Затвори за собой поднебесье

– Тысячи извинений, но ты мне позарез нужен, Майк, – залебезил король бензоколонки.

– Отключили городской антисуицидный номер – и ты к первому, кто под рукой! Вроде мое имя не на «А»? – Норовя включить ночник, Майк шарил свободной рукой по стене.

– Мне нужны деньги, – заявил абонент с каким-то новым для Майка подтекстом, будто речь идет о гуманитарной акции.

– Сколько нулей? – уточнил банкир.

– Немного – всего четыре, ten grands*.

– Жидковато что-то… но если не шутишь, завтра утром. – Майк отчаянно соображал, какой ему уготовлен подвох.

– Сейчас, а не завтра, – без всяких церемоний потребовал Олег.

– Не убежден, что смогу в домашнем сейфе наскрести… – засомневался банкир.

– Деньги нужно перевести в Россию, перевести через банк… – обрисовал суть поручения король бензоколонки.

Майк натужно соображал, как отреагировать, почему-то считая, что главная каверза впереди. Но тут, рассмеявшись, молвил:

– Хорошо, что не в Северную Корею и еще лучше – не за аренду Аляски, как ты утверждаешь, подлежавшей возврату русским! Миллиарды одной пени…

– Мне не до шуток, Майк! – возмутился Олег.

– Мне тоже, но боюсь, тебе не помешает психолог…

– Мне не нужен психолог, Майк.

– Тогда приезжай и узнаешь, как проникнуть в банк во внеурочное время. Если поверишь на слово, то легче забраться в архив ЦРУ. Опуская подробности, растолкую главное: без хозяина охранной фирмы – даже не мечтай, секьюрити откроет лишь ему. Теперь подскажи, где его ловить в половине первого ночи. Предположим, он обнаружен, как растормошить? И не рассказывай, что с 8.30 охрана, как и прочие подрядчики, активно лижут нам, работодателям, зад. Ночью в банке устав иной…

– Когда у тебя была проблема, Майк… – перебил Олег. По его голосу казалось, что он вот-вот вытащит скелет из подсобки.

– Я знал, что ты сошлешься на тот случай! – воскликнул банкир. – Ладно, уговорил. Будь у телефона и, смотри, сам не дрыхни!

Год назад Олег буквально за уши вытащил Майка из нешуточного переплета, причем не семейно-бытового, а самого что ни на есть криминального. Таким образом банкир оказался королю бензоколонки по гроб в долгу. Приобретая новый дом, Майк снял со счета умершего клиента сто тысяч, разумеется, на время. Рассчитывал вернуть «заем» через неделю-другую, у кого-то перезаняв. По закону Мерфи, на следующий день явились чуть ли не дюжина наследников с постановлением о разделе наследства. В глазах бешеный блеск, ведь пять лет судились друг с другом, не жалея денег и сил. Наконец вожделенный компромисс достигнут. У Майка были ровно сутки, чтобы, покрыв несанкционированное изъятие, избежать тюрьмы. А о пожизненной отраслевой дисквалификации и упоминать лишнее. Как говорят, к гадалке не ходи.

Олег выручил, конечно, под гарантии, но, по большому счету, несерьезные. Как и обещал, Майк вернул долг через несколько дней, быть может, опустошив еще один «спящий» счет… Заимодавец-спаситель тут же оборвал с ним деловые отношения и перевел счет своей компании в другой банк. Но дружить продолжал, к вящему удовлетворению обоих.

Майк перезвонил через полтора часа: «Давай бенефициара». Часом ранее Олег снесся с детективом и договорился об отсрочке платежа на несколько часов. Как-то прочувствовав весомость намерений, Свистунов напутствовал: «Делайте свое дело, нужные люди задействованы».

Вновь звонок от Майка:

– Деньги там. Переслать платежное поручение?

– Мне не нужно, на этот e-mail. – Олег сообщил электронный адрес Геннадия.

Последний контакт с Геннадием лаконичен – абаканец едва открывает рот, казалось, с головой погрузившись в задачу. Под конец просьба: «Олег, ближайшие три-четыре часа мне не звонить, следите за электронной почтой».

До утра Олег просидел с «корешем из Глазго» и вроде даже не с одним. В сознании: сумбур из советских передовиц и документальных фильмов конца шестидесятых. Но буйствует не многоцветье радуги, а один желтый колер: груженые воробьями грузовики, Великий Кормчий, переплывающий что-то непрозрачное, доменные печи в крестьянских подворьях, хунвейбины, дзаофаны, дацзыбао и прочая смутных времен галиматья.

Почему-то его кольнуло свериться, какова английская транскрипция слова «хунвейбин». Полез в сетевой словарь, но не нашел. Снова щедро плеснул себе и, приподымая стакан, заметил единичку в разделе «Сообщения». По времени получено еще час назад. Как автомат, без особых эмоций открыл. В прикрепленных файлах поначалу полная бессмыслица. Несколько писулек, едва читаемых из-за чудовищного нагромождения ошибок. Поднапряг извилины и вник – донесения абаканских сексотов: «возит партии порошка во Владик, Иркутск, Читу, Китай». Догадался: «Владик» – Владивосток. Какая-то милицейская бумажка для внутреннего пользования с резолюцией «Только наблюдать». Следующие два листа – по-китайски, сплавил вниз. Вновь русский текст с заглавием «Перевод с китайского». Ниже: «Осуждена по статье «Провоз наркотиков в крупном размере». Приговор: высшая мера наказания – расстрел». В конце страницы: «Приговор приведен в исполнение», число, дата, подпись. Спазм ужаса, но, едва отпустило, самоуспокоение: «Видишь, ты не виноват». Между тем, чем продиктовано, неизвестно. Напоследок, уже никак не воспринимая, просмотрел ходатайство российских властей о помиловании, подписанное через неделю после казни…

Отправился в ванную освежиться, когда зазвенел телефон. Отвечать не хочется, но все же вернулся, взял со стола аппарат.

– Алло.

– Господин Левин?

– Слушаю.

– Эшкроу говорит.

– Кто это?

– Эшкроу, «Стандарт Ойл».

– А… – Интонацией смертника, услышавшего о замене «стула» на инъекцию.

– Рад слышать ваш голос, Олег, такой же уверенный и оптимистичный, как всегда…

Дальнейшего не слушал, хотя и держал аппарат у уха. Зато осязал, как наяву: физиономию Хью, показывающего рожки, песочницу, китайца с наганом.

Через какое-то время обнаружил себя в кресле. На душе непроглядная тундра-ночь. Между тем экран компьютера напротив горит хоть бы хны. Встал, чтобы выключить. Приблизился, замечая вершок не просмотренной страницы. Должно быть, пропустил, подавившись коркой приговора. Подумал: «Неужели нужен десерт?». Скорее для порядка нажал на down. Справка из паспортного стола: мать, сестра, свояк переехали из Абакана в Улан-Удэ, их новый адрес. «При чем здесь Монголия? Ах, впрочем, Улан, но не Батор». Еще раз down. Свидетельство о рождении Светланы: отец бурят, мать – русская. Тут же, в самом низу, ходатайство сестры в Минюст Китая разрешить эксгумацию трупа и захоронение останков на родине. Несколько раз диковато сглотнул, попятился спиной назад. Достигнув кресла, опрокинулся в него с грохотом. От трения с паркетом ножки мерзко скрипнули. Вытянул губы в трубочку, будто желая избавиться от некоего бремени, и со столь нелепым ликом застыл. Вскоре весь, целиком, был сродни сосуду, чьи стенки распирает не находящий выхода крик. Спустя полчаса зашарил по журнальному столику, глядя почему-то на удаленный экран. Натолкнулся на бутылку, судорожно схватил. Перелил остаток в стакан, мелкими глотками, как бы через не могу, прикончил. Учащенно задышал, вращая головой. Оказалось, «не сбивая градус», а в поиске чего-то. Увидев телефонную трубку, кинулся к ней. Извлек из памяти номер, отправил набор.

– Доброе утро, rabbi,* беспокоит Олег Левин, – поздоровался нетвердым голосом он.

– Доброе, – робко откликнулся абонемент. Казалось, не узнает звонящего. Но вспомнив наконец, поспешил засвидетельствовать почтение: – Ах да! Очень рад, безмерно…Почему не звоните, ведь вы наш ведущий меценат. Молимся буквально на вас!

– У меня просьба, уважаемый, – перебил божьего слугу Олег.

– Что-то случилось? – забеспокоился раввин.

– Да…– подтвердил Олег, хмуро продолжив: – Нужно прочитать кадиш…*

– Мои соболезнования, господин Левин! Готов немедля прибыть на похороны. Простите, кто усопший? Какое горе…

– Похорон нет и… наверное, и не было…

– Понимаю: утрата столь велика, что не получается выговорить…

– Да нет… Покойная не родственница и скончалась давно, год назад. К тому же не у нас, а в Китае.

– Тогда…– запнулся раввин. – Кадиш здесь неуместен, можно сказать, ни при чем. И осмелюсь спросить: усопшая какой веры?

– Не нашей, но что это меняет? Ведь не о захоронении речь!

– Видите ли, Олег…– как можно деликатнее молвил жрец. – Наш народ сохранил себя, раздвинув жернова истории, лишь потому, что истово следовал заветам Господа. Стало быть…– Раввин замолчал.

Олег поскреб щетину, лихорадочно соображая, что ответить, но на ум ничего не приходило.