Багдад до востребования

Но не успел Шахар и шага ступить, как встревожился: пока он тратит драгоценное, гремящее для его страны набатом время на сущую бессмыслицу, водитель может дать тягу. Какое тебе дело до рождественской елки, подумал он, нарушаешь золотое правило разведки: избегать путанных решений, какие бы дивиденды те не сулили.

Через приоткрытую дверь донеслось:

– Ты что, «Запорожца» никогда не видел? Для вас, буржуев, он, понятное дело, ниже достоинства, но чтобы… – Речь оборвалась.

Шахар с виноватой миной устремился вперед, без всякой подсказки вникнув, что багажник – спереди.

Оказалось, багажник и впрямь забит всякой всячиной, предназначение доброй половины которой Шахар не знал. Но вскоре «грузин-белоручка» елку все-таки пристроил, крону и ветки подогнув. Забросил котомки на переднее кресло и, препроводив девулю на заднее сиденье, уселся рядом.

Приняв на борт двух растревоженных приключением пассажиров, модуль отдал тронулся.

Добрых полчаса троица хранила молчание. Водитель по-прежнему хандрил, ну а незваные гости присматривались. В первые минуты – к навыкам вождения «оператора рычагов», а убедившись в их состоятельности, друг к другу. Властным позывом Шахара подмывало взглянуть на бесконечно милые ямочки, что украдкой он время от времени и делал.

Соседка присматривалась к Шахару по-иному. Она не косилась и, тем более, не обращала взор, а вкушала его присутствие – по-женски неброско, выдавая нежное волнение, промеж двух затертых до блеска костылей…

Рано или поздно та энергия Шахару передалась, и он сконфузился, оробел. Скорее всего, потому, что столь взаимопроникающего чувства, приумножаемого неординарной обстановкой, он прежде не испытывал. При этом отчетливо понимал, что дело не в спасенной им в елке, а в магии притяжения, коей Всевышний по своему капризу одаривает влюбленных, нивелируя извечную сутолоку обстоятельств, религиозные различия, традиции.

В какой-то момент Шахара настигло: почему девулю он ни в автобусе, ни вне его, оказавшись выброшенным на обочину, не приметил? Да, сидел спереди, осмысливая полученную от Черепанова «путевку» в город, о котором до сегодняшнего утра слыхом не слыхивал. Меж тем – хотя бы в силу особой выучки, срабатывающей рефлекторно – не мог каждого входящего не запечатлевать. Чуть позже ему начало казаться, что девуля вошла в автобус через заднюю дверь, ненадолго открытую водителем, но почему тогда они на обочине не пересеклись? Вопрос, так и оставшийся без ответа.

При всем том Шахар то и дело делал усилия сконцентрироваться на задании, обретшем сегодня утром потенциального исполнителя и выбравшемся из чащи гипотез на уже просматриваемую, хоть и извилистую тропу. Но выходило не очень – мешали ямочки, сподобив сознание в суетный, но необыкновенно яркий калейдоскоп.

Тем временем спеленавшая галерку магия притяжения зацепила водителя-калеку, толкущего в душе черную ступу своей беды. Лики трогательной растерянности пассажиров отражались в зеркале заднего обзора, передавались в пространстве модуля и незримо. Сергей Муминов, в недавнем прошлом офицер-афганец, все чаще косился, ловя отражение попутчиков, и мелкими, но уверенными подвижками выбирался из души ненастья. Он уже не помнил, как давно в него вонзились когти приступа, но каким-то уголком сознания понимал: эта пышущая здоровьем, физической красотой и, похоже, на его глазах формируемая пара – тому причина. Его буквально сразил дикий контраст между своим увечьем, распоровшим жизнь надвое, и органичной уверенностью в себе вдруг вынырнувшего из снегопада сверстника, а чуть позже – розовощекой, переполненной соками молодухи. Сергей в одночасье осознал, что все приготовления к Новому году, придававшие последним неделям смысл, – жестокий самообман. Никакого будущего у него нет и быть не может – оно перетекло вот к таким, как пассажир, крепко стоящим на земле парням. Все, что его, некогда бравого офицера, ждет, это – тоскливый «Голубой огонек» и бередящее наутро каждую клетку похмелье. И еще – отчаяние в глазах матери, с каждым новым днем лишь нарастающее: как связать концы с концами в обнищавшей, испускающей дух стране?

Тут Муминов приоткрыл для себя, почему он на призыв голосующего остановился. Ведь в молочной бурде непогоды он его едва заметил и, остановившись, даже сомневался, не померещилось ли ему. Подступала тоска, в последнее время навещающая все чаще и чаще, так что с попутчиком, нечто подтолкнуло, он душу отведет.

Сейчас Муминов ни о чем не жалел. При виде где ерзающих, а где квохчущих про себя голубков его мало-помалу отпустило – набив «шишку», он ею же умиротворился. Вследствие чего решил парочку, сосватанную его драмой, до самого Владимира довезти, греясь у очага их сладостного томления. Пусть впереди холостой пробег двести километров…

– Видать, от холода речь у вас отняло, граждане пассажиры, – прозвучал бодрый голос хозяина авто. – Не тянет даже познакомиться.

Красная девица медленно повернулась к Шахару, уставилась в некоем призыве.

Тот, разобрав в словах Муминова лишь «холод да пассажиры», от двойного обращения смешался. Во взоре девули, помимо неясной ссылки, прочитал и личный посыл: вижу, что нравлюсь, чего в рот воды набрал?

– Таней меня зовут, – взяла на себя инициативу знакомства девуля. Вновь взглянула на соседа с укоризной.

– Очень приятно, а меня – Сергей, – продолжил ритуал автомобилист.

Шахар зашелся в кашле, перелопачивая про себя жалкую ссобойку русских имен, ему известных. Все же сделал выбор:

– Я – Федя.

– Федя? – озадачился автомобилист. – Что-то я Федь среди грузин не встречал…

– Ты жил в Грузия, Сэргей? – Брови Шахара чуть вздернулись.

– Зачем? В моей роте кто только не служил, – пояснил Муминов. – Хватало и грузин.

– Вы военный, Сергей? – поддержала беседу Татьяна, но, как бы опомнившись, что не то брякнула, стушевалась.

– Был, как видите…

Шахар с Татьяной понимающе переглянулись, деликатно потупились. После чего «кустанаец» с негрузинским, оказалось, именем заметил:

– Ты хороший, шофер, Сэргей. Очэнь нормально ездить.

– В молодости на картинге гонял, – обозначил истоки своего мастерства Сергей.

Его манера вождения и впрямь захватывала дух – не столь спортивной сноровкой, как точностью решений. Муминов обгонял, выныривая в единственно верный момент. Кроме того, дорогу, всю в тумане, ощущал, точно на глазах бинокуляры ночного видения.

– Вы, правда, водите машину здорово, – поддержала Шахара Татьяна, передав интонационно приязнь и некрикливое сострадание.

– А кем вы работаете, Таня? – осведомился обласканный попутчиками автомобилист.

– Медсестрой, – ответствовала девуля. – В хирургическом.

– Сразу видно, – чуть подумав, вывел Муминов. – Больше думаете, чем говорите. Я с медициной не понаслышке знаком – в ташкентском госпитале год провалялся. На теле живого места нет. Душманская мина…

Тут, на повороте, застопоренные под креслом костыли повалились на медсестру с изумительными, явно не пластического происхождения ямочками. Таня не успела и рот открыть, как увидела руку соседа, загородившую ее от удара. Сам он в неестественной позе застыл – что-то среднее между дыбой и распятием.

– Да брось, ты их на пол, ради бога! – крикнул водитель, едва завершив поворот. – Не мог сам догадаться? Я тоже, раззява!

Шахар бережно пристроил костыли под ногами, после чего откинулся на сиденье, утихомиривая окончания, взвихренные недавним броском. Смотрел на дорогу, переваривая постигший Татьяну переворот. Ласковый огонек симпатии, будто задули изумление и… страх. Ему казалось – из-за молниеносного, нарушившего идиллию рефлекса, стало быть, некоего отклонения от нормы. Но тут он услышал:

– Спасибо. Вы не поранились?

В ответ Шахар лишь улыбнулся и застенчиво пожал плечами. Повернулся и впервые прямо, не отводя взгляда, смотрел на Татьяну. Слов при этом не подбирал и не силился вникнуть в сказанное – его чаровало ощущение взаимности, уже совершенно очевидное.

Эпизод взывал хотя бы к формальным любезностям, но мысли Шахара разбегались – ему не хотелось попасть с его базовым русским впросак. Так что он вновь улыбнулся, на сей раз – с каким-то грустным оттенком.

Улыбнулась и Татьяна, тоже пролив печаль, а может, некое иносказание. Переключила внимание на окрестности.

– А знаете что: довезу я вас до Владимира. Друг там у меня афганский, навещу! –нежданно-негаданно объявил Сергей. После паузы продолжил. – На бензин только скинемся. Да, Федь?

– На самом деле? Правда? – всколыхнулась Татьяна. – Не знаю даже как благодарить. Только…

– Что? – осторожно поинтересовался автомобилист.

– Денег у меня – одна мелочь. Не думала, что автобус сломается. Растранжирила…

– Что вы на самом деле! Дамы у нас – бесплатно. А у соседа, знаю, завалялось… – успокоил Муминов, сдобрив последнюю фразу хитринкой. Повернувшись к Шахару, сориентировал: – Заправишь полный бак и мы квиты.

По словам «Владимир», «бензин», «деньги» и восторженному лику Татьяны Шахар заключил: водитель объявил пересмотр маршрута. Но, насколько он радикален, тель-авивец строить догадки не стал. Решил уточнить:

– Сэргей, ты едэшь Владымыр?

– Еду-еду… – рассеянно отвечал водитель, всматриваясь в снежную пелену. – Деньги готовь – заправка скоро. Тридцать литров.

Услышав «литры», Шахар понял, что должен оплатить бензин, и это все, что от него требуется. Тут же подтвердил готовность: «Конэчно, Сэргей».