Воин Севера. Сборник остросюжетных рассказов

Черный котел свой забросил на небо,
Веслами вспенили синие воды,
Кнорры Ладброка летящие птицей.
Мчались за нами в кровавых кольчугах
Девы —Валькирии – вестницы битвы.
Молнией жгучей, режущей сумрак,
Одина взор освещал нам дорогу.

Далее певец переключился на себя. И рассказал, какой он достойный и великий воин. Любимец богов и баловень судьбы. Настолько достойный, что не боится носить на груди статуэтку самого Одина, тогда как другие осмеливаются нацепить на себя лишь молоток Тора.

Глаза Тьёвди возбужденно сверкали, когда он вещал слушателям, как под франкским городом Нантом, он нанизывал на меч сразу по восемь врагов. Насиловал за раз по десятку женщин и раньше всех врывался в храмы Белого Бога и, разумеется, первым отыскивал спрятанные монахами сокровища.

Гудрун смотрела на него и непроизвольно сжимала кулаки. Она не слушала его песню. Рыжая оскаленная физиономия расплывалась перед глазами, уступая место жадным языкам пламени и удушливому черному дыму. Нет, она не плакала. Она давно разучилась это делать.

Красноголовый закончил петь, тяжело плюхнулся на скамью и потребовал медовухи. Веселье продолжалось. Захмелевшие нуреги затевали потасовки, лапали рабынь и горланили непристойные песни. Кого-то из девушек ненадолго уводили. Потом они возвращались раскрасневшиеся и уставшие. Её и саму несколько раз утаскивали на сеновал, но Тьёвди так ни разу и не взглянул на неё. Напрасно Гудрун старалась держаться поближе к Красноголовому. Случайно задевала бедром, призывно улыбалась. Единственно чего она добилась, так это то, что рыжий детина звонко шлепнул её пониже спины и приказал принести пива.

Гости гуляли три дня. А на четвертый засобирались в дорогу.

Тьёвди оседлал своего низкорослого конька, махнул на прощание радушным хозяевам и уже собирался уезжать, когда на его стремени повисла Гудрун.

– Купи меня, славный хёвдинг! Прошу тебя!

– Тебя? – удивился викинг. – Тебя что хозяин обижает?

– Нет. Он добрый. Но мне милее ты. Купи! Я буду ласкать тебя день и ночь и доставлю такое наслаждение, которое не сможет подарить другая женщина!

Красноголовый задумался. Как и всякий викинг, он неохотно расставался с деньгами.

– А чем тебя не устраивает Магнус?

– Он простой хускарл, а ты хёвдинг! Ты герой! О тебе ходят легенды! Ты лучший скальд на Севере! Тебя любят боги! Я хочу быть твоей!

На лице Тьёвди появилась довольная ухмылка.

– В этом ты права. Таких, как я, немного. – он повернулся к хозяину. – Эй, Магнус! Продай мне эту девку!

– Три марки серебра! – привычно назвал цену Хромой.

Красноголовый даже хрюкнул от негодования.

– Ты в своем уме, Магнус?! За эти деньги я куплю пять трэлей!

– Она не просто рабыня. Она знахарка и ведунья. Я и так дешево отдаю, по дружбе.

Красноголовый расхохотался и тронул поводья коня.

– Подожди! – быстро зашептала Гудрун. – У меня есть пять марок! Эти деньги твои!

В глазах викинга вспыхнула алчность.

– Откуда у тебя столько?

– Мне иногда платили за любовь. Я копила. Мне не жаль отдать их тебе.

(Не рассказывать же ему, что этой ночью она посетила сокровищницу Хромого…)

Красноголовый наклонился к Гудрун, заглянул в глаза и пообещал свистящим шепотом:

– Если ты обманула меня, я сдеру с тебя живьем шкуру.

Затем он крикнул хозяину:

– Твоя взяла, Магнус! Я хочу эту девку!

Красноголовый усадил Гудрун впереди себя на седло и маленький отряд покинул усадьбу Хромого. На прощание она оглянулась, нашла в толпе провожающих Вятко и прошептала: «Прощай, любимый».

Юноша смотрел ей в след и плакал.

* * *

Голова Тьёвди внезапно закружилась. Он отшвырнул от себя Гудрун и тяжело поднялся с ложа. Схватил глиняный кувшин и надолго припал к нему губами. Довольно фыркнул, уронил кувшин на пол и хрипло расхохотался.

– Ты совсем укатала меня, девочка!

Гудрун, грациозно развалившаяся на медвежьих шкурах, с улыбкой ответила:

– Ты много выпил, милый. А мы ведь только начали.

– Глупая женщина. Я только начал пить. Просто мне давно не попадалась такая резвая кобылка!

В подтверждение своих слов, викинг покачнулся. Удивленно икнул и рухнул обратно на ложе. Глаза Гудрун превратились в узкие щелочки. Ей больше не было нужды притворяться.

– Я хочу спать. – заявил Красноголовый и вдруг услышал:

– Да. Ты уснешь! Уснешь навеки!

А в следующий миг острый клинок вонзился ему под ребра.

Тьёвди заорал от неожиданности и попытался вскочить. Но невидимая тяжесть навалилась на плечи, не давая подняться. С ненавистью глядел он на золотоволосую рабыню, стоящую над ним и презрительно улыбающуюся.

– Тварь! Что ты сделала?!

– Я убила тебя, Тьёвди Красноголовый! Как ты десять лет назад убил моих родителей! Я дала тебе выпить яду и пронзила твою печень кинжалом! Но прежде чем ты умрешь, я хочу, чтобы ты вспомнил безымянную деревушку в Гардарике и маленькую девочку, чью жизнь ты растоптал!

Конечно, он ничего не помнил. За свою жизнь он разграбил десятки таких деревень. Гудрун приблизилась к нему, оскалила зубы и погрозила кулаком. И ей показалось, что в его, подернутых смертью глазах, вспыхнул огонек узнавания.

А потом его тело выгнулось дугой, а на губах запузырилась пена.

Гудрун оделась, подошла к мертвому телу и сорвала с его шеи украшение – золотую статуэтку Одина.