Квантовый вор

Вокруг нас клубится туман, и к нему примешивается серая пыль, что наводит на мысли о падающем пепле в горящем городе.

– Доверься мне, – говорю я ей, усмехаясь и истекая кровью. – У меня есть план.

– У тебя десять секунд.

– Я могу от него избавиться. Обмануть их. Я знаю, как это сделать. Мне известен образ их мышления. Я провел там долгое время.

– А почему я должна тебе верить?

Я поднимаю окровавленную руку и выдергиваю осколок сапфира. Раздается противный чавкающий звук, а потом глаза снова застилает вспышка боли.

– Потому что я скорее воткну это себе в глаз, но туда не вернусь.

Одно мгновение она смотрит мне в глаза, а потом искренне улыбается.

– Что тебе для этого нужно?

– Мне необходим полный доступ к системам корабля. Я знаю, чем это нам грозит. Мне нужен доступ к компьютерным ресурсам, и не только к базовым.

Миели глубоко вздыхает.

– Ладно. Вышвырни этого мерзавца с моего корабля.

Потом она закрывает глаза, и в моей голове что-то щелкает.

Я корень, а мое тело – Иггдразиль, Древо Вселенной. В его костях алмазные механизмы, а в каждой клетке продукты протеомической технологии. А мозг – это настоящий мозг Соборности районного масштаба, способный управлять целыми мирами. Моя психическая личность в нем меньше, чем одна страничка в библиотеке Вавилона. Одна часть меня усмехается и мгновенно находит путь бегства – воспользоваться частью удивительной машины и направить ее в космос, оставив моих спасителей моим тюремщикам. А другая часть меня, как ни удивительно, возражает.

Я двигаюсь по умирающему кораблю и ищу наноракету. Теперь я не похож на неуклюжую обезьяну, а плавно скольжу по воздуху, словно миниатюрный космический корабль. Мои обострившиеся чувства определяют точку в толще производственного модуля в дальнем конце цилиндра. Именно отсюда распространяется материя Тюрьмы.

Одним движением мысли я создаю копию изображения спаймскейпа «Перхонен». Затем приказываю сапфировой плоти корабля открыться. Стена превращается во влажное мягкое желе. Я глубоко запускаю в него руку, дотягиваюсь до ракеты и вытаскиваю ее наружу. Снаряд крохотный, не больше одной клетки, но сделан в виде клыка с острыми зазубринами. Мое тело обхватывает его щупальцами из квантовых точек. Я поднимаю находку вверх: такая мелочь, но внутри заключен разум архонта, наблюдающего за превращением корабля в Тюрьму.

Я подношу ее ко рту, раскусываю и глотаю.

Архонт доволен.

В момент исследования вора он на мгновение ощутил диссонанс, какое-то несоответствие, словно обнаружил двух воров в одном.

Но за пределами Матери-Тюрьмы творятся странные вещи: здесь ведется нечестная игра. Старая вздорная физика не столь безупречна, как игра архонтов – совершенная в своей простоте и в то же время охватывающая всю математику в ее неразрешимости. Вот почему его задание заключается в превращении этой материи в еще одну Тюрьму, в придании Вселенной большей чистоты. Вот что научил их любить их Отец, Творец Душ. Только таким методом можно исправить мир.

А это отличная материя для превращения в Тюрьму. В предвкушении системы повторенной «Дилеммы» у него даже увлажнился рот. Его отец-имитатор открыл образец, напоминающий по вкусу ореховое мороженое: повторяющаяся серийная стратегия, как флаер в Игре Жизни. Возможно, и ему удастся обнаружить что-то новенькое здесь, на его собственной маленькой игровой доске.

Далеко-далеко отсюда его братья-имитаторы нашептывают по кват-связи свои жалобы на огорчительное несоответствие, на аномалию при обнаружении побега вора и той, другой. Он заверяет их, что все уже сделано, что они вскоре вернутся к Матери-Тюрьме, а он принесет кое-что новенькое.

Он смотрит вниз, на сеть клеток, где обитают мелкие воры и бабочки, и женщина-оортианка, которых он обнаружил в этой сладкой материи. Скоро Игра начнется снова, теперь уже в любой момент.

Она будет иметь вкус лимонного шербета, решает архонт.

– Магия, – говорю я ей. – Тебе известно, как работают магические трюки?

Я уже вернулся в свое человеческое состояние. Воспоминания о развернутых ощущениях и компьютерной мощи постепенно бледнеют, но еще живы, словно фантомная боль в утраченной конечности. И кроме того, внутри меня остался архонт, запертый в моих костях, в глубоком компьютерном морозильнике.

Мы сидим в тесном складском модуле, его вращение вокруг оси обеспечивает силу тяжести, а корабль занимается восстановлением. А вокруг нас сверкающий поток космических кораблей, рассеянных в пространстве более тысячи кубических километров, но приближенных благодаря особенности внешнего покрытия корпуса «Перхонен». Здесь и сверхскоростные генерационные суда зоку с колоссальными выбросами тепла, для которых один день путешествия равен тысяче лет, и похожие на китов корабли безмятежности с зеленью и миниатюрными искусственными светилами внутри, и повсюду, словно мотыльки, летают сгустки мыслей Соборности.

– На самом деле все очень просто, дело в нейробиологии. Отвлеченное внимание.

Миели не обращает на меня внимания. Она накрывает стоящий между нами столик. Там уже стоят оортианские блюда: и странные прозрачные пурпурные кубики, и извивающиеся продукты синтжизни, и аккуратно нарезанные разноцветные – тщательно сфабрикованные – фрукты, и два маленьких стакана. Ее движения сосредоточенны и размеренны, словно при проведении ритуала. По-прежнему игнорируя меня, она вынимает из стенного шкафчика бутылку.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я.

– Мы празднуем, – отвечает она.

– Да, это стоит отметить. – Я усмехаюсь. – Должен признаться, мне потребовалось немало времени, чтобы понять. Ты не поверишь, но разум Соборности можно подвергнуть частичной слепоте. Ничего не меняется. Я ведь переключил его сенсорные входы и закачал в них имитацию, основанную на показаниях спаймскейпа «Перхонен». Он до сих пор уверен, что строит Тюрьму. Только очень медленно.

– Понимаю.

Она хмурится, глядя на бутылку, вероятно, прикидывая, как ее откупорить. Отсутствие интереса к моему гениальному плану вызывает у меня раздражение.

– Понимаешь? Это похоже на простой трюк. Посмотри.

Я протягиваю руку к вилке, делаю вид, что обхватываю ее пальцами, а на самом деле сталкиваю себе на колени. Затем поднимаю обе руки и раскрываю пальцы.

– Исчезла. – Она изумленно моргает. Я снова сжимаю левый кулак. – Или трансформировалась. – Разжимаю пальцы – и на ладони извивается ее драгоценная цепочка.

– Никогда больше не прикасайся к ней, – говорит она. – Никогда.

– Обещаю, – искренне говорю я. – С этого момента мы действуем заодно. Договорились?

– Согласна, – несколько изменившимся голосом отвечает она.

Я глубоко вздыхаю.

– Со слов корабля я узнал, что ты сделала. Чтобы вытащить меня, ты спустилась в преисподнюю, – говорю я. – Что же заставило тебя на это решиться?

Она не отвечает и резким движением отворачивает крышку бутылки.

– Послушай, – продолжаю я. – Это касается твоего предложения. Я передумал. Я украду то, что тебе так необходимо украсть. И неважно, на кого ты работаешь. И даже сделаю это так, как ты захочешь. Считай, что это долг чести.

Она наливает вино. Густая золотистая жидкость очень медленно вытекает из бутылки. Наконец я поднимаю свой стакан.

– Выпьем за это?

Раздается звон наших стаканов: для того чтобы чокнуться при низкой силе тяжести, требуется немалая ловкость. Мы пьем.

Таниш-Эрбен Таниш, 2343. Слабый запах дерева отличает самое выдержанное вино. Иногда его называют «Дыхание Тадеуша».

Откуда я могу это знать?

– Мне нужен не ты, вор, – говорит Миели. – А тот, кем ты был. И это первое, что мы должны украсть.