил проверить со двора. Свистнул в свисток. Прибег вот, городовой Ракитин. Вдвоем пошли во двор. Глядь, а дверь-то черного хода приоткрыта. Она сызнутри была на задвижку заперта. Вот кто-то ее гвоздиком либо каким иным острым прутом ее сдвинул. Там, изволите видеть, царапины остались.

При этих словах городовой хотел было продемонстрировать царапины наглядно и жестом предложил мне пройти к двери черного хода. Но я лишь махнул рукой – не для чего. Знал я Губорева не первый день и в подобных вещах ему вполне привык верить.

– Ага, – удовлетворенно кивнул тот, явно оценив мое к себе доверие. – Стало быть, вошли мы с Ракитиным. Прошлись по комнатам – пусто и никого нет. Решили, что кто-то побаловался, да под конец заглянули в эту комнату. И вот…

Он неловко покосился на труп.

– Позвольте, ваше высокоблагородие? – вдруг подал голос Ракитин.

– Да, говорите.

– Тут дело такое, что во всех комнатах порядок. Ну, то есть хочь мебели нету, но все цело. А здесь вон в стенках дырья пробиты! И как– будто, не столь давно – мусор лежит, да еще видно, что пыль на полу стерта.

– Какие дырья? – удивился я, оглядывая стены.

– А вот, извольте видеть!

Городовой носком сапога передвинул одну из керосиновых ламп, стоявших на пыльном полу и ткнул пальцем. Но я уже и без того увидал небольшое, дюйма два, аккуратное отверстие, черневшее на белой стене в двух аршинах[3 - Русская мера длины, равная 71,12 см.] от угла комнаты и на высоте полтора аршин от пола. Второе отверстие было таким же, но в самом низу стены, на вершок[4 - Русская мера длины, равная 4,445 см.] выше пола.

Как я тут же убедился, в соседних комнатах у отверстий лежали кучки свежего мусора, полученного от сверления тех отверстий – крошка кирпича и раствора. Слой пыли хранил слегка смазанные отпечатки подошв обуви. А в одном месте, у отверстия близкого к полу, и чего-то округлого. По отпечатку складок я сразу понял – здесь некий человек вставал на одно колено. Вот и треугольный следок от носка ботинка!

Как ни старались я и мои помощники, но внешний осмотр дал совсем немногое. По следам на пыльном полу удалось установить только то, что покойный пришел в дом не один, а со спутником. Они сразу прошли в эту комнату, постояли несколько минут в центре ее, курили. А потом неизвестный упал и умер. Его товарищ же ушел. Но перед этим он подходил к трупу. Должно осматривал его. Помощи оказать он явно не попытался – труп, судя по той же пыли, не двигали.

Я приказал составить словесное описание внешности погибшего и направить его в Тамбов, а также в соседние с нашим уезды.

Вскрытие ожидаемо показало, что молодой человек умер от разрыва сердца, произошедшего верно от сильнейшего нервного потрясения. Исходя из этого был сделан вывод о естественности смерти и дело, несмотря на мои протесты, было закрыто. Однако, труп, по распоряжению полицмейстера, оставили в леднике для возможности дальнейшего опознания и передачи родственникам, ежели таковые объявятся.

И верно – не прошло и двух недель, как из Рязанской губернии поступил ответ, что по моему описанию погибший был признан как Владимиров Сергей Аполлонович, единственный сын богатого владельца мебельной фабрики. Приехавший несколько позже двоюродный брат покойного господин Путятин сообщил, что безутешный отец, долгое время до этого болевший, не вынеся тяжкого известия, скончался в одночасье и теперь ему, единственному родственнику злосчастной семьи, предстояли двойные похороны. По этой причине он просил по возможности ускорить процесс выдачи тела покойного кузена.

Власти не стали тянуть, и Путятин в тот же день отбыл домой со своим скорбным грузом. Однако, перед тем я все же снял с него показания. Пусть и пустая формальность, но того требовал порядок.

Рязанец оказался молодым человеком лет двадцати пяти с тонким хитроватым лицом и бегающим взглядом. Туалет его был весьма модным, даже щеголеватым, хотя штиблеты несколько стары. Он раз пять демонстративно доставал большие часы, видимо стараясь поскорее отделаться от меня. Но я обратил внимание, что дорогой брегет он носит на простенькой дешевой цепочке. Несколькими окольными вопросами я выяснил, что состоит он на мелкой чиновничьей должности, родители господина Путятина уже года два как преставились и что отец и сын Владимировы были, до недавнего времени, его единственными на всем свете родственниками.

По сути же дела выяснилось, что Сергей Аполлонович выехал в наш уезд вместе со своим товарищем по имени Петр. Со слов Путятина, познакомились они как три месяца на ярмарке в Нижнем. Петр был сыном какого-то лесопромышленника из нашего города, но ни места его жительства, ни фамилии, кузен покойного не помнил. Петр, как и господин Владимиров, выполнял при своем отце обязанности торгового представителя. На этой почве, а также по схожести характеров, молодые люди быстро сдружились и Петр, часто ездивший в Москву по делам отца, по пути несколько раз заглядывал к новому товарищу. И вот, в свой последний приезд в прошлый месяц, пригласил Владимирова к себе в гости. Сергей Аполлонович оповестил отца, что вернется через неделю. По этой причине его не сразу хватились.

– Воля ваша, Александр Григорьевич, а надобно дело открывать.

С такими словами обратился я к полицмейстеру. Господин коллежский советник[5 - Гражданский чин 6-го класса в Табели о рангах в Российской империи. В описываемое время соответствовал чину армейского полковника.] пожевал тонкими сухими губами и махнул рукою:

– Что вам, Иван Иванович, неймется все. Эка невидаль – человек помер! Так что, на каждый раз дело открывать?

– Не все здесь чисто, ваше высокоблагородие, – нарочно перешел я на казенный язык. Нежелание полицмейстера открывать дознание было мне понятно – за нераскрытое убийство начальство по головке не погладит. А господину полицмейстеру вот-вот выходило повышение, об котором он давно уж хлопотал. От того и не хотел он себе послужной список портить. Но, уж коль поступил на государеву службу, так исполняй дело не за страх, а за совесть! Не за ради выгод и наград. Если не разыскать и не наказать преступника, то подрывается вера в закон и устои государства! А этого никак допускать нельзя.

– Чего ж нечистого-то? – поморщился полицмейстер. – Ну, испугался спутник этого… Владимирова, когда тот на пол брякнулся, да и убег. Это ж весьма просто – почти любого оторопь возьмет, когда приятель замертво на твоих глазах падает. А потом стыдно было пойти сознаться в собственной слабости. Обычное дело.

– Так-то оно так. Но он же подходил к уже лежащему Владимирову. Значит, не так уж и испугался!

Полицмейстер замахал руками, словно отгоняя тучу комаров:

– Опять вы за свое! Это лишь предположение ваше.

– Отнюдь. Об этом совершенно определенно говорят следы на пыльном полу. Да и то обстоятельство, что покойный отправился в свое предсмертное путешествие с человеком, с коим был знаком всего ничего, а виделся и того менее, тоже весьма подозрительно. Надо бы этого Петра найти да расспросить обо всем. Коль никакого злодейства не обнаружится, так тут же дело и закроем. Но теперь уж совершенно со спокойной совестью.

Я умолк. По правде, меня еще более смущало то, что смерть постигла единственного прямого наследника богатого и тяжко больного человека. И все наследство досталось прощелыжному на вид Путятину, который, по всем видам, отцовское состояние быстро промотал и влачил состояние приживала при богатых родственниках. Не нравился мне этот субъект, а также то, что ему на голову внезапно свалилось наследство, о коем он и мечтать не мог в силу молодости прямого наследника.

Однако эти соображения я оставил при себе, зная характер начальника – ежели вот так продолжать упорствовать, так он нарочно будет за этим делом наблюдать, чтобы его указания, не взирая на всю их неправильность, выполнялись точно и беспрекословно. А так, он скоро уж забудет. Я же смогу спокойно дознание провести.

Полицмейстер опять долго жевал сухими губами, морщил косматые брови, а после махнул рукой – дескать, делайте, Иван Иванович, что сочтете нужным, но уж коли что – весь ответ на вас. На большее я и не рассчитывал! Мысленно возблагодарив Бога, я коротко поклонился и вышел. Время было заняться таинственным спутником покойного.

Среди крупных купеческих семейств, занимавшихся лесопоставками, лишь в одном оказался сын по имени Петр. По счастью, городок наш мал и глава семейства Михаил Петрович Ежецкий, был личностью весьма известной и уважаемой. Но, увы, по прибытии к месту его жительства поговорить с Петром Михайловичем возможности не представилось, потому как в настоящее время он находился в Москве.

– А позвольте, господин Шванин, полюбопытствовать, чем обязаны такому вниманию полиции? – густо пробасил хозяин, купец первой гильдии Ежецкий.

– Я с удовольствием отвечу на ваш вопрос, Михаил Петрович, но только выслушав вначале вас с супругою, раз уж нет возможности поговорить с вашим сыном.

Ежецкий было открыл рот, но его опередила Анна Ивановна:

– Неужто что случилось! – наседкой всполошилась она. – Господин пристав, если что с Петрушей!.. Не будьте жестоким!.. Мы – родители, вы же понимаете! А поэтому не можете нас томить неведением!

Я едва сумел успокоить разволновавшуюся даму и заверить, что ни о каких бедах с их сыном мне ничего не известно. Однако, в силу проводимого расследования, мне надобно знать все подробности дружбы Петра Михайловича с сыном рязанского фабриканта Владимирова.

И тут меня ожидала большая неожиданность! Оказалось, что ни о каком Владимирове Ежецкие никогда не слыхали.

– Не ездил Петр в Рязань ни по каким торговым делам! К торговле он касательства не имеет, – огорошил меня Михаил Петрович. – Бывает дома он, конечно. Но все больше в Москве.

– Петруша наш – студент Императорского технического училища[6 - Ныне Московский государственный технический университет имени Н. Э. Баумана.]! – с гордостью вставила успевшая взять себя в руки Анна Ивановна.

– А не мог ли он позднее самостоятельно посетить Рязань. Ну, заехать к товарищу, к примеру?

– Да если бы у Петеньки был там товарищ, он беспременно рассказал. У него от нас секретов нет. Однако, скоро он должен приехать на каникулы. И ежели вы, господин пристав, имеете желание с ним поговорить, то милости просим.

Как наивны бывают родители в своей слепой вере словам детей!

Получив от супругов клятвенное обещание известить меня о приезде сына, я, ввиду окончания уже присутствия, отправился домой, по пути рассуждая о том, что расследование все ж придется продолжить. Простите великодушно, господин полицмейстер, но угроза вашей карьере уже не довод против этого.

А по утру, когда я еще не успел выпить свою обычную чашку кофе, колокольчик у моего парадного заполошно зазвонил. Не люблю я эти ранние беспокоящие звонки, они редко предвещают что хорошее, уж знаю по опыту.

К несчастию, и на этот раз опыт мой меня не подвел – вести были очень нехороши, а вернее, даже страшны.

Тонко охнув, горничная, испуганно шарахнулась от двери и в гостиную вихрем внесся Пульхров:

– Ваше высокоблагородие, Иван Иванович, собирайтесь без промедления! – с порога замахал он руками. – В доме купцов Платициных, что на Соборной, страх и ужас сотворились!

Прибыв на место, я убедился, что про «страх и ужас» мой помощник не то что не соврал, а даже был несколько сдержан. Такого я не видал никогда!

В сумеречном подвале старого каменного дома у серой с облупившейся штукатуркой стены вповалку лежали четыре тела: пожилой худощавый господин, полная дама средних лет, да двое молодых людей – супруги Платицины и двое их старших сыновей. Лица мужчин были искажены чудовищными гримасами, глаза вылезли из орбит. Скрюченными пальцами самый молодой из них вцепился в плечо своего брата, словно хотел спрятаться за ним. Лицо дамы же было спокойно, лишь выглядело слегка удивленным. И лежала она почти посередь комнаты.

Ужасная сия картина оглашалась страшным истерическим визгом – в просторных подвалах городовые ловили третьего, младшего сына Платициных, Семена. Он явно был не в себе. Что, впрочем, не мешало ему ловко уворачиваться от тщетно пытавшихся скрутить его полицейских.