Капитан флибустьеров

– Ага! – вскричал он вдруг с торжествующим хохотом. – Удача еще не отвернулась от меня! Погляди-ка, приятель, на всех костях по четыре очка.

– Бесспорно это хорошо, – ответил Медвежонок, – но ведь может быть и лучше. Что ты скажешь об этом? – заключил он, сделав бросок.

На всех трех костях было по пяти очков.

– Разорен! – вскричал буканьер, отирая холодный пот с помертвевшего лица.

– Как видишь, – ответил Медвежонок, подняв голову, – ты разорился, но это не все; разве ты забыл, что нам остается сыграть третью партию?

– У меня ровно ничего нет!

– Ошибаешься, у тебя есть еще то, что я хочу выиграть.

– Что же?

– Жизнь твоя! – вскричал капитан голосом, наводящим ужас. – Не воображаешь ли ты, что я вступил в эту смертельную игру с тобой из одного низкого наслаждения отнять золото, которое я презираю? Нет, нет, мне нужна твоя жизнь! Чтоб выиграть ее, я ставлю все твое состояние, которое теперь перешло ко мне, и свою жизнь в придачу. Кто проиграет, пустит себе пулю в лоб тут же на месте, при всех.

Содрогание ужаса пробежало, подобно электрическому току, по рядам Береговых братьев.

– Это безумие, Медвежонок! – вскричал Монбар.

– Брось, брось! – с живостью вмешались несколько флибустьеров.

– Братья, – ответил Медвежонок с бледной улыбкой, – благодарю вас за участие, но я твердо решился. Впрочем, будьте спокойны, я играю наверняка; человек этот заранее осужден; страх уже одолел его, одна гордость еще поддерживает его силы. Я согласен, однако, дать ему последнюю возможность спасти свою жизнь: пусть он публично сознается в своих преступлениях и смиренно попросит у меня прощения. С этим условием я готов простить его.

– Никогда! – вскричал буканьер в порыве неудержимого бешенства. – Твоя жизнь или моя, пусть будет так! Один из нас лишний на земле и должен исчезнуть. Сыграем же эту партию, и будь ты проклят!

Он бросил кости, отвернувшись. Крик ужаса раздался в толпе.

На верхней грани каждой кости было по пяти очков.

– Да, до победы рукой подать, – капитан равнодушно пожал плечами, собирая кости, – но не торопись торжествовать; ты ближе к смерти, чем полагаешь.

– Да играй же наконец! – вскричал буканьер задыхающимся голосом, дико тараща глаза в невыразимой тоске.

– Братья, – заговорил Медвежонок все с тем же полнейшим хладнокровием, – это Суд Божий. Чтоб доказать, что человек этот безвозвратно осужден Божественным правосудием, я не коснусь стакана; один из вас бросит кости вместо меня.

– Не я! – вскричал Монбар. – Не стоит испытывать терпение Всевышнего!

– Ошибаешься, брат; напротив, этим воочию будет доказано Его могущество и правосудие. Бери кости и бросай.

– Клянусь честью, я не сделаю этого!

– Прошу тебя, брат.

Монбар колебался.

– Да бросай же кости, разве ты трусишь? – повторял безотчетно Пальник, съежившись, точно тигр, готовый прыгнуть на добычу, судорожно ухватившись за край стола и с неподвижным, диким взглядом.

Медвежонок почти насильно вложил стакан с игральными костями в руку Монбара.

– Бросай без страха, – сказал он.

– Да простит мне Господь! – пробормотал Монбар и бросил кости, отворачиваясь.

В ту же минуту раздался пронзительный, нечеловеческий крик, чья-то рука внезапно дернула Медвежонка назад, грянул выстрел, и пуля со зловещим свистом засела в одной из балок потолка.

Все это совершилось так быстро, что крик отделяло от выстрела всего лишь одно мгновение.

Когда флибустьеры опомнились от оцепенения, в которое повергло их это неожиданное событие, они увидели буканьера, поваленного на стол и удерживаемого, несмотря на его сопротивление, могучей рукой Прекрасного Лорана; в своих судорожно сжатых пальцах Пальник держал дымящийся пистолет.

Когда упали кости, наверху каждой оказалось по шести очков.

На счастье Медвежонка, двое охраняли его: пленница-испанка, которая храбро дернула его назад, невзирая на риск сделаться жертвой своей преданности, и Прекрасный Лоран, который внимательно следил за малейшим движением буканьера и отвел дуло пистолета Пальника.

Монбар сделал знак, требуя молчания. Воцарилась тишина.

– Вы все были свидетелями того, что произошло, братья, – сказал Монбар.

– Да, да! – закричали флибустьеры в один голос.

– Стало быть, вы признаете вместе со мной, что мы имеем право судить убийцу?

– Разумеется, – ответил за всех Тихий Ветерок, – его надо судить, и немедленно.

– Хорошо, братья; к чему же вы присуждаете этого человека после его гнусного покушения?

– К смерти! – единодушно отозвались присутствующие.

– Таков ваш окончательный приговор?

– Неизменный! – опять вскричали в один голос Береговые братья.

– Так приготовьте лодку, чтобы отвезти его на Акулий утес.

Несколько человек выбежали исполнять приказание.

Напрасно упрашивал Медвежонок, чтобы несчастному по крайней мере дозволено было застрелиться; флибустьеры остались неумолимы.

Через несколько минут крепко связанного Пальника перенесли в лодку, которая удалилась от Пор-Марго, неся на борту караул из десяти флибустьеров с Монбаром во главе, который сам хотел исполнить приговор.

А приговор был ужасен.

Акулий утес, находящийся в открытом море в шести лье от берега, выступал на несколько футов над поверхностью воды, но волны полностью покрывали его во время прилива.

Человека, осужденного неумолимым, но справедливым судом флибустьеров, бросали без оружия и без пищи на этой скале, где он должен был ожидать смерти в жестоких пытках, душевных и телесных.

Вот какая участь предстояла Пальнику.