Баронесса из ОГПУ

– Василий Петрович, с Перовыми не все так однозначно. Для дальнейших действий требуется ваше «добро».

– Какое?

– Разрешите завтра доложить. У меня с Надеждой Перовой намечается предметный разговор. Сложится более полная картина.

– Ладно, завтра, так завтра. Доложишь.

– Докладываю, господин штабс-капитан.

– Послушайте, Суворов, я же просил – без формальностей. Что за штабс-капитан? Не в лейб-гвардии, право. И хватит гарцевать, как на коне.

– Виноват! Многолетняя привычка, Александр Артурович. Исправлюсь.

– Докладывайте уже.

Бывший поручик Василий Суворов, стоя перед руководителем белофашистской группы БРП в Харбине, экс-штабс-капитаном Александром Артуровичем Хольмстом, докладывал о ходе агентурной разработки дамы из Нефтяного синдиката красных. Хольмст слушал, периодически взбивая назад челку со лба и цепляясь к словам. Его почти по-девичьи красивое лицо весьма портил неприятный взгляд светло-голубых глаз. Руки «штабса», которые никогда ни к чему тяжелее рюмки, «нагана» и шашки не прикасались, покоились на столе, демонстрируя Суворову образец ухоженных ногтей на пальцах.

– Мною достоверно установлено, – продолжал поручик, – нашему «объекту» – Зое Казутиной – 23 года. Она имеет трехлетнего сына, дворянка, больше года назад уехала из советской России вместе с матерью по идейным соображениям. Нуждается в деньгах. Работает у красных из-за материальной выгоды. И еще! – через небольшую паузу добавил он: – Казутина приходится двоюродной племянницей покойной баронессе Штерн.

– Казутина? – поигрывая брезгливой ухмылкой на тонких губах, переспросил Хольмст.

– Это ее фамилия по мужу.

– Кто он?

– Комсомольский работник.

– Кто-о?!

– Они не живут вместе. Разошлись по идейным взглядам.

– Черт-те что.

– Господин, э-а… Александр Артурович, думаю, одна-две встречи еще, и я ее полностью перевербую.

– Как-то у вас все скоро получается, с эдаким кавалерийским наскоком. Вам нужно понять, что в нашем деле так нельзя. Не в лейб-гвардии.

– Далось вам, ей-богу…

– Не обижайтесь. Я хочу, чтобы вы не совершили ошибки с этой Казутиной. Как ее девичья фамилия?

– Э-э, не успел уточнить.

– Черт подери! Опять промазали, артиллерист! А говорите, что она родственница баронессы Штерн. Вы не допускаете, что баронесса ей такая же тетя, как Наполеон Бонапарт – вам дядя. А? А что, если она о своей тете и слыхом не слыхивала, впервые узнав о ее существовании от вас? Прежде чем докладывать, надо было все хорошенько проверить. Но и не забывать, конечно, что времени у нас в обрез.

– Так точно, Александр Артурович. Проверю непременно. И напоследок – она мне вчера проговорилась, что собралась к подруге в гости. Я спросил, где живет подруга. Оказалось, что в пригороде, в китайском квартале, где я ее подобрал в первый раз. Я, естественно, предложил подвезти ее. Что меня удивило – она назвала адрес Григория Перова. Получается, она подруга его жены?

– Вы меня спрашиваете? Василий, это не «напоследок», с этого надо было начинать доклад, прежде разобравшись в деталях. А вы мне втираете про баронессу. Штерн умерла, ее уже ни о чем не спросишь. А вот Григория Перова спросить можно. Вы говорили с ним?

– Никак нет-с.

– Ох-х, Суво-оров… – Хольмст откинулся на спинку кресла, прикрыл веки, придавая значимость моменту, и произнес: – Значит, мы поступим так. Слушайте и запоминайте…

– Слушаю, что ты мне хочешь сказать?

– Надя, я скажу тебе то, что говорить не должна. Но я хочу, чтобы ты мне поверила. – Зоя встала, подошла к окну, посмотрела, как во дворе Маруся возилась со своим фланелевым медвежонком Мишкой. Неподалеку, прислонившись к веранде у палисадника, отдыхал ее велосипед. Вернувшись к Наде, Зоя тихо произнесла:

– Я могу тебе помочь. Помочь воссоединить семью.

– Что ты говоришь, Зоя? Как ты поможешь?

– Мне нужно встретиться с Григорием. Но прежде ты должна убедить его сдаться.

– Если Гриша здесь объявится, нас всех арестуют, а его расстреляют прямо в Харбине. Даже в Москву везти не станут. Как ты не понимаешь, он преступник, враг советской власти, враг народа. – Надя опустила голову, прижала ладони к лицу и беззвучно заплакала.

Вчера, разговаривая с Рощиным, Зоя хотела получить «добро» на то, чтобы открыться Наде – кто она есть на самом деле. Обстоятельства способствовали. Но для этого надо было еще раз встретиться с Надей, чтобы убедиться в ее искренности. Все зависело от того, как пойдет разговор. И вот… разговор сложился так, что Зоя была вынуждена без разрешения Рощина открыться Наде. Иначе женщина замкнулась бы и на откровения больше не пошла. Зоя решила рискнуть:

– Надюша, я не из женсовета и говорю с тобой не из чувства дамской солидарности. Прошу тебя побеседовать с ним, потому что так будет лучше для всех. Поверь тому, что говорю. Я приходила к вам не случайно. Я из госбезопасности.

– Откуда?.. А-а… из ОГПУ? Вон оно что?! – Надя убрала ладони от мокрого лица и, все еще подрагивая плечами, гробовым голосом произнесла: – Ты пришла по наши души. Что ж, бери то, за чем пришла. Вот они – мы!..

В это время дверь как назло скрипнула, и в комнату вошла Маруся:

– Тетя Зоя, у меня опять не получается запеленать Мишу, помоги.

– Нет! Не подходи к ней, дочь! – Надя подлетела, схватила на руки Марусю и с такой силой прижала к своей груди, что девочка от испуга уронила медвежонка и заплакала. – Не дам ее! Не да-а-мм! – вновь разрыдалась мать.

Зоя почему-то вспомнила о своем Володьке, посмотрела на залившихся слезами мать и дочь, села на стул и сама горько разревелась.

Когда атмосфера в комнате накалилась до критического состояния, первая пришла в себя Маруся.

– Мама, мне больно, не прижимай так, – сказала она по-детски обиженным голосом.

– Не отдам тебя, Маруся, никому не отдам, – задыхающейся скороговоркой отозвалась мать и, подняв мокрые глаза на Зою, прошипела: – Ты что слезы тут льешь, панихиду еще не заказывали.

– Как ты можешь так говорить, Надя? Я ведь правда помочь пришла. Почему ты мне не веришь?..

– Я не знаю, кому верить. Мне страшно, – усталым, отплакавшимся голосом бросила Надя. Она как стояла спиной к кровати, так и села на нее не глядя. – Страшно…

Дорога от дома Перовых до конспиративной квартиры еще никогда не казалась Зое такой короткой, как в этот раз. Разговор с Надей, который она прокручивала в голове, ничего хорошего не сулил. Ей предстояло доложить Рощину о результатах двух последних – вчерашней и сегодняшней – встреч с Надеждой Перовой. Зоя крутила педали велосипеда и думала о произошедшем, не понимая, как будет выходить из сложившейся ситуации, если Рощин откажется понять мотивы ее поступка.

Василий Петрович, увидев Казутину, сразу почуял неладное, тем не менее спокойным голосом спросил:

– Что-то случилось?

– Может получиться так, что в интересах дела мне придется раскрыться перед Надеждой Перовой – кто я есть на самом деле, – выдохнула Зоя. – Разрешите?..

– Ты отдаешь себе отчет, о чем меня просишь? – коротко спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Что значит открыться? В нашем случае это означает сознательно провалить дело.