С Университетом он был связан шесть десятилетий – как блестящий студент, молодой ученый, а позднее – как специалист в истории античного мира и Средневековья, блестящий лектор и педагог, преемник своего учителя-академика, передавший его традиции нескольким поколениям уже своих учеников.
В его ученой карьере не было ничего чрезвычайного, ошеломляющего – никаких крутых поворотов. Лекции и семинары со студентами, огромное количество изученных источников античности и Средневековья, множество серьезных научных статей – тех, которые читают очень немногие специалисты, но которые – для этих специалистов – живут очень долго. Ежегодно – научные командировки за границу: Италия, Франция, Германия. А потом – зарубежные экскурсии со студентами в те же страны и любимые города: Париж, Флоренцию, Рим… Экскурсии, во время которых юные путешественники не только перемещались и смотрели, но вслед за своим учителем «вживались» в иные времена, в давние исторические эпохи, ощущали себя словно перенесенными какой-то «машиной времени» в иной мир, в иную, давно утекшую, но оставившую о себе множество удивительных следов жизнь.
К такому восприятию прошлого, к «погружению» в это прошлое профессор Гревс готовил своих студентов еще в Университете, на своих уникальных семинарах. В то время, когда высшая школа строилась на научной содержательности обучения, когда большинство профессоров излагали свой предмет, обращаясь только к уму слушателей и не озабочиваясь проблемами методики, Гревс строит свои курсы по-иному. Эмоциональная составляющая процесса обучения представляется ему ничуть не менее важной, чем интеллектуальная. Преподавание должно строиться на создании впечатления, на возбуждении у слушателя желания «окунуться», «погрузиться» в другую эпоху, в другое общество, оказаться среди других людей – короче, выйти из привычного «круга времени и места».
Кстати, и туризм тогда переживал серьезное «преобразование». Если раньше он чаще сводился к перемещению из страны в страну, из города в город, был проявлением рожденной беспокойством «охоты к перемене мест», то теперь он все больше приобретает познавательный характер. Прикосновение к тому, что хранит память о прошлом, постепенно становится одним из способов познания мира и своего места в нем.
В этом ключе гревсовская методика «прямого контакта», живого соприкосновения с прошлым – бесценна. Нынче такое утверждение может показаться странным – но сто лет назад разработанная профессором Иваном Гревсом методика семинарских занятий и экскурсий была ярким и значительным новаторством.
Но Университет – не единственное место, где ученый пробует свои силы и утверждает свою методику, пропагандирует свою «веру». С 1890 года он преподает на знаменитых «Бестужевских» Высших женских курсах (а с 1905 года возглавляет здесь историко-филологический факультет) и становится одним из самых ярких и любимых студентками – «бестужевками» профессоров; мне еще довелось слышать от некоторых из них пронесенные через всю их жизнь слова восторга и признательности перед Учителем…
Но и двух высших учебных заведений Гревсу мало. И он, яркий ученый-историк и университетский профессор, становится одновременно гимназическим учителем. С самыми знаменитыми, самыми передовыми и престижными частными гимназиями столицы (гимназии Э. Шафе, Л. Таганцевой и Общеобразовательная школа князя Тенишева) связана эта сторона деятельности Гревса.
И.М. Гревс
Его научная деятельность развивалась вполне успешно. И все же главным его призванием, главным делом его жизни было учить. В педагогической деятельности он полностью реализовывал себя, свои научные интересы и достижения; накопление знаний для Гревса было важным не само по себе, а как средство обогащения «педагогического арсенала». Новая методика семинарских занятий и экскурсий была нацелена не только на «погружение» в иную эпоху, в иной мир, но и на пробуждение в каждом гимназисте или студенте творческого начала, фантазии, воображения, способности сопереживания. Семинары Гревса объединяли студентов – потому что делали их не просто свидетелями (хотя и это немало), но соучастниками процесса мышления, процесса рождения новых версий и оценок, новых подходов и новых парадоксов.
А позднее, в 1920-е годы, в послереволюционном Петрограде немолодой уже профессор Гревс, всю жизнь посвятивший изучению Древнего Рима и средневековых городов, подступит к теме города, в котором он жил. Все, чем он занимался раньше, что изучал и понял, что открыл для себя, стало как бы подготовкой к этому «подступу». Семинарии по краеведению, по истории Петербурга, исторические экскурсии по Петрограду (по районам, например по Василеостровскому острову, и по основным городским магистралям, в частности, по Фонтанке), как бы ни казались они в те очень трудные годы оторванными от реальной жизни, оказывались нужными, важными, востребованными. Профессор Гревс, как и его коллеги, старались сохранить, удержать от распыления историческую память, «окунали» живших очень нелегко людей в исторически сложившийся и существовавший, несмотря ни на что, мир Петербурга – во всей его многозначной сложности, противоречивости, во всем его своеобразии. Короче – во всей «целокупности» (термин, введенный Гревсом). А принципы те же: «погружение», «вживание», сопереживание; не только факты, имена, подробности – но «впечатление», эмоциональное восприятие города, его жизни в разные времена, его людей – в оставленных этими временами и людьми следах, иногда еле заметных, почти неразличимых…
Именно Гревс и именно в это время вводит в науку о городе удивительное определение города как личности. Он вообще вводит в науку – в самые различные ее области – новое понимание города как системы, исторически сложившейся «целокупности». Главное – не архитектурные шедевры, не монументы, не ландшафты. Главное – соединение, слияние, взаимодействие и взаимопроникновение всего того, что определяет влияющую на людей, во многом определяющую их жизнь жизненную среду, в которой протекает реальная жизнь реальных людей.
И.М. Гревс с учениками
Город – Гревс это постоянно подчеркивает как самое важное – «насыщенный мир человека», «строящего свое благо трудом – физическим и духовным». И в этом – главный смысл истории любого города. Эта история запечатлена в образе города, в его памятниках и в его памяти о своем прошлом. Гревс говорит о «монументальном городе» – имея в виду не только Петербург и не только монументы как таковые. Его очень интересуют те исторические места, которые хранят память о прошлом, но в число памятников, «монументов» никогда не включались (заметим, что в 1920-е годы, как и раньше, самого понятия «памятник истории» не существовало…)
Гревс много размышляет над тем, что же в городе главное, основное, системообразующее. Какова «доминанта»? И приходит к выводу, что этой доминантой может быть только культура. Многолетнее изучение истории античного и средневекового города приводит его к этой мысли, размышления над историей Петербурга утверждают ее. Город всегда – «плод культуры», арена ее прогресса, место слияния, соединения, синтеза различных культурных потоков и влияний. При этом культура понимается как «мир человека, мир отдельной личности и мир всего общества». «Вещная», материальная, «обстановочная» культура, представленная множеством разнообразных атрибутов, аксессуаров, – лишь одна, хотя важная и неотъемлемая, часть культуры. Другая часть – культура духовная, внутренняя, невесомая и неосязаемая, но именно она одухотворяет город и его людей, формирует его особенности, его непохожесть на другие города, его место и роль в стране и в мире…
Надо признать: научные воззрения Ивага Гревса ныне не «съеживаются» и не теряют в весе, но приобретают еще большую значительность и актуальность. Теория профессора Гревса о «целокупности» города как историко-культурного явления и социальной системы не только не утратила своего значения, но для нынешнего Петербурга приобрела особую актуальность – в этом нас убеждают слишком многие впечатления и подробности сегодняшней петербургской жизни…
К сожалению, и личность Ивана Михайловича Гревса, и его труды как-то «ушли в тень», оказались отодвинутыми на второй план «петербурговедческой сцены»; может быть, потому что Гревс не изучал историю Петербурга как таковую, не отыскивал и не описывал ее деталей и подробностей. А может быть, и потому, что он оказался первым, кто поднял петербурговедение на высоту теоретических обобщений, не размельчая его на отдельные детали, школы или конкретные объекты.
На первый план, на «авансцену» в последние годы вышли прекрасные ученики профессора Гревса – самый яркий среди них Николай Павлович Анциферов. Его книги многократно переиздаются, проводятся «Анциферовские чтения», учреждена и присуждается «Анциферовская премия». Все это прекрасно; но почему не переиздаются труды Гревса, почему нет научных чтений, ему посвященных? Почему профессор Гревс лишь «пристегнут» к «Анциферовской колеснице»? Ведь это тем более несправедливо и по отношению к самому Николаю Анциферову тоже, ведь для него имя Гревса всегда было самым почитаемым, окруженным необыкновенным пиететом. Как, впрочем, и для всех других учеников и последователей Гревса – Эриха Голлербаха, Георгия Лукомского, Ольги Враской и других.
Жаль, что научное наследие профессора Ивана Гревса остается недооцененным. Очень жаль, что сегодня на нас накатил вал мифов и ошибок, связанных с прошлым города, поток наспех, «к дате» сделанных непрофессиональных изданий, телепередач, журнальных публикаций и газетных статей. Жаль – потому что в этом проявляется то, насколько ущербна культура нашего «исторического знания» – знания истории своей страны, своего города. В этой ситуации особенно необходимо вспомнить профессора Гревса и блестящую плеяду его учеников. В их трудах живет его память, со страниц их книг вырастает его привлекательная фигура – ученого и Учителя.
Он умер 16 мая 1941 года – в тот самый день, когда ему исполнился 81. Через 36 дней началась Великая Отечественная война.
Закончим еще одним высазыванием Ивана Михайловича: «Я не сожалею, что преподавание уменьшает число моих исторических трудов – оно дало мне возможность послужить образованию учеников и учениц, множество которых несут работу учителей школьных, а некоторые состоят профессорами высших учебных заведений…»
Правда Николая Белехова
Поэзия Петербурга – понятие трудно-опредляемое. Но мы, петербуржцы, отчетливо это чувствуем…
Художник Ю. Анненков
Четвертого декабря 2004 года возле одного из очень обыкновенных жилых домов в конце улицы Некрасова собралось много людей. В день, когда человеку, в течение двадцати четырех лет (с 1932 по 1956 годы) проживавшему в одной их коммунальных квартир дома, исполнилось бы 100 лет, люди, знавшие его, собрались на открытие посвященной этому человеку мемориальной доски. На ней он назван «выдающимся деятелем охраны и реставрации памятников истории культуры».
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: