Морские титаны

Пока флибустьерский флот такими смелыми действиями открывал свою великую экспедицию против самого, пожалуй, важного для испанцев города в Америке, в Панаме происходило несколько событий, о которых мы обязаны поведать читателю. Граф дон Фернандо де Кастель-Морено, которому мы во избежание недоразумений вернем его имя в среде Береговых братьев, заканчивал свой завтрак вместе с Тихим Ветерком, Мигелем Баском, Бартелеми и еще несколькими флибустьерами. Усердно наполняя стаканы, собеседники вскоре развеселились и уже принялись говорить все одновременно, не слушая друг друга, когда дверь столовой отворилась и вошел Шелковинка. Паж приблизился к Прекрасному Лорану и что-то сказал ему на ухо. Тотчас же лицо молодого человека совершенно изменилось, он встал и обратился к приятелям:

– Пейте и курите, сколько душе угодно, друзья, но не шумите; мне сейчас доложили о важном посещении, я ухожу.

– Будь спокоен, – ответил Тихий Ветерок за всех, – если твои гости не подойдут слишком близко к этой зале, никто не заподозрит нашего присутствия здесь, ручаюсь тебе головой.

– Очень хорошо.

С этими словами Лоран вышел из столовой и направился к парадной гостиной. Там его ждали двое. Это были дон Хесус Ордоньес и капитан Сандоваль.

– Чего-нибудь освежительного! – приказал Лоран своему пажу и любезно раскланялся с гостями.

Юлиан, или Шелковинка, почти мгновенно вернулся со слугой, который нес за ним поднос со всякого рода угощениями. Поставив его на стол, слуга вместе с пажом по знаку хозяина удалились.

– Сеньоры, – с величайшей вежливостью обратился молодой человек к посетителям, – перед вами на столе табак, сигары, листы бумаги и маиса, огонь в жаровне, в бутылках старый ром и водка, в вазах шербет и мороженое; прошу оказать честь.

– Вы нас смущаете, граф… – начал было дон Хесус.

– И слушать ничего не хочу! – с живостью перебил Прекрасный Лоран. – Прошу вас выбирать по вкусу.

– Вы осыпаете нас милостями, – заметил капитан.

– Разве это не наш старый кастильский обычай, господа? Я, со своей стороны, нахожу его замечательным в том отношении, что каждый чувствует себя свободным и таким образом исчезает всякая принужденность. Стоит вместе выпить и покурить, и холодный этикет сменится полным доверием, а разговор будет вестись откровеннее.

Два гостя поклонились, как бы признавая справедливость приведенного хозяином довода, и без дальних околичностей взяли каждый по мороженому и закурили по настоящей гаванской сигаре. Прекрасный Лоран последовал их примеру и спустя минуту продолжал:

– А теперь, господа, если вам угодно будет сообщить мне, чему я обязан вашим любезным посещением, то я готов слушать.

– Кхм! – прочистил горло дон Хесус и улыбнулся. – Хотя причина действительно очень важная, граф, ее, признаться, чрезвычайно трудно сообщить.

– Полноте! – засмеялся молодой человек. – Испанский язык, благодарение Богу, один из самых богатых в числе многих языков нашей старой Европы; если владеть им как следует, можно сказать все, что хочешь.

– Вы полагаете?

– Убежден в этом.

– Во-первых, граф, – начал капитан, – не позволите ли вы мне задать вам вопрос?

– Хоть десять, если желаете, черт возьми!

– Нет, всего один, но с условием, что вы ответите откровенно.

– Это мой обычай, сеньор, окольные пути ненавистны мне во всем.

– Тогда все отлично. Какого вы мнения, граф, о контрабанде?

– Вы ведь желаете, чтобы я говорил откровенно?

– Разумеется.

– Мы будем очень рады слышать мнение о таком важном предмете человека столь просвещенного, как вы, граф, – прибавил дон Хесус.

– Да, вопрос важный, господа. Если бы мы не были испанцами и находились во Франции, Германии или Англии, где бы то ни было, только не здесь, я ответил бы вам, что нахожу контрабанду преступлением, как кражу у государства без пользы для частных лиц, воображающих, что дешево получают хороший товар, а между тем, по большей части, платят гораздо дороже настоящей стоимости за товар плохой и даже бракованный.

– Да, граф, – возразил дон Хесус, – так вы ответили бы нам во Франции, в Англии или в Голландии, но я замечу вам, что мы испанцы и находимся в Америке.

– В этом случае ответ мой будет совсем не такой, – улыбаясь, сказал хозяин.

– Ага! Посмотрим, каков он! – с живостью вскричали посетители в один голос и придвинулись ближе.

– Испанская Америка, – продолжал молодой человек, – заключает в себе несметные богатства. К несчастью, правительство захватило в свои руки всю торговлю колоний и под страхом строжайшего наказания отстраняет все чужие страны. Это неполитичное запрещение, которое убивает торговлю, так как существует она только свободным обменом товаров между народами, неполитичное запрещение это, повторяю, вызывает в колониях болезненный застой, который по прошествии известного срока повергнет их в нищету, а там уже ничто не будет в состоянии заставить их подняться.

– Это очевидно, – вставил слово капитан Сандоваль.

– Торговля, – продолжал Лоран, – распространяется и процветает только при наличии конкуренции, без нее она гибнет, колонии вынуждены сбывать свои товары одной Испании, которая берет с них несоразмерные налоги и одна пользуется богатствами, приобретенными ею, так сказать, задаром трудами населения, которое она безжалостно разоряет, тяготея над ним всей своей скупостью и жадностью.

– Все это очень справедливо, – опять заметил капитан.

– Торговец, у которого один-единственный покупатель, и то обязательный, должен принимать его условия, какими бы они ни были, чтобы товар не сгнил у него в руках и дабы не подвергнуться разорению. Это, к несчастью, также факт неоспоримый.

– Увы! – откликнулся дон Хесус.

– Все это истинная правда, – прибавил капитан, – но каково же ваше заключение из всего этого, граф?

– Боже мой, господа, заключение очень просто. Вывод из фактов сделать легко: с одной стороны – разорение вследствие несоразмерных налогов и обязательства продавать только в пользу правительства, с другой – контрабанда, поставленная роковым образом в исключительные условия, становится уже не преступлением, а благодеянием, так как, проводимая с большим размахом, она восстанавливает равновесие в торговле, облегчает участь притесненного населения, создает конкуренцию и в известной степени превращает нищету в довольство, отчасти избавляя колонии от страшных поборов правительства.

– Значит, вы не осуждаете контрабанду? – спросил дон Хесус.

– Кажется, я высказался ясно?

– Конечно, граф, – подтвердил капитан, – вы выразились как нельзя яснее.

– Я ответил откровенно, как вы просили.

– И мы от души благодарим вас, граф.

– Боже мой! – вскричал молодой человек с подкупающей искренностью, улыбаясь самым любезным образом. – Кто знает, не защищал ли я свое собственное дело?

– О-о! – с любопытством воскликнул асиендадо[6 - Асиендадо – владелец асиенды (крупного поместья).]. – Что вы хотите этим сказать?

– Ничего, любезный дон Хесус, считайте, что я ничего не говорил.

– Однако…

– Ничего, говорю вам, я сболтнул то, чего говорить не следовало.

Посетители со значением переглянулись. Лоран наблюдал за ними исподтишка, прихлебывая из стакана отличный ром.

– Ей-богу, граф! – вдруг вскричал дон Хесус, прикидываясь откровенным. – Случай так заманчив, что нельзя им не воспользоваться!.. Угодно вам вести дело начистоту?