Полный годичный круг кратких поучений. Том II (апрель – июнь)

III. Молитвами преп. Зосимы да избавит нас Господь от греха осуждения иноческой жизни, которая для всех труждающихся и обремененных на этом бурном море житейского плавания есть самая надежная пристань, подающая истинную отраду и утешение. Аминь. (Составлено с дополнениями по № 13 «Московских Епархиальных Ведомостей» за 1879 г.).

Поучение 2-е. Священномученик Симеон, епископ Персидский

I. В четвертом веке христиане, жившие в Персии, потерпели тяжкое гонение от царя персидского Сапора. Он жестоко угнетал христиан, налагал на них тяжкие подати, грабил и разорял христианские церкви и однажды велел призвать еп. Симеона, человека благочестивого, которого сами язычники уважали за добродетели его.

Сапор стал увещевать Симеона отречься от Христа и поклониться солнцу, как это делалось в Персии, обещая ему за то великие награды; в случае же непослушания грозил истребить всех христиан в своем государстве. Но Симеон решительно отказался исполнить волю царя.

– Почему ты теперь не повинуешься власти моей, если ты до сих пор был верен мне? – спросил царь.

– Пока я мог исполнять повеления твои, не изменяя Богу моему, я во всем был тебе послушен, – отвечал епископ, – но ты требуешь теперь, чтобы я поклонился солнцу; это противно Заповедям Бога моего, и я готов лучше умереть.

Разгневанный царь велел отвести Симеона в темницу и приказал, чтобы все христиане, находившиеся в темницах, были преданы смерти в самый тот день, когда воспоминаются спасительные страдания Господа нашего Иисуса Христа.

В Великий пяток вывели на казнь до ста христиан. Между ними было несколько священников, диаконов и других церковнослужителей. Всех их приказано было казнить пред глазами Симеона, а его самого казнить после всех. Пред казнью один из жрецов громко возгласил: «Если кто из вас хочет остаться жить и поклониться солнцу, тот будет освобожден». Но никто не отозвался на эти слова: все предпочли жизнь бессмертную временной, земной жизни, и с благоговением выслушали увещания св. еп. Симеона, который говорил им о Боге и о Царствии Небесном. Все мужественно скончались; в заключении казнен был и Симеон.

II. Поучителен, братия, ответ священномученика Симеона царю на его приказание поклониться идолам: «Пока я мог исполнять повеления твои, не изменяя Богу, я был тебе послушен, но раз ты требуешь того, что противно Богу, я готов лучше умереть». Итак, даже при языческих государях совместимы были обязанности гражданские и христианские, тем более теперь, при наших христолюбивых императорах, усердно исполняя обязанности гражданина, в то же время надобно со всей ревностью исполнять и обязанности христианина. Об этом и будет наше слово.

Несправедлива та мысль, что служба Царю и отечеству не имеет тесной связи с служением Богу. Так могут думать только те, кои никогда с надлежащим усердием не служили Царю и отечеству; но люди, жертвующие спокойствием, здоровьем и даже жизнью своей, согласятся, что без помощи благочестия никакой общественной обязанности нельзя исполнить, как надобно, – что гражданин, мыслящий и живущий противно Евангелию, при самом успешном прохождении должностей своих, не может тем доставить ни себе чистого удовольствия, ни другим истинной пользы.

а) И во-первых, без благочестия нельзя надлежащим образом исполнить никакой общественной должности.

Конечно, и не имеющие в себе страха Божия люди вместе с прочими обществу служат; но как служат? Истинное служение обществу предполагает в служащем если не совершенное отречение от собственных выгод, то, по крайней мере, решительное предпочтение им общего блага. А люди, неимеющие в себе благочестия, чем побуждаются в отправлении возложенных на них должностей? Своим самолюбием. Что поставляют главной целью своей общественной службы? Личное возвышение или собственную корысть. Какие употребляют средства к скорейшему приобретению того или другого? Большей частью беззаконные, сопряженные со вредом для ближних. Гражданин, не боящийся Бога, служит отечеству, пока надеется получать от него верные выгоды: в противном же случае становится он или явным ему изменником, или скрытым его врагом. Одно христианское благочестие, следовательно, производит истинно усердных ревнителей общего блага. Одно оно, одушевляя гражданина высокой мыслью, что несущий бремя общественной службы есть некоторым образом орудие самого Промысла Божия, управляющего человеческим родом, – одно оно делает его способным ценить общее благо выше своего собственного и трудиться для пользы ближних в надежде будущего за это возмездия. В чьем сердце нет этих возвышенных чувств, внушаемых благочестием, тот не достоин называться сыном отечества, а разве его наемником и рабом.

б) Далее, без благочестия самое успешное прохождение общественных должностей не может принести совершенного удовлетворения гражданину. То самое, в чем неимеющий страха Божия гражданин полагает свое верховное счастье, именно, удовлетворение господствующих в нем страстей – честолюбия и корыстолюбия, это самое служит источником непрестанных для него огорчений и вечных забот. По опыту известно, что всякая новая пища страсти не утоляет ее, а еще более увеличивает свойственный ей мучительный голод. Обладаемый страстями гражданин хотя получает от правительства и содержание, и почести: но может ли он быть довольным, когда некоторые из его сверстников по службе имеют больше его; когда другие, по его мнению, ничего не стоющие, совершенно равняются с ним? Всякая награда за службу, даваемая не ему, уже производит на него неприятное впечатление. Ему хотелось бы вдруг подняться на высоту земного могущества, и поэтому обыкновенный медлительный ход наград, получаемых им, нисколько не веселит его, как далеко не соответствующий его обширным видам и замыслам. Так-то зависть, гордость, подозрительность и нетерпеливость, всегдашние спутницы своекорыстного служения людям, непрестанно тревожат и мучат неимеющего благочестия гражданина, даже при успешном течении его общественной службы. Но что сказать, когда по каким-либо причинам откажут ему в заслуженной награде, заставят его сойти с занимаемой им степени и занять низшее в обществе место? Бесчисленные опыты доказали, что гражданин, у которого в сердце нет страха Божия, во время несчастия падает под бременем отчаяния. Совсем другие, противоположные чувства наполняют сердце того, кто, усердно служа Царю и отечеству, вместе с тем соединяет и ревностное служение Богу. Он всегда доволен тем местом, которое в обществе занимает, при всей неутомимой деятельности своей думает, что еще не заслужил вполне жалуемых ему наград и отличий, не заботится, как бы скорее вознестись на скользкую и опасную в обществе высоту, но успокаивается на средних степенях, как менее подверженных перемене. Если же и ему вместе с другими придется испытать неприятность по службе: то он великодушно примет ее за урок смирения и за случай загладить собственную вину безмолвным терпением. (См. «Собрание слов» священника Делекторского, изд. 1847 г.).

III. Так, слушатели, благочестие необходимо для того, чтоб быть добрым, счастливым и благодетельным гражданином. Будем же помнить всегда, что тот не может быть верным слугой Царя, добрым сыном отечества, кто не есть вместе и усердный сын православной Церкви. Аминь. (Составлено по указанным источникам).

Восемнадцатый день

Преп. Иоанн, ученик прп. Григория Декаполита

I. Св. Иоанн, ныне воспоминаемый Церковью, был учеником св. Григория Декаполита (память коего 20-го ноября). С юных лет он полюбил иноческие подвиги, пришел к Григорию и подвизался под его руководством. Жили св. Иоанн и Григорий в IX веке, во время иконоборческой ереси. Оба они из своего безопасного убежища прибыли в Константинополь, где особенно сильна была ересь, чтобы утверждать верующих в православии. Здесь преп. Григорий скоро скончался, а Иоанн еще подвизался до самой своей кончины, последовавшей в 820 г.

II. Мы видели, братия, что преподобный Иоанн во время гонения на святые иконы со стороны иконоборческого императора Льва Армянина прибыл из своего безопасного уединения в столицу греческой империи, чтобы там утверждать малодушных и сомневавшихся в истинности православного учения о почитании св. икон. Так ясно он сознавал свою нравственную обязанность научать других истине и добродетельной жизни.

Пример преп. Иоанна напоминает и нам, братия, о нашей обязанности участвовать в распространении истины и добра среди наших ближних и всех людей, удалившихся от истины и благочестия.

Как же мы можем участвовать в распространении среди наших ближних света истины и добродетели?

Чтобы распространять между людьми свет, или, иначе сказать, истину и добро, для этого, кажется, мы не знаем более открытых способов, как три следующие: слово, власть, пример. Слово действует убеждением, власть – праведно употребляемым могуществом, пример располагает к подражанию.

а) Если служитель слова скажет вам: будьте благочестивы, человеколюбивы, воздержны, но если его наставления не написаны в книге собственной его жизни, то весь плод поучительного слова может заключиться в ответном слове: врачу, исцелися сам (Лк. 4, 23). Не говорю, чтоб так и должно было: но так всего скорее случиться может. Впрочем, Господь повелевает принимать справедливые и полезные слова и от тех, которых дела словам не соответствуют: вся убо, елика аще рекут вам блюсти, соблюдайте и творите; по делом же их не творите, глаголют бо, и не творят (Мф. 23, 3), – говорит Господь о лицемерных фарисеях.

Но кто творит то, чему поучает, у того дело его и малому слову сообщает великую силу. Свет слова без силы дел есть блеск без жизни, скоро преходящий: свет добрых дел продолжает нередко светить и тогда, когда слово угасло, и за смертью делателя простирает долгую и широкую зарю.

б) Повеления власти во многообразии своем, очевидно, не всегда могут сопровождаться примером повелевающего, который один не может употребить себя во все дела и должности, распределенные по разным степеням и разрядам подчиненности. Но где начальствующие и подчиненные могут идти одним путем, как, например, в истине веры, в добре нравственном, в делах человеколюбия и милосердия: там предшествующий пример власти как сильно, и вместе как приятно увлекает за собой подчиненность! Как вода с высших мест сходит на низшие, не всегда удерживаясь преградами: так нравственный дух высших состояний в обществе чрез подражание переходит в низшие, несмотря на некоторые преграды, поставляемые различием званий. Благочестие и человеколюбие владеющих и начальствующих, как солнце, без усилия сильно распространяет свет свой в круге подвластных.

в) Но пример благочестивой жизни людей, которых состояние подобно не граду, стоящему на верху горы, но, может быть, только хижине под горою, может ли светить своим светом пред человеки? – Почему не так? И малый светильник в хижине увидит блуждающий странник, и пойдет на его свет, и найдет в хижине спасение от холодной ночи или зверя, и успокоится в безопасности, и обрадуется гостеприимству. И скромное доброе дело человека невидного в мире, если одушевлено добрым и святым намерением, есть дело света, которое и действует, как дело света, на видящих, привлекая к добру; и даже, под управлением Провидения, простирает иногда свое действие на неизмеримую даль. Посмотрите на указанную Спасителем вдовицу, которая по избытку благочестивого усердия последние две лепты положила в сокровищницу храма. Какое маленькое доброе дело! Но пред сколькими уже миллионами человеков просветилось оно, и еще будет просвещаться в Евангелии, уча одних делать добро и при малых способах, а других и в малых делах, и в малых людях высоко ценить доброе чувство и святую мысль.

III. Молитвами преп. Иоанна да подаст нам Господь благодатную помощь распространять среди наших ближних истину и добро не только словами, но и примером нашей доброй жизни и властью, если мы к ней призваны. (Составлено по Четьи Минеям и проп. Филарета, митр. Московского, т. IV, изд. 1882 г.).

Девятнадцатый день

Преп. Иоанн Ветхопещерник

I. Прославляемый сегодня св. преп. Иоанн называется Ветхопещерником, потому что спасался в лавре св. преп. Харитона, которая называлась ветхой или древней, как старшая из палестинских обителей. Лавра эта находилась недалеко от Вифлеема по направлению к Мертвому морю. Св. Иоанн из любви к Богу в молодых летах оставил мир и поселился в лавре, где в сане пресвитера достиг высокой степени святости. Жил он в VIII веке.

II. Преп. Иоанн, из любви к Богу оставивший мир, невольно наводит на размышление о том, чем обнаруживается истинная любовь к Богу. Нужно ли для ее обнаружения всем и во всех случаях оставлять мир? Или нельзя ли, и живя в мире, заявить свою нелицемерную и свободную любовь к Богу? Без сомнения можно.

Любовь к Богу, равно как и любовь к человеку, скрыться не может. Она непременно должна иметь свои заметные действия, свои внешние признаки. Какие же это признаки или действия, которыми обнаруживается любовь к Богу?

Признаки, которыми обнаруживается всегда и везде любовь к Богу, многоразличны.

а) К числу таковых признаков принадлежит, прежде всего, молитва, которую можно совершать на всяком месте, тем паче в храме.

Пророк Давид весьма любил Господа Бога. Что ми есть на небеси, – говорил он, – и от Тебе что восхотех на земли? Боже сердца моего и часть моя Боже во век (Пс. 72, 25). Чем же, между прочим, в пророке этом обнаруживалась любовь к Богу? Молитвой. Он сам свидетельствует, что и днем и ночью молитва к Богу была любимым его занятием. Седмерицею днем хвалих Тя, Господи, – пишет Давид в 118-м псалме, да и в другом месте своих псалмов говорит он: в полунощи востах исповедатися имени Твоему, Господи (Пс. 118, 62). Так душа, любящая Бога, и вся и всегда в молитве более или менее напряженной. Как рыба живет в воде и водою, так и душа, любящая Бога, живет в молитве и молитвою. Это происходит оттого, что душа, любящая Бога, беспрестанно стремится, жаждет беседовать с возлюбленным ей Создателем. Поэтому у любящих Бога и вместе молитву бывает искреннее усердие часто посещать храмы Божии и приобщаться святых Христовых таин. Анна Пророчица, любившая Бога, от храма не отхождаше, как повествует Евангелие, но служаше там постом и молитвами день и нощь (Лк. 2, 38). А первенствующие христиане, любившие Бога, еженедельно приобщались Святых Таин Тела и Крови Христовой.

б) Любовь к Богу обнаруживается еще охотой к чтению или слышанию слова Божия, которое также можно читать дома, не покидая для этого мирской жизни. Любящему Бога приятно слышать, что Бог Создатель его говорит, приятно знать, чего Царь небесный желает от людей. А потому таковому человеку сладко углубиться в слово Божие, сладко видеть дела премудрости Божией, сладко слышать глаголы воли Божией. Поэтому и пророк Давид, любивший Бога, любил и слово Божие. Коль сладка, – взывает он, – гортани моему словеса Твоя, Господи! Паче меда и сота (Пс. 117, 103). И недивно, потому что любящий Бога, читая или слушая священное Писание, находит в нем и то, что непрестанно напоминает ему о любимом, сладчайшем ему предмете, о Боге, и то, что развивает, усиливает, воспламеняет радостотворную, душеспасительную любовь к Богу.

в) Кроме того любовь к Богу обнаруживается добродетельной христианской жизнью или, что то же, исполнением воли Божией. И это весьма естественно. Ибо и любящий какого-либо человека обыкновенно исполняет волю любимого человека. Так бывает и в делах любви к Богу. Любящий Бога охотно, с ревностью исполняет волю Божию. Об этом говорит Иисус Христос: имеяй Заповеди Моя и соблюдаяй их, той есть любяй Мя (Ин. 14, 21). Иоанн Богослов предполагает исполнение воли Божией там, где есть несомненная любовь к Богу. Сия есть любы Божия, – говорит наперсник Христов, – да Заповеди Его соблюдаем (1 Ин. 5, 3).

Впрочем, не должно думать, чтобы любящие Бога в настоящей жизни не чувствовали вовсе склонности к злу и никогда не согрешали. Нет, и любящие Бога, доколе живут на земле, подвержены немощам греховным; но они, из любви к Богу, из желания угодить Создателю противятся злым своим склонностям, а если погрешают, то скоро приходят в себя, раскаиваются и обращаются к Богу с испрошением прощения. Таковые люди весьма сильно чувствуют тягость допущенного греха, сильно скорбят о прогневании Господа и с особенным усилием стараются восстановить благодатный сладкий мир с Богом, прерванный грехами. Вспомним об ап. Петре, как он, согрешив, плакал горько. В этом апостоле тогда горько плакала любовь к Богу, почувствовавшая горечь разлуки с Богом и стремившаяся к возобновлению общения с Богом. Как у друзей после разрыва любви нередко бывает возобновление любви с большей силой: так и у любящих Бога, после допущенного ими нарушения закона Божия, любовь к Богу, стремление к Богу и старание жить по закону Божию нередко, при содействии благодати Божией, возрастает, укрепляется и обнаруживается в обильных плодах добродетели.

III. Да дарует нам Господь благодатную помощь, по молитвам преподобного Иоанна Ветхопещерника, обнаруживать свою любовь к Богу всеми силами своей души и мыслью, и словом, и делом. Аминь. (Составлено по «Словам и речам» Иакова, архиепископа Нижегородского, ч. III, изд. 4-е).

Двадцатый день

Поучение 1-е. Преп. Феодор Трихина

I. Ныне ублажаемый преп. Феодор был сын богатых родителей, живших в Царьграде, но не прельстился благами земными, и, оставив мир, подвизался в пустыне, во Фракии. Он не носил иной одежды, кроме грубой власяницы. Прозвание «Трихина» – власяничник – получил от власяницы, которой изнурял свое тело.

Прославляя преп. Феодора, Св. Церковь поет: «Явился еси предивен житием, Феодоре мудре отче, власяными рубы изменив паче царских сокровищ, яже на земли: сего ради небесную одежду восприял еси. Присно моли о нас, преподобне!» (Кондак)

II. Преп. Феодор Трихина, отличавшийся необычайной умеренностью в употреблении одежды, служит живым укором тем христианам, которые чрезмерно заботятся о роскоши в одежде.

а) Посмотрим на происхождение, цель и значение одежды. Возведите мысли ваши к первым дням вселенной, в которые человеческий род заключался в одной чете, только вышедшей из рук Создателя в совершенной чистоте и святости, – вы не найдете там никакого следа одежды. Беста, – говорит книга Бытия, – оба нага, Адам же и жена его, и не стыдястася (Быт. 2, 25). Но вкусили прельщенные лукавым змием от запрещенного плода, и разумеша, яко нази быша (Быт. 3, 7). Вот начало наготы! И сшиста листвие смоковное, и сотвориста себе препоясания (Быт. 3, 7). Вот происхождение одежды!

Итак, что есть одежда наша? Она есть произведение беззакония; она есть слабое средство для кратковременного сохранения осужденного тела от действия стихий, совершающих его казнь; она есть прикрытие нравственного безобразия, соделавшегося естественным; она есть видимый знак человека-преступника; она есть всеобщий и всегдашний траур, наложенный раскаянием, по смерти первобытной непорочности.

Что же делают те, которые с такой заботливостью наперерыв стараются блистать красотой и великолепием? Что же значит эта гордость, с которой имеющий на себе дорогую одежду едва удостаивает взора покрытую рубищем или полураздетую нищету, – эта ненасытимость, с какой некоторые со дня на день умножают свои наряды, это непостоянство, с которым так часто переменяют уборы? Не есть ли это нечто подобное тому, как если бы больной вздумал тщеславиться множеством своих струпов, или если бы раб, принужденный носить оковы, желал иметь их в великом числе и выработанные с разнобразным искусством?

б) Итак, одежды не должны быть роскошны. Правда, Бог некоторым образом освятил то, что есть в одежде простейшего и вместе необходимейшего. И сотвори Господь Бог Адаму и жене его ризы кожаны, и облече их. (Быт. 3, 21). Но чрез это самое вновь осуждается безрассудная заботливость о украшении тела. Если вещество, по наставлению Самого Бога, употребленное для составления одеяния, было кожа: то для чего некоторые или несчастными, или презренными представляют себе тех, которые носят простой лен и грубую волну? Для чего нам неприятно, если не на нас прядет шелковый червь, не для нас земля рождает золото и море жемчуг?

Посмотрите – так премудрость Божия постыжает не только суетные попечения о излишнем, но и о потребном излишние – посмотрите на полевые цветы, как они растут: не прядут и не трудятся, а вы, маловеры, мучите себя по произволу изыскиваемыми заботами о вашем одеянии, как будто Провидение меньше занимается вами, нежели быльем, ныне цветущим, а завтра увядающем, и будто Оно забыло близ вас произвести для вас потребное!

Если вы, смотря на полевые цветы, не обретаете в себе мудрости пчел, дабы собрать с них тонкий, духовный мед; если зрелище природы не приносит вам наставления, которое бы обратилось в вас в силу и жизнь: изберите себе другое, высшее зрелище; возвысьте дух ваш и воззрите, члены тела Христова, на Главу свою и всмотритесь пристально, пристанут ли Ей любимые вами украшения. Какая несообразность! Глава во яслях, на соломе, а члены хотят почивать на своих седалищах и утопать в одрах своих! Глава в уничижении, в нищете, а члены только и помышляют о богатстве и великолепии! Глава орошается кровавым потом, а члены умащаются и обливаются благовониями! Со Главы падают слезы, а члены жемчуг осеняет! Глава в тернии, а члены в розах! Глава багреет от истекшей крови и смертной объемлется бледностью, а члены лукавым искусством дополняют у себя недостаток естественной живости и, думая сами себе дать красоту, в которой природа им отказала, превращают живой образ человеческий в изображение художественное! Глава то в наготе, то в одежде поругания, а члены любят покоиться под серебряным виссоном, под златым руном, или, вместо наготы Распятого, с презрением стыда и скромности, вымышляют себе одежду, которая бы не столько покрывала, как обнажала! Но – да не возглаголаша уста моя дел человеческих (Пс. 16, 4)! Должно опасаться, чтобы не почтено было неблагопристойностью обличение обычаев, которым однако ж последовать неблагопристойностью не почитается.

III. Все это приводит нас к той мысли, что одежды должны быть лишь приличны. Что ж, – спросят, вероятно, люди, более желающие избавиться от обличения, нежели исправить обличаемое, – неужели все должны отвергнуть всякое благолепие и облечься в рубище? – Нет, никто этого не требует. Божественный Учитель наш обличает, а потому и нас обязывает обличать только попечения об одежде и особенно излишние, суетные, пристрастные. О одежди что пече-теся? Есть род и степень благолепия в одеянии, которое назначает не пристрастие, но благоприличие, не суетность, но состояние, не тщеславие, но долг и обязанность. Но попечения без конца, пышность без меры, расточение без цели, ежедневные перемены уборов потому только, что есть люди, которые имеют низость заниматься изобретениями этого рода, и что слишком много таких, которые имеют рабскую низость подражать сим детским изобретениям – невероятная безрассудность! Безрассудность тем более странная и нелепая, что, без сомнения, многие, виновные в ней, признают ее, и однако ж не престают вновь делаться виновными в ней! И пусть бы оставалась она безрассудностью: бедственно то, что ею поражаются и питаются беззакония. Посмотрите, как иногда без внимания проходят мимо нищего, просящего мелкой монеты на хлеб насущный, и тысячи отдают за ненужное украшение. Кто дерзнет сказать, что тут не нарушена любовь к ближнему? Аминь. (Составлено по проповедям Филарета, митр. Московского, т. 1, изд. 1873 г.).