И ночь луной распилит труп,
Закровоточат звезд сосуды.
В последней страсти поутру
Его, не вспомнив, позабудут.
«Везут миры златую пряжу…»
Везут миры златую пряжу
На синих осликах тоски.
Певцы серебряные вяжут
Для муз ажурные чулки.
И у страницы белой тоже
Берцовый бешеный изгиб…
Ах, этот мускул, жир и кожа, —
Из-за тебя и я погиб.
«Везут миры златую пряжу…»
О, труп остывшего огня,
Земля!.. На теплую перину,
Как нож, ты вынула меня
И спрячешь вновь, как годы минут.
Шагают ножницы, иду.
Пространство, как бумагу, режут.
Кусаю сочную звезду
Под музыку зубов, под скрежет…
А тут бумажный абажурчик
Луна надвинула, коптя.
Сверлит окно звезда, журчит:
Что лыко строф, – не свяжешь лаптя!..
«Как мастер, буду прям и прост…»
Как мастер, буду прям и прост.
Ногтем луна – часы-вселенную.
Затикали колеса звезд,
За тайным маятником следуют.
Пером не стану в них копаться,
Я слов не выплесну из них.
Чтоб вылез образ сам из пальца,
Чтоб угол рифмы сам возник.
Я всё, что днем берег так скупо,
В ночах ногами размету.
Как дуру, тайну перещупал
И полюбил я наготу.
Да звона строф я сердце вытяну…
О, в нем века… За миг отдам.
Найду и в пламя брошу истину.
Как мастер, буду прост и прям.
«Скажу тебе я вещь простую…»
Скажу тебе я вещь простую,
Которую ты знаешь сам.
Как звезды с месяцем флиртуют,
Как от дыханья их роса…
Куда всю накипь духа вылью,
За самою большой куда?
В горах заката наши крылья,
Там бунта медная руда.
Бурав веков нам был потребен,
Чтоб лава руки подняла.
Комета – маятник на небе,
А на земле зовут: метла.
На север кипарис и тую,
На юг – сосновые леса…
Сказал тебе я вещь простую,
Которую ты знаешь сам.
«Кокон я звезды размотал…»
Кокон я звезды размотал,
Был рад революции гимну.
Как люди за желтый металл
Бульвары осенние гибнут.
Еще в молоке материнском,
Еще в паутине миры.
С барахтаньем звездным и писком
Мрак ясли вселенной раскрыл.
Куда, и откуда, и где?
Часы, и поэмы, и порох
Давно уж известны везде…
Еще что в грядущих просторах?
«Из желтых глыб зажженных окон…»
Из желтых глыб зажженных окон
Дворцы заводов сложены.
Циклопы жили там глубоко
На дне безмолвной старины.