На живописных холмах Фриоли

– Ты хочешь знать мою историю? Тебе ведь очень интересно, ведь правда! – она подошла ко мне, навеяло дорогими духами. – Хорошо. Я расскажу.

Глава 2. История Сары

Я обычная еврейская девчонка. Проклятая война уничтожила всю нашу еврейскую общину, поэтому я, пройдя курсы сестринского дела, решила сделать все, что можно в моих силах, чтобы помочь фронту. Кстати, если ты так любила Питера и свою страну, что-то тебя я на передовой не наблюдала, – она ухмыльнулась. – Наш госпиталь находился непосредственно около театра боевых действий. Там я встретила его. Господи, как же он был красив. А его руки? Какие красивые были его руки. Я знала, что он был помолвлен, знала, что я не пара ему, но, когда на твоих глазах уходят на тот свет совсем ещё мальчишки, это последнее, о чем ты думаешь. Но тебя же не это интересует. Получив чек, я уехала в Нью-Йорк. Начала гулять, пить, один кабак менялся на другой. Что остановило меня от петли, возможно, спросишь ты? Не поверишь, но это ты.

Когда в кармане осталась последняя стодолларовая купюра, мне попалась заметка – набирали старлеток в небольшое кабаре. Меня без проблем взяли в труппу. По вечерам танцуя, днём я посещала актёрские курсы.

Он был большой, курил сигару, от него пахло виски и потом. Он ложился на меня, пыхтел, через пять минут, отворачивался и храпел. Но он был мне нужен, поэтому я массировала его уродливые толстые ступни, ублажала его, выполняя любую его прихоть. Он знал многих в актёрской среде. Придя на кинопробы на роль второго плана в фильме «Золотые прииски», я была утверждена на роль. Фильм был пустышкой, но меня заметил продюсер, искавший медсестру на роль в фильме о Первой мировой войне. Ничего не напоминает тебе? Играть саму себя оказалось проще простого, – слишком уж сильно сюжет этого фильма перекликался с моей судьбой. Фильм был встречен с восторгом у публики, а я получила признание критиков и общественности. Так начался мой путь к славе. Потом были большие и малые роли. Мой гонорар рос, а с ним и желание вернуть то, что ты забрала у меня.

Повернувшись спиной ко мне, и смотря куда-то вдаль в распахнутое окно, она продолжила:

– Я ведь ждала его тогда, я думала он придёт, он должен был прийти, он должен был, – повторила Сара. – Я хотела показать ему чек и рассказать о предложенной тобой сделке. Рассказать, что за твоей миловидной внешностью скрывается монстр. Но день сменялся ночью, а его все не было. Все не было. Ты приходила часто ко мне по ночам, держа кулёк с плачущим внутри ребёнком. Я протягивала руки, и все исчезало.

Я наняла детектива. Это было так непросто – следить за вашей семьёй. Это стоило мне много денег, Дороти. Раскладывая фотографии вашей семейной жизни, я мечтала стать тобой. Вот ты провожаешь мою дочь в школу; ты целуешь моего Питера в щеку, собирающегося уходить на работу; ухаживаешь за цветами в саду. Я представляла себе, как вы занимаетесь любовью…

Она обернулась ко мне, её взгляд пронизывала ненависть,

– Ты превратилась в мою навязчивую идею. Желание отомстить и разрушить твою жизнь стало целью моей жизни. Я знаю все о тебе: во сколько ты просыпаешься, что ты ешь на завтрак, какую музыку ты любишь. Я могла прийти к тебе раньше, но моя дочь должна гордиться своей матерью, поэтому я ждала, я так долго ждала, – сказала она уставшим голосом. – Я имею дом в Лос-Анжелесе, для Розмарин приготовлена комната, все в розовом цвете, все как она любит. Сегодня ей шестнадцать, дальше ждать не имеет смысла. В мире творится, что-то неладное. В Германии пришли к власти национал – социалисты. В воздухе пахнет войной. Я чувствую её собственной кожей. Тебе этого не понять, ты живёшь в закрытом от людей мире, в созданной тобой скорлупе. Сейчас самое лучшее и безопасное место сейчас – это Америка. Я заберу дочь сегодня же, – она схватила меня за руку. – Никто, слышишь, никто не сможет у меня её больше забрать.

Вдруг мы услышали щелчок от зажигалки.

– Значит, вот, что произошло тогда, Дороти! – в тёмном углу стоял Питер. Тусклый свет от зажигалки освещал его лицо. Он был красив, впрочем, как всегда.

– А что произошло? Что я спасла твоё имя от позора? Или ты реально думал, что сможешь жениться на этой жидовке? Что сохранила для тебя бизнес? Что ждала тебя, все эти проклятые четыре года? Когда ты кувыркался с ней, ты подзабыл, что надел мне кольцо на палец? – я смотрела в его глаза. Вся боль, все моё истерзанное сердце от неразделенной любви к нему выливалось наружу.

– Ты никогда не думала о том, что любишь свои страдания, больше, чем меня? – спросил он меня. Он повернулся к Саре.

– Значит, ждала, говоришь. Сколько дней? Один, два, три? Ненадолго же тебя хватило. Ты сказала тут, что завидуешь ей. Поверь мне, нечему. Вся наша семья – это один сплошной обман. Видимость. Фикция. Я живу с ней, только из-за Розмарин. Ни чувств, ни эмоций я не испытываю уже давно ни к ней, ни к этой жизни. Если бы не Розмарин, петлю давно на шею себе повесил бы я. Мне вообще кажется, что я умер тогда, в Италии. Тело моё живое, а душа осталась там, на живописных холмах Фриоли, – он продолжал.

Глава 3. История Питера

Нас, молодых не обученных юнцов, отправили в самое пекло войны. Разминировать приходилось все: от городов, поселений, дорог, рек. Я любил свою маленькую саперную лопатку, ещё у меня были кирка и топор. Мы часто рыли землянки, «лисьи норы», окопы, которые мы опутывали колючей проволокой. Это было время, когда каждая ямка превращалась в окоп, каждый бугорок – в укрепление, а лопата по важности равнялась винтовке. Я никогда не чувствовал себя настолько живым, как на войне. Обоняние, слух, зрение – все чувства напряжены до предела. Я был, как зверь, который чувствует надвигающуюся опасность. Наверное, я и стал им. Собираясь вечерами с ребятами около костра, смотря на трескавшиеся поленья, я чувствовал эту жизнь всеми фибрами души. Самое ужасное и самое счастливое время в моей жизни. Первым ушёл из нас троих Роберт. Ты ведь никогда не ладила с ним, Дороти, – он обратился ко мне. – Он был славный малый. Близкий друг и верный товарищ, деливший со мной все тяготы военной жизни. Немного неуклюжий, в смешных очках, до одури любивший философа Карла Гюстава Юнга. «У меня есть робкая надежда, что смысл возобладает и победит», – часто говорил он. Я же думаю, в этой никчёмной жизни вообще нет никакого смысла. Потом ушёл Джон. Он был старше нас, опытнее. Я бы сказал, циничнее.

– Мы просто пушечное мясо, ну ладно я, обычный парень, с матерью- одиночкой, но как вы с вашей родословной оказались в этом проклятом месте, – он часто недоумевал, подшучивал над нами. Но мы были не в обиде, слишком уж часто он прикрывал наши шкуры с Робертом в момент опасности. Немцы начали применять ядовитые газы.

Однажды серо-зеленый туман накрыл и наши опорные пункты. К газовой атаке мы оказались совершенно не готовы. Джон корчился от боли, его рвало, из глаз маленькими струйками вытекала кровь. Я выжил, видимо, мой иммунитет оказался сильнее. Так я оказался в госпитале, пришлось соврать тебе о ноге, так было проще. А дальше Вы обе знаете…Три абсолютно несчастных человека: одна страдала от неразделенной любви, вторая – из-за отказа от дочери, а третий – эмоционально сгорел на войне. Сейчас, находящиеся вместе, в заброшенном доме, и не видящие дальнейшего смысла в собственных жизнях. Но их объединяло одно чувство – любовь к Розмарин.

Справка: Немецкие химические компании BASF, «Хехст» и «Байер разработали хлор, который был использован немецкими военными на полях Первой Мировой.

Часть 2. Глава 1. Пети Гальперн.

– Моя жизнь – это сплошной обман. Все ложь! Все! Ненавижу всех! – Розмарин вытирала слезы с лица рукавом платья. Задыхаясь и смотря на икону, она продолжала: – Какая я дура! Какая же я дура! Как же я могла им верить? Я же боготворила их. Мама… самая добрая, самая порядочная оказалась жестокой, эгоистичной особой, которая обманом, подделав документы, завладела отцом и мной. И она даже не мать мне вовсе! Все ее истории про любовь с daddy – все ложь, все обман, – судорожные всхлипы сотрясали ее молодое красивое тело. – Отец – изменщик и лгун! Как он мог, будучи помолвленным, завести роман на стороне? Как?! Моя биологическая мать продала меня, – рыдание взахлеб превратилось в истерику.

Обессиленная, испытывая сильное нервное истощение, она лихорадочно запихивала вещи в саквояж. Открыла шкатулку с драгоценностями, разбила копилку, в которой она хранила валюту разных стран, привозимых ее отцом из-за рубежа. Все содержимое высыпала в сумку, которую выкинула в сад. Осталось дело за малым: украсть документы служанки, которые та хранила в трюмо, а ключ прятала за половиком в комнате.

Посмотрев на икону и перекрестившись, она открыла окно и выпрыгнула. Сильный ветер разгонял волны. Проливной дождь пронизывал всю одежду до нитки. Сняв платье, она зашла в холодную воду реки. Розмарин, плавающая как рыба в воде, легко выплыла на другом берегу, забрала припрятанные за скалой вещи и, добравшись до ближайшей железнодорожной станции «Эрлесфорд», без труда купила билет до Лондона.

Сидя в поезде, она радовалась, что смогла удачно организовать свой побег. Леди Розмарин Сассекс превратилась в Пети Гальперн, восемнадцатилетнюю еврейку, которая ехала на встречу со своими родственниками, проживающими в Италии. Она ехала посмотреть живописные холмы Фриоли.

В Лондоне на железнодорожной станции «Виктория» была огромная толкучка. Разные запахи – от еды до вспотевших тел – смешивались с друг другом, создавая невыносимую духоту в помещении. Встав в очередь и пытаясь предотвратить рвотные позывы, она спросила мужчину, стоящего впереди и вытирающего платком сбегающий по лицу пот:

– Что случилось?

– В интересное время живем. Говорят, война будет скоро. Сами виноваты, не надо было навязывать Германии позорный Версальский договор, – ответил он.

– Что за Версальский договор? Не понимаю, о чем вы.

Он осмотрел ее пристальным взглядом с ног до головы. Худенькая, тоненькая, совсем молоденькая девчушка в элегантном, но в тоже время простом платье смотрела на него пугливыми оленьими глазами из чего собеседник сделал вывод, что леди здесь явно не место.

– А ты откуда, мадемуазель? – смягчившись, он продолжал на ломаном английском, – Германия проиграла, а страны Антанты решили раздеть ее догола. Мало того, что отобрали территории, лишили армии, так еще и репарации огромные заставили выплачивать. Вот поэтому нацисты и пришли к власти. У меня родственники там, говорят, еврейские погромы вовсю идут. Я смотрю, ты одета дорого. И вообще не из нашего люда. Поосторожней будь. Сережки с ушей лучше сними – народ сейчас злой. Я-то сам неместный, русский я, меня барин с собой взял, когда революция в России началась. Я обратно хочу вернуться в матушку-Россию. Только боязно, за шпиона примут, раз я столько лет за границей проживаю. Мне барин-то все новости рассказывает. Держись-ка ты, красавица, лучше за мной.

Справка: С 1935 года важным аспектом в Советском союзе становится защита родины от внешних врагов и происков капиталистических разведчиков. В стране разворачивается настоящая шпиономания.

Получив неожиданную поддержку, Пети почувствовала себя лучше, тошнота стала проходить.

Сидя в купе поезда и поправляя платье, она подумала: «Какой же славный мужик этот русский, и имя у него на ее похоже – Пётр».

Добравшись до Дувра, ей предстояло на пароме пересечь Ла-Манш, затем на составе Fleche d'Or оказаться в столице Франции, затем сесть на паровоз, следующий до Рима. За окном мелькали деревья, стук рельсов укачивал. Крепко прижимая саквояж, она провалилась в сон. В купе вошел полицейский. Она проснулась от резкого толчка в бок.

– Проверка документов! Ваши документы, синьорина? – довольно грубо спросил он.

Пети протянула паспорт.

«Вылитый Муссолини, – подумала она про себя . – Маленькая голова на глиняный ногах и такой же смешной выпирающий вперед подбородок».

– Пети Гальперн, говоришь? – буркнул он своей крепкой челюстью.

Схватив за руку, он потащил её в соседний вагон и с силой втолкнул внутрь. В накуренном купе двое карабинеров играли в карты и рассказывали друг другу довольно пошлые анекдоты:

«Карабинеры моют руки до или после пи-пи. Не то и не другое. Они их моют во время пи-пи». Оба громко заржали в голос.

«Офицеры, поняла Пети, мельком взглянув на серо-зеленые кители, украшенные погонами».

– Кто? Откуда? – не поднимаясь со своего места, спросил военный.

– Пети Гальперн из Хэмпшира.

– С какой целью в Италию едешь? И язык откуда знаешь?

– У меня отец итальянец. А мать – еврейка. К родственникам еду.

– Черт поймешь этих евреев. Ты где-нибудь такое видел, чтобы национальность по матери передавалась, – перелистывая паспорт бурчал полицейский. – Надо бы вещички ее проверить, у жидов денег немерено, – выкидывая все из сумки Пети он продолжал: – Тьфу, одно барахло бабское. Ну делать-то, что с ней будем?

– Не договаривает она что-то. Ты на барахло не смотри, ты на ее дорожную сумку взгляни, на обувь. Дорогой саквояжик-то и инициалы на нем выгравированы. Ты ее на ближайшей станции выкини. Некогда сейчас. Сам знаешь, война скоро, – не отрываясь от игры в карты, сказал другой.

Собирая вещи в сумку, Пети радовалась, что послушалась совета русского и в туалете деньги и драгоценности припрятала в корсет платья.

Выйдя на ближайшей станции, ее охватила паника: «Что я делаю? Куда я еду? Нет у меня никого сроду в Италии. Домой хочу – к отцу, к маме». Слезы предательски начали поступать к горлу.