Генерал

– Узнать бы скорее, с утра бы тронулись в путь.

– Нушу-хала, если желательно с утра отправиться в дорогу, мне нужно, не теряя времени, ехать в село. Оставлю там за себя человека, скажу, что делать, указания дам. Чемодан собрать надо! А рано утром я буду здесь.

– Ты уезжаешь? А кто нам скажет, если позвонят из Баку?

– Скажут сразу, как только что-нибудь выяснят. У них же там круглосуточное дежурство.

Глава восемнадцатая

1

Тяжелораненого Ази Асланова привезли в санчасть бригады. Капитан Смородина удивилась, увидев генерала на носилках – всего несколько часов тому назад она беседовала с Аслановым в штабе бригады и видела, как генерал с адъютантом поехали в бронетранспортере.

И вот – ранен. С трудом переводит дыхание.

Смородина распорядилась подготовить все к операции, и генерала сразу с носилок переложили на хирургический стол.

Уже первый осмотр подтвердил наихудшие опасения. Но бороться за жизнь следовало, и был шанс добиться успеха. Вот крови только много потерял генерал… И нога… Но сначала надо исследовать рану в груди.

– Повязку! Инструменты! Обработать операционное поле! – отдавая распоряжения фельдшерам и сестрам, Смородина старалась не смотреть в лицо генералу.

Смородина знала, что весть о ранении командира бригады разнеслась по подразделениям, произвела тягостное впечатление. Около санчасти собралось много людей, некоторые не прочь заглянуть в операционную, и все ждут, что скажут врачи. По ту сторону дверей ходил взад-вперед подполковник Филатов, оказавшийся после ранения генерала самым старшим офицером в бригаде ему, вероятно, и придется пока принять командование ею.

К палатке санчасти подъехала машина, из нее вышли генерал Черепанов и еще двое старших офицеров: услышав о ранении Асланова, Черепанов захватил с собой хирургов из армейского госпиталя.

Филатов начал было докладывать, но Черепанов махнул рукой:

– Как чувствует себя Асланов?

– Раны очень тяжелые, товарищ генерал. Начальник санчасти приступает к операции.

Вперед выступил приехавший вместе с Черепановым пожилой полковник медицинской службы.

– Давно преступили к операции?

– Только что.

– Пройдите в операционную, полковник, – распорядился Черепанов. – Если Смородина еще не начала, оперируйте вы.

Закончив необходимые приготовления, Смородина хо тела дать наркоз, когда вошли хирурги, и полковник, представившись, сказал:

– Извините, капитан, если вы не возражаете… Оперировать приказано мне… Я хотел бы, чтобы вы ассистировали.

– Я подчиняюсь, товарищ полковник, – сказала Смородина.

Снова начался осмотр.

Наконец, приступили к операции. Черепанов прошел в палату. Генерал лежал на кровати. Наркоз еще не прошел, и он спал. Черепанов сел в ногах. Привычно потянулся за папиросами, но тут же поспешно сунул их в карман.

Тихо вошел Филатов, встал позади Черепанова. Смородина предложила ему табуретку, но Филатов не сел. В палатке стояла такая тишина, что можно было даже различить голоса людей, которые тихонько переговаривались за стеной палатки. Танкистам не терпелось узнать о состоянии командира бригады, но никто ничего утешительного им сказать не мог, и они, хмурые, подавленные, уходили в подразделения.

Смородина неотлучно сидела около генерала.

За неполный месяц на нее обрушилось два удара. Погиб Пронин, теперь при смерти генерал.

Гибель Пронина потрясла ее так, что и до конца жизни ей не опомниться.

Никогда ни о ком она еще в жизни не горевала и не плакала, как по Пронину. Казалось, как она уверила себя, что между ними все кончено. И только когда он погиб, она поняла вдруг, как сильно она его любила. Теперь; уж никто и ничто не заменит ей Николая, и до конца дней будет она жалеть об этой трудной любви, о своей к нему беспощадности.

Пронина разорвало на куски, его останки едва собрали в ящик, и Лена не смогла даже взглянуть в последний раз ему в лицо. Лицо, говорят, осталось нетронутым…

Генерал как заснул во время операции, так за всю ночь и не просыпался. Смородина дежурила возле него до утра. Тут ее должны были подменить, но чуть свет пришли навестить раненого Черепанов с Филатовым.

Асланов медленно открыл глаза, хотел было повернуться на бок.

– Нельзя, нельзя двигаться, товарищ генерал.

Асланов не видел Черепанова, сидящего в ногах кровати, но увидел Филатова, который стоял.

– Михаил Александрович, что на передовой?

– Все хорошо, Ази Ахадович. Задача выполнена.

Черепанов встал, легонько взял Асланова за руку, лежащую поверх одеяла, – рука Ази была горячей, – сказал ласково:

– Ази Ахадович, ты за людей не тревожься. Задача действительно выполнена. Бригада закрепилась за железной дорогой, так что тут все хорошо. Вот одно только плохо – твое ранение… Не ко времени. Но ничего, поправляйся, мы еще повоюем.

Старый генерал видел, как тяжело, с хрипом вздымается грудь раненого, как побледнело от потери крови лицо.

– Евгений Иванович, это вы?

– Я, дорогой, я, узнал? Как ты себя чувствуешь?

– Что я могу сказать… Внутри все пылает. И воды не дают напиться вдоволь, – Ази тяжело сглотнул тягучую слюну.

– Вам нельзя много пить.

Смородина, смочив в воде вату, провела по пересохшим губам Ази.

– Что мне с этого, доктор? Дайте стакан, я хоть на минуту…

Он не договорил. Беспощадная боль заставила его застонать, лицо его вдруг покраснело, на висках крупными каплями выступил пот.

Смородина вытерла ему лицо, поправила под головой подушку.

– Евгений Иванович, – сказал вдруг Асланов. – Я знаю, что не выживу. Врачи всегда скрывают правду. Они думают, я ничего не чувствую, не понимаю. Смерти я не боюсь, рано-поздно мы все умрем, никто не задержится на этом свете, но…

– Врачи ничего от тебя не скрывают… Трудно тебе, больно, но без этого не бывает, Ази. Ты поправишься…