Три девушки и одна под кроватью

Три девушки и одна под кроватью
Григорий Жадько

Годы и расстояния. 1912 год. Поезд из Санкт Петербурга на финский залив. Молодой инженер следует на Сестрорецкий оружейный завод по делам службы. В соседнем купе оказывается прелестная попутчица. Она замужем, работает учительницей в церковно приходской школе. Проказы тетушки судьбы, готовят им много необычного.

Три девушки и одна под кроватью

Григорий Жадько

© Григорий Жадько, 2024

ISBN 978-5-0062-5406-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Три девушки и одна под кроватью

Спасибо от автора, за интерес к книге

Прелестная попутчица

Через семь лет после окончания Борисоглебской гимназии, я по служебной надобности отправился из Петербурга в Сестрорецк. Здание нового вокзала Приморской железной дороги еще не было готово. Верхнее строение пути, довели до угла Флюгова переулка и Большого Сампсониевского проспекта.

Вечерело. Подачу поезда задерживали. Петербург в июле 1912 года изнывал от жары: кирпичные многоэтажные громады, каменные мостовые и тротуары были раскалены, а воздух насыщен пылью, копотью и смрадом. Мое внимание привлек тучный господин, в бесформенном одеянии, больше похожем на женский ночной капот. Он постоянно доставал из полосатых брюк часы-луковицу, смотрел на золоченые стрелки и, не обращаясь ни к кому конкретно, тяжело вздыхал:

– Безобразие! Это просто какое-то безобразие!

Вот он в очередной раз, с брюзгливо печальным лицом, проделал знакомую операцию, утер платком красное потное лицо и тут… О! Чудо! Состав, наконец, подали. Паровоз был не новый, но хорошо вымытый, блестящий, производства шведской фирмы «Motala». К нему были прицеплены несколько санитарных вагонов с красными большими крестами и белыми занавесками на окнах и отсчет начинался после них. Уставшие от ожидания пассажиры, дружно кинулись занимать свои места.

У меня был билет в шестой вагон. В него выстроились около пятнадцати человек. Я неспешно проследовал и встал в конец очереди. При этом невольно отметил, стоящую в середине, миловидную молодую женщину темные волосы собранные в прическу задерживали взгляд. На ней было серое платье из шелкового крепа с умеренным блеском. Ткань мягко облегала ее стройную фигуру, струилась вспыхивающими складками, а плечи и верхняя половина тела, были прикрыты, короткой белой кофточкой разлетайкой. На голове незнакомки, чуть набок, крепилась пристегнутая булавками, шляпка из китайской чесучи, а сквозь темные локоны волос проглядывали серьги из зеленого агата. Хотя лицо ее, мне было видно только отчасти, я смог уловить, что тонкие губы девушки совершенно не улыбались, хотя глаза, на удивление, смотрели на мир восторженно и радостно.

В этот момент я заметил как, она скользнула взглядом по очереди, на долю секунды остановилась на мне и тут же отвернулась. Это было так быстро и неуловимо, что вполне можно было принять за случайность. А может так и было.

Наконец подошла и моя очередь. Кондуктор придирчиво осмотрел предъявленный билет, что-то хмыкнул и я проследовал в вагон. На удивление в купе не было так жарко, как можно было ожидать. Не успел я устроиться и разложить скромный багаж, как ко мне зашел, тот самый, тучный господин, с предложением сыграть в вист. В руках он держал полную колоду – 52 карты и ловко ее тасовал. Я без особого удовольствия проследил за его белыми нежными пальцами. Очевидно эти руки никогда не держали, чего-либо тяжелого, стоящего.

– В эту игру, – попытался урезонить я его, – лучше играть вчетвером!

– Да! Но, а что делать! – попытался оправдываться он. – Нужно как-то убить время!

Я считал себя неплохим игроком. Чтобы им прослыть, следовало уметь запоминать ходы. Главное запомнить 26 карт своих и своего партнера. Я любил это занятие, особенно в дороге, но тут, повинуясь шестому чувству, отказался, сославшись на усталость. От его голоса и внешности исходило что-то неприятное. Он еще долго сидел напротив, сверля меня маленькими рыбьими глазками, видимо ждал, что я передумаю. Это было, в конце концов, невежливо. Я встал, подошел к окну, отвернувшись от него.

«Увы, если люди не понимают!» – в легком расстройстве подумал я. Я был уверен, что он уйдет. – «Да! Так уж меня воспитали! Не могу, порой, сказать прямо или решительно отказать!» К счастью, тучный господин, видимо поняв бестактность своего присутствия, покинул меня, а я решил пройтись по вагону.

Дощатый пол немного поскрипывал, люди разбрелись по своим купе и раскладывались! Кое-где слышался смех и добродушное ворчание. Я уже возвращался, когда неожиданно глаза мои, чисто из праздного любопытства, скользнули в соседнее купе.

К моему удивлению, за тонкой дощатой переборкой, ехала моя незнакомка, которую я приметил при посадке. Это обстоятельство прогнало мою меланхолию. Дверь была приоткрыта и, встретившись взглядом, я учтиво поклонился ей как старой знакомой. Она немного отчужденно кивнула в ответ и засмущалась; руки ее при этом, быстро и нервно стали перебирать замок сумочки, что лежала у нее на коленях. На автомате, я пробежал глазами по ее ногам, обутым в белые сафьяновые полусапожки. Она уловила это, спрятала их под полку и отвернулась к окну. С легким сожалением, в последний раз зафиксировав в сознании ее стройную фигурку, я медленно и неспешно прошествовал к себе.

«Да, хорошо, что не согласился на предложение тучного господина!» – с удовлетворением подумал я. Неясный образ попутчицы и совершенно непонятные флюиды, волновали меня гораздо больше, чем дежурная партия в Вист.

– Ух! – вздохнул я, опускаясь на полку.

Отчего-то мне сделалось так приятно. Скинув туфли и заложив руки за голову, я с удовольствием вытянулся, а губы мои невольно растянулись в улыбке. Сразу вспомнились давнишние встречи в поездах. Они никогда ничем не кончались, но были сами по себе волнительны и трепетны и всегда оставляли послевкусие легкого флирта, женского обаяния, игры слов, блеска глаз и чего-то, чего нельзя передать словами.«Память, память! Как она порой бывает услужлива!» Но зачем о грустном! Все давно в прошлом и подернулось легкой пеленой забывчивости, когда детали скрываются, а остается нечто, что бередит душу.

Тут я вспомнил о газетах, что торчали у меня из кармана. Я неторопливо развернул «Русское слово» и «Новое время», что взял у разносчика на вокзале. В нос ударил запах свежей типографской краски. Я торопливо пробежал заголовки: Мальта – «Итало-турецкая война. С места событий»; Будапешт – «Анти-венгерская демонстрация в Праге»; общество «Русский инвалид» извещает, – новое направление в живописи, после «кубистов»; неуловимый разбойник – «Зелим-хан».

Это все не цепляло, но на третьей странице я задержался:

«ПЕТЕРБУРГЪ (По телефону отъ нашихъ корреспондентовъ).

Сегодня, в склад изданий Острогорского, по Моховой улице, в д. №28, вошли два подростка 13—15 лет и спросили книгу. Управляющая складом г-жа Берникова выдала им книгу и открыла кассу, чтобы разменять деньги. Мальчишки, с криком: «Руки вверх!», бросились на Берникову, повалили ее на пол и стали душить полотенцем. Г-жа Берникова взмолилась и просила оставить ее в живых, взять все, что имеется в кассе. Они забрали около 70-ти рублей, – всю наличность и сбежали».

«Да! В какое страшное время мы живем! – подумал я, поглядывая на однообразный пейзаж за стеклом. – Совсем дети. То ли дело было раньше. Страшно становится. Куда катится мир?!».

Хотя убить время было нечем, я без сожаления перелистнул мир криминала. Но на последней странице я задержался:

КНУТ

«Он снова сделался злобой дня для городовых. Дело в том, что некоторые извозчики и биндюжники, испытанные противники „кнутовой реформы“, – почувствовав ослабление надзора в этом направлении, вновь обзавелись кнутами. По их убеждению, лошадь без кнута, это все равно, что лошадь – без хвоста. Между тем, городовые, отметив такое непослушание, установили бдительный надзор за ослушниками. Напрасно извозчик, заметив городового, старается скрыть пребывание в санях кнута. Городовой – старый волк – его не проведешь. По слухам, старое помещение для склада извозчичьих кнутов заполнено. Того и гляди, что городской управе придется ассигновать сумму на постройку специального дома для склада новых кнутов».

ЭЛЕКТРИЧЕСКАЯ «ВОДКА

«Никола Тесла – тот самый чешско-американский изобретатель, который намерен передавать электрическую энергию без проводов – изобрел электрическую водку. Приготовляется она очень просто – пропусканием тока от батареи через особый подкисленный состав.

На последнем собрании докторов, в лондонском Ментон-Гаузе, трезвенник Томас Барлоу, выступил против обыкновенного алкоголя, в пользу электрической «водки»».

– Забавно! – бросил я в пустоту и отложил их.

Солнце почти скрылось. Редкие строения, дощатые сараи, разгрузочные площадки, пакгаузы – сменились пригородами Петербурга. Но глаза мои ни на чем не задерживались. Они были обращены внутрь. Я весь ушел в слух. Неясные шорохи из соседнего купе тревожили мне душу. Я невольно представлял себе, что буквально в нескольких сантиметрах, за этой тонкой перегородкой, находится девушка, молодая женщина очень приятной наружности и возможно скучает, как и я. Это было нелепо, неправильно и эта мысль не давала мне расслабиться.

Отчаявшись, я встал, прошелся несколько раз по купе ломая пальцы и вновь сел к окну. Проехав семафор и чересполосицу путей, поезд перешел на приморскую С. Петербург-Сестрорецкую железную дорогу. Это была частная железная дорога и по слухам, убыточная. Она соединяла Санкт-Петербург с курортами, расположенными на северном побережье Финского залива. Видимо барышня следовала в один из них. Я вспомнил юность, Тамбовскую губернию, Грязе-Царицынскую железную дорогу, связавшую город с остальным миром, что значительно способствовало развитию Борисоглебска…

И тут, мои воспоминания прервались. Я уловил, как недалеко, возможно даже в соседнем купе, едва слышно хлопнула затворенная дверь. Я даже подумал: не встать ли и посмотреть! Но это было бы бестактным и остался недвижим. И вдруг услышал легкие шаги, которые остановились у моей двери. Несомненно это был цокот женских каблучков. Мое сердце замерло от приятных предчувствий. Но дальше была тишина, долгая и мучительная и, наконец, я услышал едва слышный стук в дверь! Еще не вполне понимая, ощутил шорох юбок и боковым зрением уловил светлое одеяние моей изящной незнакомки, стоявшей в проходе.

– Прошу прощения! – приоткрыла она дверь и слегка смутилась. – К вам можно?!

На лице девушки играл румянец, глаза, окаймленные длинными ресницами трепетали и вся она была закрыта и открыта одновременно. У меня сразу захолонуло в груди.

– К-к-конечно! – подскочил я как на пружинах, чуть не стукнувшись головой о полку.

– Извините! – выдавила она, сильно стесняясь и краска бросилась ей в лицо. – Не могу открыть сельтерскую воду. Вы не поможете?

Я был тороплив и пытался быть излишне галантен. Мне удалось ловко справиться с бутылкой, подцепив крышку краем серебряного перстня. Это был подарок матери на совершеннолетие. «Бедная мама! Знала бы она, для чего я его использую!»

– Пожалуйста, сударыня! – промолвил я чопорно, пытаясь всеми силами, оттянуть момент расставания и сверля ее взглядом.

Только теперь мне удалось рассмотреть свою попутчицу вблизи. Строгий овал лица красиво обрамлялся темными волосами. Они ниспадали ниже плеч, но лоб был открытый, с легкими выбивающимися прядками. Прямой нос, тонкие брови и чувственный рот дополняли картину. Но доминировали на лице глаза. Они были восхитительно нежны и глубоки одновременно. Казалось они были готовы обнять весь мир. Да, барышня без всяких натяжек, была хороша. Как бывают хороши образованные воспитанные девушки не избалованные светом, интрижками и расположением многочисленных кавалеров. Небольшой доход и ранний брак, не позволяет им всецело насладится прелестями жизни и они так и остаются, не полностью оцененными, не раскрытыми, в тени мужа. Обычно они робки, застенчивы и ценят себя невысоко, пребывая в уверенности, что это и есть их удел.

– Здорово у вас получилось! – отметила моя попутчица, все еще смущаясь. – Я такого никогда не видела.

Пользуясь предоставленным случаем, со сдавленным от волнения голосом, я представился: