Морские титаны

– Я честный человек, ваше сиятельство, и хорошо известен…

– В Сеуте и других подобных местах?.. – резко перебил его граф.

– Ваше сиятельство, – заискивающе возразил индеец, – свет так зол! У кого из нас нет врагов? Можно попасть на галеры его католического величества короля Филиппа Четвертого и все-таки не быть ни вором, ни убийцей.

Дон Фернандо не имел понятия об истории этого человека. Он упомянул о Сеуте наугад, по одному его виду висельника. При неожиданной удаче, которой совершенно не ожидал, он невольно заинтересовался и принял решение продолжать этот странный допрос.

– Кроме воровства и убийства есть проступки, заслуживающие примерного наказания.

– Раб не волен в своих действиях, ваше сиятельство, он обязан повиноваться господину.

– Только в известных пределах, – строго сказал граф, – и господин, не опозорив себя, не может доводить своей власти до того, чтобы приказывать…

– Похищение! Да, вот моя вина! Но что мог сделать я – ничтожный, презренный раб? Сам господин мой был орудием человека, власть которого не знала границ… Девушка была похищена, это правда…

– Вместе с матерью, – глухим голосом перебил дон Фернандо.

Индеец в ужасе поднял голову.

– А! Вы все знаете, ваше сиятельство! – вскричал он задыхающимся голосом.

– И еще многое другое. Что сталось с этими двумя женщинами?

Индеец опустил голову и ничего не ответил.

– Будешь ты говорить, презренный?

– Я не знаю, – нерешительно сказал Каскабель. – Тотчас после похищения я был арестован и перевезен в Сеуту…

– Откуда ты сбежал!

– Нет, ваше сиятельство; некий пожелавший остаться неизвестным доброжелатель снабдил меня средствами, чтобы я мог перебраться в Америку, когда после двух лет мук и страданий губернатор Сеуты велел однажды привести меня к себе и объявил, что я волен дать себя повесить, где хочу.

– И ты не знаешь имени великодушного человека, который выручил тебя?

– Я всегда думал, что это мой прежний господин; быть может, он женился на девушке, которую я помог ему похитить, и потому, больше не опасаясь, что я кому-то что-либо открою, наконец сжалился надо мной.

– Это возможно, хотя и не очень вероятно. Как звали твоего господина?

– Имени его я никогда не знал, ваше сиятельство… впрочем, вам оно наверняка хорошо известно.

– Я хочу удостовериться, что ты не лжешь.

– Ваше сиятельство, с тех пор прошло уже двадцать лет, своим примерным поведением я старался загладить ошибки молодости и забыть о них; память у меня плохая, ум слабеет, я ничего не помню, напрасный труд – расспрашивать меня дальше.

Слова эти были сказаны тоном низкого раболепства и коварной иронии, заставившим молодого человека призадуматься, однако он счел за лучшее промолчать.

– А имя свое ты знаешь? – спросил он.

– Прозвище, по крайней мере, знаю, ваше сиятельство, – меня здесь все называют Каскабелем.

– Что ты умеешь делать?

– Желаете взглянуть на мое искусство, сиятельный граф?

– Да, мне наговорили о тебе столько чудес, что я сам хочу судить о них, раз уж случай привел тебя сюда.

– Каждый живет своим ремеслом, сиятельный граф.

– Что ты хочешь сказать?

– О! Ваше сиятельство так щедры, что я даже и настаивать не буду.

– Я понял. Вот, возьми! – И он бросил унцию, которую индеец подхватил на лету и сунул в карман с довольной улыбкой орангутанга.

– Останетесь довольны мной, ваше сиятельство, – сказал индеец с почтительным поклоном.

Он снял корзины с мула и поставил их на землю, сделав рукой знак, чтобы любопытные, собравшиеся кучкой вокруг него, расступились.

– Отодвиньтесь, сеньоры, – велел он, – освободите мне свободное место, через минуту каждому, кто находится рядом со мной, будет грозить смерть!

Предостережение произвело желаемое действие, особенно благодаря насмешливому тону, свойственному этому странному человеку: обступавшие его люди разом отпрянули на почтительную дистанцию.

Безобразное лицо индейца скривилось в злобной усмешке при виде этой поспешности.

Он нагнулся, снял крышку с одной из корзин и достал оттуда барабан из обожженной формовой земли, с виду напоминающий котел, с отверстием, обтянутым кожей мустанга, длинную дудку из бамбука, имеющую всего три отверстия, и, наконец, большой круглый ящик с железными обручами, просвечивающий насквозь из-за просверленных в нем дыр.

После этих приготовлений индеец опять обратился к присутствующим.

– Сеньоры, – сказал он, но на этот раз серьезным тоном, свидетельствовавшим о важности, которую он приписывал своему предостережению, – именем вашей собственной жизни и веры в благость Божию умоляю вас, дабы не случилось ужасного несчастья, в течение всего моего представления молчать и не шевелиться. Одно слово, малейшее невольное движение – и вас ждет гибель!

– Полно, болтун, – усмехаясь, остановил его дон Фернандо, – не беспокойся, желание твое будет исполнено.

– О! Вы, вельможи, вечно над всем смеетесь, – с горечью произнес индеец.

– Будешь ты начинать или нет?!

– Сейчас, ваше сиятельство… Теперь прошу всех молчать, если не для вас, то для меня – ведь самой большой опасности подвергаюсь я.

Воцарилось полное молчание.

Каскабель вынул изо рта жвачку из коки, которую туземцы постоянно держат за щекой, и тщательно засунул ее за пояс.

Кока – лиана, произрастающая в Южной Америке. Ее листья обрывают и сушат; если же необходимо приготовить их к употреблению, то берут небольшое количество негашеной извести и кусочек пемзы, все вместе скатывают в виде шарика и кладут за щеку. Индейцы уверяют, что кока заставляет их забывать о сне, голоде, жажде, усталости; три, четыре, даже пять дней они могут не пить, не есть, не спать и при этом даже не испытывать утомления.

Во время своего пребывания в Перу, желая удостовериться в истинности такого фантастического, как мне казалось, действия этого растения, я, не колеблясь, на себе несколько раз испытал эти чудотворные свойства коки.

Опыт привел меня к заключению, которое я, впрочем, уже предвидел, что кока, подобно бетелю[1 - Бетель – смесь пряных листьев перца бетель с кусочками семян пальмы арека и небольшим количеством извести. Используется как жвачка, возбуждает нервную систему.] и табаку, который жуют наши матросы и солдаты, является лишь средством для временного облегчения, полезным, даже необходимым отвлечением при долгом тяжелом труде или продолжительном ожидании, но все его действие ограничивается тем, что машинальный процесс постоянного жевания освежает рот и заставляет выделяться слюну. Жуя коку, бетель или табак, человек может целый день оставаться без пищи и питья, даже сна, но по прошествии определенного периода времени даже богатырь не выдержит дольше.