Питомцы апокалипсиса

Вдруг хозяин Маны закричал на нее:

– Посмотри на волосы! – Дарсис вскочил со стула: – Ты вся измазалась.

– Правда? Извини, – Мана растерянно коснулась заляпанных сырным соусом кудряшек. – Я наклонилась, когда Рудо закричала…

Высокий ананси схватил девушку за руку. Мана легко бы вывернулась, если б ее схватил кто угодно другой. Хоть Мистер Фантастик. Но перед Дарсисом ее крепкое тело, ее рефлексы кошки, ее набитые бронзовые кулаки были беззащитны. Глаза Маны потухли.

– Заткнись! – закричал Дарсис, сжимая ее запястье. Мана побледнела. Я побледнел. Юля по-прежнему снимала крем с моего лица и слизывала липкую сладость с пальцев.

– Извини, – повторила Мана. Ее мягкие темные губы дрожали.

– Сказал же: заткнись! – Дарсис замахнулся на подопечную кулаком. Острые аксамитовые шипы мгновенно выросли на костяшках его пальцев. Я прыгнул вдоль стола и перехватил страшную руку.

Я не понимал, что произошло. Догадывался только, что опять напортачил.

Когда Рудо толкнула меня, я запустил – случайно, блин! – сгустком недовольства в Дарсиса. Апатичный мозг пришельца не привык, чтобы в него швыряли ментальными пулями. Реакция – словно на глазах всего улья прихлопнули королеву. В один миг я втиснул внутрь нашего тихого солдата взбешенного Халка.

Красный кастет с шипами на кулаке Дарсиса маячил перед моим носом. Из пор кожи ананси могли выделять какую-то пасту или клей, который превращал свежий аксамит в каменно-твердую оболочку. С этой чудо-лабораторией под кожей пришельцам ни к чему не только портки шить, но и штамповать консервные ножи. Как и кастеты.

Дарсис дернул руку, но я держал крепко. В медово-желтых глазах затанцевали черные угли ярости. Жадная губка в моей голове кинулась впитывать ее обратно. И заражать меня гневом. Мне захотелось кому-нибудь врезать. Так чтобы зубы разбежались по полу.

– Поверь, ты не хочешь ударить Ману, – прорычал я, сам еле сдерживаясь, чтобы не распустить руки.

– Серьезно? – рыкнул еще громче Дарсис. – А как насчет тебя, умник?

Я прислушался к его чувствам, скрытым под колючей проволокой ярости, и опустил голову.

– Ну, что? – потребовал Дарсис, поворачиваясь.

– Хочешь, – ляпнул я ошарашенно.

– Ты сам сказал.

Второй кулак ананси без шипов врезался мне в скулу. Искры высыпались из глаз вместе со злостью. Я распластался на полу.

Дарсис навис надо мной. Я бы мог свалить его подножкой, но тогда привет карцеру. Ананси неприкосновенны. Совсем не тянуло любоваться тесными стенами и ржавой дверью около недели – сколько выдержит Юля без моих чесок.

Носок аксамитовой туфли Дарсиса метнулся к моему носу. Я дернул головой вбок, красная вспышка пронеслась мимо. Подтянул ноги, кувырок назад – и я на корточках. Дарсис медленно пошел на меня. Буря ярости в нем подутихла, черты лица сгладились. Но в глазах все еще плескалось жгуче-желтое пламя, ананси все еще шел на меня. Зачем? Пахнуло смердящей волной черной ненависти. В моем горле встал плотный ком страха. Я попытался сглотнуть, не смог и закашлялся.

Шипованный кулак метнулся мне прямо в глаза и резко замер. Изящная голубая рука перехватила снизу страшную кровавую клешню. Заплатанный комбинезон Юли закрыл от меня гладкий аксамитовый камзол Дарсиса с двумя скрещенными на груди поясами. Дарсис уставился на Юлю, моя хозяйка же повернулась ко мне.

– Стас, – сказала девушка-ананси, – расчешешь волосы?

– Сейчас? – спросил я. Юля вяло пожала плечами, не отпуская руку Дарсиса.

– Ты растрепал их, когда схватил меня, – безразлично бросила девушка.

– Вообще-то я закрыл тебя от нырка Рудо, – пробурчал я, и ткнул себя в липкий нос. – Иначе твое бы лицо вляпалось в крем.

– Крем вкусный, – Юля облизала губы острым фиолетовым язычком. Мое сердце тут же запело любовные серенады этому язычку, а рот выкрикнул: – Уж извини, что помешал! Попрошу Рудо скакнуть на тебя еще раз завтра!

– Сначала переживи сегодня, – сказал ровным голосом Дарсис. – Юлирель, отпусти, чтобы я смог его разделать.

Меня мигом пробил холодный пот. За что этот парень вдруг меня так невзлюбил?

Юля посмотрела на стол:

– Дарсис, ты не доел свою порцию полезных элементов, – сказала моя хозяйка и отпустила клешню. – Только после того, как мы примем дневную порцию и исполним обязанности, нам разрешается играть с людьми.

– Играть? – переспросил я. – Ты оглохла? Он меня убить хочет!

Все еще заслоняя меня от ананси с острой клешней и горящим взглядом медовых глаз, Юля возразила:

– Дарсис сказал: разделать, что значит «подготовить». Так же Стас говорит «разделать поле», когда нужно разметить травяной газон под человеческую игру с мячом.

– Футбол, – только и вставил я, когда ленивый голос Юли спросил:

– Так ведь, Дарсис? Для игры со Стасом сейчас не время? Близится время наших обязанностей.

Парень-ананси опустил взгляд на уродливые шипы кастета, который проболтается на его руке весь день. Шипы саморастворятся черт знает когда. Наверняка, пришельцу еще придется отвечать, зачем их слепил, перед его наставниками в Гарнизоне. Но человеческую кровь на шипах объяснить немного сложнее.

– Играй со своим щенком сама, – сказал Дарсис и отвернулся.

Все случилось чертовски быстро. Глазом не успел моргнуть. Вся столовая таращилась на нас. Даже круглые ребята побросали свои хот-доги.

Маленькие комариные укусы чужого любопытства покалывали мою кожу. И мозг.

Я крикнул: Сорри! Разборки закончились, занимайтесь своими делами, нечего глазеть. А то пицца остынет.

Веснушка-Никсия, рыжая девушка, с пяток до самой макушки исцелованная солнцем, спросила:

– Вы что, подрались из-за Юлирель? У вас типа любовный треугольник?

Все вокруг заулыбались.

– Типа квадрат, – сказал кто-то, указывая в спину Маны, девушка спешила вслед за Дарсисом из столовой.

– Не угадали – типа овал, – бросил я. На меня недоуменно уставились. – Значит, ноль углов, болваныши.

Я взял Юлю за руку, собираясь тоже смыться. Но холодный резкий голос приморозил меня к полу:

– Что здесь происходит?

Стремительно, как бабочки к последнему неопыленному цветку, гешвистеры понеслись к выходу. Остались только глаза, шафрановые, с красными прожилками, эти узкие щелки уставились на меня с шестидесяти-, или восьмидесяти-, или столетней, или с любой другой возрастной верхотуры, до которой я смогу добраться разве что сморщенным облыселым трупом. Красные аксамитовые одежды со «змеиной» фактурой взметнулись, и старый ананси мгновенно пересек двадцать метров от порога до фабрикоида, которого я с Маной закидал пиццей с роллами. Вот он, архонт Гертен, член Совета Правления Анансией, достойнейший ее житель, один из руководителей Научно-испытательного центра, куратор программы «Гешвистер». Званий много, суть одна – похититель детей.

– Архонт, – поклонилась Юля. Я молчал.

– Юлирель, – кивнул статный старик и сковырнул длинным синим пальцем жареный анчоус от пиццы со лба фабрикоида. – Вероятность такого поведения подопечных людей рассматривалась, но из-за ее незначительных ноля целых семи десятых процента защиту от нее не учли в программировании обслуги.