Оценить:
 Рейтинг: 0

Дождь не вечен

Год написания книги
2022
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 ... 13 >>
На страницу:
4 из 13
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Катя потупила глаза в пол.

– Зачем? – встрепенулась Люба, – Тамара Петровна не велела.

– Почему? Все настолько плохо, да? Я теперь похожа на Франкенштейна?

Люба сконфужено переминалась с ноги на ногу, молчала, а потом вылетела из палаты.

«Приехали, ни фамилии своей не знаю, ни как выгляжу теперь не выяснить. Тайна Мадридского двора просто какая-то».

Доступ в коридор девушке был строго воспрещен с объяснением «вы слишком слабы, не хватало нам травм, у вас в палате все есть», телефон и ноутбук воспрещены потому что «плохо влияют на сложную технику вокруг, к тому же зрение напрягают, а оно еще не готово к таким нагрузкам».

Сегодня пробуждаясь, Катя ощущала прилив сил и впервые острую головную боль. В глаз ярко светило солнце, но зажмуриться сил не хватало, так что она просто решила закрыть глаза и обдумать свое положение.

«Черт, дурацкое солнце! И голову как будто ломом проткнули. Ладно, это не первостепенно.»

Зачеркнув еще один день в своем мысленном календаре, девушка осознала: «Я тут три недели и два дня. Речь вернулась почти полностью, иногда забываю сложные слова, но, помню, что ручка называется ручкой, а стена стеной. Семен Федорович проверял – я не путаюсь в порядке действий, помню общеизвестные факты, галлюцинаций и ложных восприятий реальности нет. Я начала ходить, мышцы еще не восстановились, нет достаточного тонуса для длинных прогулок, но медленно могу доковылять уже до туалета. Осталось понять: куда, с кем и зачем дальше ковылять…».

На этой довольно воодушевляющей мысли, Катя распахнула веки, окидывая взглядом палату вокруг. Зрение полноценно восстановилось почти сразу, а пару дней назад она, наконец, ощутила, что к ней вновь вернулось полноценное обоняние. Палату наполнял дурманящий аромат лилий и противный запах больницы. Она всегда его ненавидела, этот специфический горьковатый запах стерильности, хлорки и лекарств.

Не было сомнений, что больница была не из бюджетных. Катя не раз бывала в таких: по семь человек в палате и застиранные простыни еще со второй мировой, на полу дырявый протертый линолеум и хамоватые «няньки», готовые поливать ежедневным пренебрежением любого обратившегося по полису. Здесь все было иначе, как сказала бы Катина мама «дорохо-бохато». Из коридора не воняло минтаем и капустой из столовой, никаких дышащих на ладан тумбочек у постели и общего холодильника на этаж.

Было так чисто, что казалось, коснись любой поверхности скользя, и послышится треск. Даже в лучах струящегося в палату солнца не танцевало ни пылинки.

Просторная комната с кремовыми стенами по правую сторону была почти вся уставлена непонятными Кате аппаратами. Единственным «свободным участком» была незаметная дверь в уборную, в которой был не только персональный только для ее пользования унитаз, но и душевая, вся сантехника была оснащена «примочками» для инвалидов, как в дорогих отелях, разница состояла лишь в том, что все было покрыто матирующей антитравматичной прослойкой.

Левую сторону палаты Катя прозвала «уголок больного»: в центре стояла кровать для пациентки, справа примостилась вместительная и абсолютно пустая тумба из цельного дерева, настолько новая, что в ней не скрипели даже створки. Разыскивая свою заплутавшую «личность», Катя надеялась, открыв ее, обнаружить хоть что-то личное, но ничего «её» в тумбе не нашлось, как и в шкафу для верхней одежды у выхода из палаты или на пустом журнальном столике слева. Столик скорее был интерьером для посетителей, рядом спинкой к окну расположилось глубокое, по виду очень уютное, большое песочного цвета кожаное кресло. В нем явно мог уместиться и даже вздремнуть посетитель любых габаритов. Вот только посетителей все не было. Единственным намеком на личное можно было считать множество напольных ваз, стоявших по углам и у стен, там, где по всему они просто не мешали. Все они были наполнены лилиями: белыми, тигровыми, садовыми всевозможных цветов. Каждый день к послеобеденному перерыву приносили новый сверток с несколькими ветками этих Катиных любимых цветов, заменяя едва подвявших товарищей. Это вселяло в ней уверенность, что кто бы ни был их дарителем, она сразу узнает его при встрече. Он знает ее вкус, знает ее.

Пропуска к зеркалу ей в ее люксовой тюрьме до сих пор не выдали, она силилась рассмотреть отражение в любых доступных поверхностях, но как на зло, все, что окружало, было матовым или цветным, силиконовым и пластиково-одноразовым, вплоть до злосчастного антитравматичного покрытия в уборной. Она, конечно, рассмотрела насколько могла свои конечности, грудь и живот, отметив очевидную и непривычную худобу. Было и несколько незнакомых шрамов под ребрами, на тыльной стороне руки от локтя до подмышки, и россыпь мелких как шрапнель на левой голени. Затылка, спины или своего лица, Катя увидеть не могла, наощупь, никаких фатальных изменений не чувствовалось, оставался страх, что тактильные ощущения вполне могут ее подводить. Эта война за зеркало начала ее порядком раздражать, но ведь по какой-то причине его не выдавали, и Катя леденела от ужаса предвкушения того открытия, что, вероятно, ей предстояло, когда она встретится с собой лицом к лицу.

Невролог дал задание, каждый день пытаться восстановить некий случай из ее жизни в голове до всех мельчайших деталей, что она помнила. Вспоминать, как сказал врач, логику вещей и строить цепочки в голове, восстанавливая память.

«Ладно, допустим сегодня момент аварии. Я действительно тогда здорово поранилась. Я психанула, рванула за кофе через дорогу, рассыпала содержимое сумки и полезла собирать. А дальше? Меня сшибли? Допустим. Что на мне было? Каблуки и платье цвета асфальта. Очень мудрый выбор, ползать по проезжей части вод Питерским ливнем в платье цвета мокрой дороги. Меня ведь кто-то тормошил. Прохожий или водитель? Может, идиот, который меня сбил таки принес меня медикам…или это не он? Я помню голос парня, он вызывал скорую. Ладно, пропустим этот вопрос. Как меня могло так поломать, как утверждают врачи? Я точно была в сознании по крайней мере некоторое время после столкновения, я даже кажется огрызалась на парня, пытавшегося помочь. Нет, уже не помню, что ему говорила, но что-то точно мы обсудили до того, как меня вырубило.»

Теперь она снова злилась, ее раздражало бессилие, неизвестность, собственная глупость и тот нерадивый водитель, эти потерянные незнамо сколько лет, эта неразбериха в которой она не могла осознать и найти свое место. На часах было почти 9 утра, скоро должны были прийти с первым утренним осмотром, а дальше снова день сурка, Семен Федорович со своим допросом, завтрак, Анатолий с опостылевшим музыкальным перерывом, снова Люба и все по кругу. Катя устало вздохнула и смежила веки.

Хотелось курить. Ее очень удивляло, что так долго пробыв в отключке, очнувшись, это единственное, что щекотало сознание больше всего. По понятным причинам сигарет ей никто не давал, но эта мысль постоянно крутилась в ее голове, преследуя ее. За нее она цеплялась, как за единственное, что находила в новой себе от самой себя, посему с некоей любовью не гнала мысль об этом далеко, возвращаясь к ней снова и снова.

«Да…только я могу думать о сигаретах в таком идиотском положении…»

Послышался шум и клацанье двери, Катя притаилась.

«Пусть думают, что я еще сплю, может хоть что-то толком узнаю. А не узнаю, так развлекусь, тут скучно как в могиле. Если повезет, застану бесконечный флирт Анатолия и Любы. Удивительно несгибаемая девушка, мастный ловелас Толик перепробовал уже с десяток клиньев, а она, по ходу единственная со всего отделения ему еще не сдалась. Анатолий же, видимо, действительно с серьезными намерениями и чувствами, но Люба непреклонна. Язва Марина Федоровна, мечтает оказаться на ее месте, но Толян, кажется, уже опробовал невролога и обратно в ее постель не торопится. Свежие медсестры Любу как самую удачливую тоже полощут, когда она не слышит. Жалко девчонку, добрая, отзывчивая, старательная..»

Скрип прорезиненных медсестринских тапок об кафель…и второй поодаль, сестер было двое.

– Может пустим его?

– Нет, пусть сначала хоть эта проснется, мне его и так уже жалко, – сетовал незнакомый голос, – он тут и так почти жил первый год. Ему специально сказали, что она в реанимационном еще, если сейчас его без ведома наших небожителей огорошить и сказать, что она не просто вышла из комы, а почти восстановилась и в своей палате, так мы ни одну процедуру сделать не сможем. Мы ж его не выгоним!

Второй голос тоже был не знаком Кате:

– И за что этой мымре досталось такое счастье? Нет, ну объясни, Свет? Умный, заботливый, богатый, да еще и выглядит как супермодель. А я пашу в три смены, один мужик в семье – сын и тот думает, что папка – космонавт Гагарин, а ведь не последняя, и сиськи и все при мне. А моль эта ущербная в цветах купается, даже пока дохлая лежит, как будто что увидит, пока в коматозе. Предлагала Нинке веники эти по-тихому выносить, продавать, хоть копеечку лишнюю, чтоль их считает тут кто, нет же, честная. Люба эта еще, сучка, накапала Тамаре, так та пересчет теперь ведет, сколько прибыло-убыло, как в банке. Дура тоже, все выслужиться хочет, сколько я ей говорила, что с ее мордахой, надо не работать как лошадь, а вон, хоть Толю хомутать и сидеть из декрета в декрет. У Тольки и перспективы и не в общаге, квартирка родительская трешка в трех минутах от Цветного Бульвара.

– Ой, а ты как я посмотрю, прям лучше всех разбираешься, кому как жить! ,– возмутилась ее коллега, – и за Любку и за Толю и даже за нашу золотую мумию с ее мужиком говорить можешь. Сама ты дура, Анжел! Ты про трешку его знаешь, потому что святой Толя туда каждую бабу свою водил. Каждая вторая в клинике девка знает какого цвета там у него потолок, так что Люба его правильно динамит-то. С ее данными, получше найдет.

Катя пока не готова была для этих ворон проснуться и продолжала лежать неподвижно, злилась: «Мымре? Она мымрой меня назвала? Вот сучка!!! Да, нормального человека Анжелой не назовут. Даже ей богу не за себя, за Любовь обидно. Я так понимаю это та самая медсестра, которая верещала в прошлый раз от счастья за Любу, когда той премию выписали и пару отпускных за круглосуточное надо мной бдение…лицемерка!» Золотой мумией Катю звали тут за глаза многие, она уже даже привыкла, а вот такой мерзкой завистью ее так давно не окатывали. Больничная Санта-Барбара была интересным шоу, но не настолько, чтобы Катю забавляло, когда ее саму кто-то так злобно начинал полоскать, пока она спит. В ее черный список вписалось еще одно лицо. Она всегда была злопамятна, но теперь среди тех, «кого она когда-то обязательно пришьет» появились такие личности, как «сволочь, которая не помнит даже моего имени», «гад, который меня окатил из лужи», «тот, кто меня сбил» и «лицемерная Анжела».

– Не заводись, Свет, ну ведь я права ведь! Ты видела его тачку? У нас даже главврач такую себе позволить не может. А ведь у нас самая дорогая частная клиника столицы!

– Ну уж не самая, не накручивай, – не желая сдаваться отнекивалась Света

«Ага, самая дорогая частная клиника в Москве. Доберусь до связи и обязательно найду. До сих пор не пойму, как я оказалась в Москве.»

– Да что там тачка…у него такая улыбка…, – продолжала мечтательно тянуть своё Анжела, – у меня аж колени подгибаются каждый раз, а заговорит, так трусики мокнут.

– Трусики у нее мокнут, – хохотнула собеседница, – Анжелк, не ври хоть себе, они у тебя не сохнут, пора сушилку уже настраивать, а то слышала анекдот про то как проститутка пришла к доктору, потому что там что-то облысело все, а он ей сказал, что на автобане трава не растет, – и снова прыснула гоготом.

Анжела слегка обижено огрызнулась:

–С таким мужиком не грех и облысеть, так и затащила бы его в раздевалку…А эта, глянь на нее, лежит как мертвая второй год, а он как щенок к ней ползает, платит за грядку для своего овоща сколько нам с тобой денег и не снилось никогда вообще. Вот ну чем взяла то? Ничего особенного же, ну факт же, не королева красоты. И ума, кажись не далекого, так расшибиться! Вот будь у меня такой муж, я б под машины сигать не стала, я б лучше под него сигала!

«Муж…мой муж… Загадка номер один. Все вокруг обсуждают именно «мужа», значит я замужем…Чувствую себя просто идиоткой…Я замужем, хотя ни разу не видела моего мужа, да и на свадьбе, видимо, своей на была…Хотя кажется он красавчик, а еще Анжела уже мечтает затащить его в темный уголок…Я, конечно, не помню его, но это совсем наглость…А что еще она сейчас сказала?».

Какая-то назойливая мысль, пропущенная мимо ушей в этом дурацком разговоре, взывала к Кате: «Она сказала, что не хочет его пускать без разрешения сверху. Значит, получается, он тут? Тут в больнице прямо сейчас, просто не знает, где меня искать. Меня от него скрывают? Или его от меня? Да, нет.. Глупо, скорее меня от него. Денежное содержание что ли они подольше сдоить пытаются?»

– Дак она вроде, я как поняла и не сигала под машину. Вроде говорят, расшиблась за рулем или что-то вроде того.

«Какого лешего? За рулем? У меня ни прав, ни машины, дуры набитые. Услышали звон и лишь бы языки почесать», подумала Катя начиная успокаиваться и чувствуя, что пора пробуждаться, пока не услышала еще чего нового. От скабрезных подробностей она начинала закипать, последней каплей стали прозвучавшие под очередной вздох слова Светланы:

– Ну совсем не согласиться с тобой, Анжел, я тоже не могу, конечно. Всем бы такими принцессами быть…Я бы тоже такого хотела. Он ее цветами завалил…эххх Как спящая красавица!

– Только не красавица! Пха-ха-ха, – прыснула Анжела, снова заливаясь похрюкивающим гоготом.

Катя не выдержала. Изобразив кашель, она открыла глаза, медленно, борясь с дурацким солнечным лучом, который все так же светил в глаз.

– Какое счастье, вы проснулись, – пропела немного шокированная Света, обдумывающая, как много слышала Катя. Глазки Анжелы заискивающе бегали, она испугано поджала губы.

– Вы говорили, что муж здесь?– медленно и тихо пробормотала она, силясь изобразить растерянное пробуждение.

«Я хочу его увидеть!!! Сейчас!!! Вот уж кто мне на вопросы даст честные ответы».

Медсестры смекнув, что слышала Катя все, раз про мужа услышала, побледнели обе, как по команде. Катя понимала, что пора надавить, пока не сорвалось, момент был подходящий. Не обозначит для этого мужа сейчас, что она уже жива, не выбраться ей еще полгода с этого добровольно-принудительного лечения. Она сурово посмотрела на Анжелу, как на менее принципиальную:

– Вас вроде бы Анжела зовут и работа, я так поняла, вам очень нужна, сына то тяжело, наверное, одной тянуть. Вы уж позовите его ко мне, он щедрый у меня, отблагодарит. А то я так заскучала тут у вас уже, хоть с Любой общайся. С другой стороны, ведь и с Любой есть о чем, о коллегах, о зависти, о злорадстве, а мало ль еще о чем.

– Да, мы его позовем, – тихо пролепетала девушка из черного списка, выбирая собственное спокойствие, сомнительной порчей отношений и возможной потере работы. Обе стрелой вылетели из палаты и быстрым шагом понеслись по коридору.

За окном поползли тучи, закрыв ненавистное солнце, она старалась не нервничать, но получалось с трудом: «Так, молодец, Катюха, это победа! Надо успокоиться…1..2…3…4…»
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 ... 13 >>
На страницу:
4 из 13