Ледяной лес

– О, Тристан! Я вам так благодарна…

Движимый внезапным импульсом, я схватил друга за руку.

– Стой, пойду я.

Тристан заметно удивился, но кивнул в знак согласия. Я тут же бросился стрелой наружу и, не помня себя, помчался по аллее, обрамленной высокими тополями.

Зачем я остановил Тристана? Хотел убедиться, что после нашей беседы про Лес Баэль стал считать меня другом? Или, может, я просто не представлял, как успокоить рыдающую госпожу Капир, оставшись с ней наедине? Единственное, в чем я был уверен в тот момент: у меня получится уговорить Баэля.

На площади Монд я поймал первый попавшийся экипаж. К счастью, адрес Баэля был мне известен, несмотря на то что в гостях у него я так и не побывал. Спустя несколько минут я уже стучал в дверь его дома.

– Баэль! Это я, Коя!

Дверь он открыл почти сразу и хмуро уставился на меня.

– С чем пожаловал?

Я попытался объяснить ему ситуацию, но вышло довольно сумбурно.

– Госпожа Капир… То есть ее муж, маркиз, при смерти. Но он хотел бы напоследок услышать твою игру. Пойдем со мной, умоляю.

Я был уверен, что он согласится. Разве можно отказать умирающему в последнем желании? На его месте я не раздумывал бы ни секунды, тронутый такой просьбой.

Однако холодное лицо Баэля не дрогнуло. Мое воодушевление тут же сошло на нет, и я вдруг осознал, что совершил ужасную ошибку.

– Все аристократы считают музыкантов кем-то вроде своих слуг, которые должны бежать по первому их зову?

Услышав в его голосе презрение, я понял, что совсем не подумал, как Баэль воспримет просьбу госпожи Капир. Он ведь даже незнаком ни с маркизом, ни с его супругой.

– Это не так! Он умирает, понимаешь? Твоя игра может облегчить его страда…

– Мне все равно, умирает он или нет, – перебил меня Антонио. – Меня это не касается. Я не мальчик на побегушках. Никто не смеет мне приказывать, когда и кому играть! Даже ты!

Я смотрел на него и молчал. Почему я решил, что этот человек изменился? Может, сбило с толку то, что несколько дней назад он улыбнулся мне? Как мог я допустить даже мысль о том, что понимаю его? Откуда появилась слепая уверенность, что он наконец признал меня и стал моим другом?

– Я не хотел обидеть тебя… Прости, Баэль…

Только не плакать. Ты не должен показывать слабость, Коя.

Уговоры не помогали. Слезы застилали глаза.

«Самый настоящий плакса», – вдруг вспомнились слова матери.

– Я не считаю тебя мальчиком на побегушках… Но очень прошу, сыграй для маркиза в последний раз. Он прекрасный человек. Ты и сам это поймешь, когда познакомишься с ним.

– Какой же ты идиот! Я уже сказал, что мне все равно! Тем более у меня на носу концерты. Как ты думаешь, кто-нибудь из богатеев захочет отдать огромные деньги за билет, когда узнает, что я безвозмездно сыграл по первому зову какого-то аристократишки? Они все тут же притворятся умирающими, чтобы я сыграл и для них тоже. Я не занимаюсь благотворительностью. Даже если меня попросит сам Мотховен. Я никогда не буду бесплатно играть для людей, которые мне безразличны. Музыка – мой способ выжить, я зарабатываю на жизнь благодаря ей! Ведь я не отпрыск богатого рода, как некоторые! Живешь на всем готовом. Как же ты мне противен! – бросил мне в лицо Баэль и захлопнул дверь.

Я стоял в оцепенении и чувствовал, как по щекам катятся слезы. Его жестокие слова глубоко ранили меня, но зато теперь все стало предельно ясно. Вся неприязнь Баэля, которую я ощущал с самой первой встречи, была связана с моим происхождением.

– Мне так стыдно… Прости меня… За то, что хотел стать твоим истинным ценителем.

– Я так и знал, что ничего не выйдет, – сказал мне Тристан, когда я подъехал к дому маркиза.

Он помог мне выйти из экипажа, и я заметил, что его глаза наполнены тревогой.

– Может, поедешь домой?

– Нет, я не оставлю госпожу Капир.

– Тогда постарайся успокоиться и вытри слезы. Твое состояние еще больше ее расстроит, – сказал он, протягивая мне платок.

Я промокнул глаза. Голова нещадно болела, но я постарался прийти в себя.

Я вернулся в дом один, в дверях столкнулся с госпожой Капир. В поисках поддержки она сжала мою руку, но не проронила ни слова. Было видно, что она держится из последних сил.

Через какое-то время входная дверь распахнулась. На пороге показался Тристан, следом за ним шел Баэль. Я был не в силах смотреть на него – отвел взгляд. Сердце снова заныло от боли.

– Антонио Баэль, это действительно вы. Спасибо, что нашли время и почтили нас своим визитом.

Госпожа Капир бросилась к ним навстречу, и все ее жесты выражали глубокую признательность. Баэль лишь коротко поздоровался, не проявляя каких-либо эмоций, и последовал за ней наверх, в спальню маркиза. Тристан подошел ко мне и предложил пойти с ними. Мы поднялись на второй этаж, в комнату маркиза.

В спальне царил полумрак, и казалось, что все вокруг уже было окутано дыханием смерти.

– Ионас, он пришел. Ты так хотел услышать его…

Госпожа Капир осеклась, но через мгновение снова позвала дрожащим голосом:

– Ионас?

Ответом ей была тишина. Тристан вскрикнул.

Комната закружилась у меня перед глазами, и я оперся плечом о стену, чтобы не упасть. Слезы снова потекли по щекам.

Маркиз был хорошим человеком, как и его супруга. Он любил музыку, восхищался живописью и высоко ценил поэзию. Ионас Капир был настоящим пилигримом города искусств.

Рыдания его супруги разорвали тишину. Тристан подошел к хозяйке дома и молча приобнял за плечи. Я понимал, что ничем не смогу помочь, поэтому тихо развернулся и направился к выходу. Но вдруг объемный звук скрипки заполнил собой все пространство. Я обернулся.

Баэль играл.

Полилась тихая траурная мелодия, по-своему прекрасная. Ужасно, но рыдания госпожи Капир звучали как песня, будто дополняя ее. Вскоре ее плач стал совсем неслышен, но музыка продолжала звучать.

Госпожа Капир подняла голову и внимательно посмотрела на Баэля.

– Когда человек уже не дышит, его слух все еще восприимчив к звукам вокруг, – неожиданно для самого себя пробормотал я, словно произнося траурную речь.

Госпожа Капир подарила мне слабую улыбку, от которой у меня защемило сердце, и слегка кивнула.

Похороны состоялись через несколько дней, тихо, как и хотел маркиз. Известный литератор Элиан Холц прочитал прощальную речь, Иллаис, художник, близкий друг Ионаса Капира, написал посмертный портрет, который поставили рядом с надгробием. Оркестр, появившийся на свет благодаря поддержке маркиза, играл траурный марш.