Записки сестры милосердия. Кавказский фронт. 1914–1918

– О нас забыли, Ткаченко!

– Дайте я сбегаю, узнаю «шо там дилают»?

– Ну, беги…

– Барыня, старший врач просят вас идти туда, там тепло, большой костер горит! – сказал, возвращаясь, Ткаченко. – Всех тяжелых и обмороженных вносят в саклю; большая сакля-то.

Я пошла туда. Около сакли полное оживление; дверь открыта, и оттуда шел свет. Я подошла к дверям и заглянула внутрь. Недалеко от дверей в круглой яме пылал костер, распространяя жар. Сакля была длинная, как сарай, с низким потолком, без окон, только отверстие в потолке для выхода дыма. Половина этого сарая была отгорожена жердями для скота, но теперь там никого не было. На глиняном полу лежала солома, на нее и клали раненых. Три стены этой сакли-землянки были вкопаны в невысокий холм, и только одна стена выходила наружу. От костра и множества людей в сакле стало жарко, хотя дверь не была закрыта.

– Галкин, вы останетесь с тяжело раненными здесь; с вами останется фельдшер. А я возьму легко раненных и поеду в Сарыкамыш. Но непременно выставьте часовых, а то курды вернутся и всех вас перережут. Топлива хватит на ночь? Завтра, как потеплеет, так и выезжайте.

– Топлива хватит, вон какие балки толстые! – сказал Галкин, показывая на балки в потолке.

– Выходите все и занимайте места в двуколках: останутся только слабые да обмороженные.

Неохотно стали выходить опять на мороз. Вышли и мы и сели.

– Ну, все сели? Можно трогаться? – сказал муж.

Мы опять ехали впереди транспорта, но теперь не было ни одной остановки до самого Сарыкамыша.

Только в пять часов утра мы были дома. А в двенадцать часов подпрапорщик Галкин пришел и отрапортовал мужу:

– Транспорт благополучно прибыл и сдали раненых в госпиталь.

– Есть умершие? – спросил муж.

– Никак нет, только обмороженные!

За обедом муж сказал доктору Штровману:

– Ну, с меня довольно, теперь ваша очередь ездить за ранеными.

* * *

Мы отогрелись, отдохнули и забыли о морозе.

– Тина, скоро ведь Рождество! Нужно подумать, что нам выписать из Баку. Давай составим список и сегодня же напишем Яше.

Только мы расположились к составлению списка – пришел рассыльный; принес пакет из штаба армии. Муж прочел и сказал:

– Государь приезжает в Сарыкамыш.

– Вот радость!

– Да! Нужно наводить порядок.

В приказе требовалось, чтобы вдоль следования государя никто бы не сидел на заборах и сказано, что начальники отдельных частей отвечают за порядок в участках расположения этих частей.

Муж потребовал подпрапорщика Галкина, и после совещания с ним началась чистка не только дворов, но и помещений. Солдаты выносили свои сенники, протирали окна, мыли полы и стирали белье. Муж целый день проводил в команде, отдавая приказания, и обо всем советовался с Галкиным. Вечером жена доктора Штровмана пристала к мужу:

– Иван Семенович, разрешите мне хоть из окна смотреть. (Частной публике быть на фронте не полагалось.)

– Хорошо. Только не открывайте его.

– А если я надену форму сестры милосердия, могу я выйти на улицу и смотреть?

– Вы не сестра, и формы у вас нет.

– Я возьму у Тины Дмитриевны!

– Тогда я буду вдвойне отвечать и за жену, которая сделала подлог, и за то, что вам разрешил незаконную вещь. Это все не шутки, а очень серьезные преступления…[7 - Согласно уставу Российского Общества Красного Креста и российскому законодательству начала ХХ в., за незаконное ношение формы сестры милосердия предусматривалось наказание в виде штрафа или ареста до трех месяцев.] – ответил муж.

Глава 3

Но не суждено было мужу увидеть государя! Когда все было уже приготовлено к его приезду, поздно ночью, когда мы уже спали, постучали к нам в дверь, и сонным голосом Гайдамакин сказал: «Ваше высокоблагородие, тут принесли телеграмму».

Муж быстро оделся и вышел в столовую.

– Сколько двуколок требуют? – спросил муж.

«Присылайте все, что можете», – прочел писарь.

– Хорошо, пришлите подпрапорщика Галкина. Гайдамакин, разбуди доктора Штровмана, скажи, что я его прошу прийти сюда немедленно.

Я оделась и вышла к мужу. Он ходил по комнате, засунув обе руки за ременный пояс.

– Ваня! Что случилось? Опять требуют транспорт?

– Да, и опять в Зивин, и опять кабардинцы – это от них. Что-то там случилось…

Пришел Галкин.

– Распорядитесь, чтобы весь транспорт был готов к выступлению, канцелярия тоже. Оставьте больных лошадей и несколько человек для охраны помещений, имущества и кормежки лошадей. Команда пускай пьет чай. Когда все будет готово, доложите мне. Я еду сам тоже с транспортом.

Пришел доктор Штровман – заспанный и недовольный.

– Яков Исакович, мы выступаем за ранеными, требуется весь транспорт. Я еду с вами. Собирайтесь и приходите пить чай. Я думаю, команда будет готова не раньше, чем часа через два.

– Надолго ты уезжаешь? Дать тебе закуски?

– Не больше двух-трех дней. Там кабардинцы нас накормят. Ты положи лучше несколько бутылок коньяку, я их угощу. В окопах это очень ценно.

Наконец выпили по стакану «пустого» чаю и стали одеваться.

– Транспорт готов, – сказал вошедший Галкин.

– Хорошо, я сейчас выхожу.