Страх и отвращение в Лас-Вегасе

Посвящается Бобу Гейгеру

по причинам, которых не стоит

здесь объяснять, —

и Бобу Дилану

за Mister Tambourine Man

Страх и отвращение в Лас-Вегасе

Дикое путешествие в Сердце Американской Мечты

Тот, кто становится зверем,

избавляется от боли быть

человеком…

    Доктор Джонсон

Часть первая

1.

Мы были где-то на краю пустыни, неподалеку от Барстоу, когда наркотики начали действовать. Помню, промямлил что-то типа: «Чувствую, меня немного колбасит; может ты поведешь?..» И неожиданно со всех сторон раздались жуткие вопли, и небо заполонили какие-то хряки, похожие на огромных летучих мышей, ринулись вниз, визгливо пища, пикируя на машину, несущуюся на пределе ста миль в час прямо в Лас-Вегас. И чей-то голос возопил: «Господи Иисусе! Да откуда взялись эти чертовы твари?»

Затем все снова стихло. Мой адвокат снял свою рубашку и лил пиво себе на грудь – для лучшего загара. «Какого хрена ты так орешь?» – пробормотал он, уставившись на солнце с закрытыми глазами, спрятанными за круглыми испанскими темными очками. «Не бери в голову, – сказал я. – Твоя очередь вести». И, нажав на тормоза, стопанул Великую Красную Акулу на обочине хайвэя. «Без мазы упоминать об этих летучих мышах, – подумал я. – Бедный ублюдок довольно скоро сам увидит их во плоти».

Уже почти полдень, а нам все еще оставалось проехать более сотни миль. Суровых миль. Я знал – времени в обрез, нас обоих в момент растащит так, что небесам станет жарко. Но пути назад не было, как и времени на отдых. Выпутаемся на ходу. Регистрация прессы на легендарную «Минт 400» идет полным ходом, и нам нужно успеть к четырем, чтобы потребовать наш звуконепроницаемый номер люкс. Модный спортивный нью-йоркский журнал позаботился о брони, не считая этого большого красного «шевро» с открытым верхом, который мы взяли напрокат с парковки на бульваре Сансет… А я, помимо прочего, – профессиональный журналист: так что у меня было обязательство представить репортаж с места событий, живым или мертвым. Спортивные редакторы выдали мне наличными триста баксов, большая часть которых была сразу же потрачена на «опаснейшие» вещества. Багажник нашей машины напоминал передвижную полицейскую нарколабораторию. У нас в распоряжении оказалось две сумки травы, семьдесят пять шариков мескалина, пять полос промокашек лютой кислоты, солонка с дырочками, полная кокаина, и целый межгалактический парад планет всяких стимуляторов, транков, визгунов, хохотунов… а также кварта текилы, кварта рома, ящик «Бадвайзера», пинта сырого эфира и две дюжины амила.

Вся эта хренотень была зацеплена предыдущей ночью, в безумии скоростной гонки по всему округу Лос-Анджелеса – от Топанги до Уоттса – мы хватали все, что попадалось под руку. Не то чтобы нам все это было нужно для поездки и отрыва, но как только ты по уши вязнешь в серьезной химической коллекции, сразу появляется желание толкнуть ее ко всем чертям.

Меня беспокоила всего лишь одна вещь – эфир. Ничто в мире не бывает менее беспомощным, безответственным и порочным, чем человек в пропасти эфирного запоя. И я знал, мы очень скоро дорвемся до этого гнилого продукта. Вероятно, на следующей бензоколонке. Мы по достоинству оценили почти все остальное, а сейчас – да, настало время изрядно хлебнуть эфира. А затем сделать следующие сто миль в отвратительном слюнотечении спастического ступора. Единственный способ оставаться бдительным под эфиром: принять на грудь как можно больше амила – не все сразу, а по частям, ровно столько, сколько бы хватило, чтобы сохранять фокусировку на скорости девяносто миль в час через Барстоу.

«Старый, вот так и надо путешествовать», – заметил мой адвокат. Он весь изогнулся, врубая на полную громкость радио, гудя в такт ритм-секции и вымучивая слова плаксивым голосом: «Одна затяжка унесет тебя. Дорогой Иисус… Одна затяжка унесет тебя…»

Одна затяжка? Ах ты, бедный дурак! Подожди, пока не увидишь этих блядских летучих мышей. Я едва мог слышать радио, с шумом привалившись к дверце в обнимку с магнитофоном, игравшим все время «Симпатию к дьяволу». У нас была только одна эта кассета, и мы непрестанно ее проигрывали, раз за разом – сумасшедший контрапункт радио, а также поддерживая наш ритм на дороге. Постоянная скорость хороша для грамотного расхода бензина во время пробега, – а по каким-то причинам тогда это казалось важным. Разумеется. В такой, с позволения сказать, поездке каждый должен внимательно следить за расходом бензина. Избегай резких ускорений и рывков, от которых кровь стынет в жилах.

Мой адвокат давно уже, в отличие от меня, заметил хитчхайкера. «Давай-ка подбросим парнишку», – проговорил он и, до того, как я успел выдвинуть какой-либо аргумент за или против, остановился, а этот несчастный оклахомский мудвин уже бежал со всех ног к машине, улыбаясь во весь рот и крича: «Черт возьми! Я никогда еще не ездил в тачке с открытым верхом!»

– Что, правда? – спросил я. – Ладно, я полагаю, ты уже созрел для этого, а?

Парень нетерпеливо кивнул, и Акула, взревев, помчалась дальше в облаке пыли.

– Мы – твои друзья, – сказал мой адвокат. – Мы не похожи на остальных.

«О Боже, – подумал я, – он едва вписался в поворот».

– Кончай этот базар, – резко оборвал я адвоката. – Или наложу на тебя пиявок».

Он ухмыльнулся, похоже, въехав. К счастью, шум в тачке был настолько ужасен, – свистел ветер, орало радио и магнитофон – что парень, развалившийся на заднем сиденье, не мог ни слова расслышать из того, о чем мы говорили. Или все-таки мог?

«Сколько мы еще продержимся?» – дивился я. Сколько еще времени осталось до того момента, когда кто-нибудь из нас в бреду не спустит всех собак на этого мальчика? Что он тогда подумает? Эта самая одинокая пустыня была последним известным домом семьи Мэнсона[1 - Чарльз Мэнсон (род. 12.11.34) – «военнопленный Системы» за убийство Тейт – ЛаБианки, которое осуществили члены его «семьи», приговорен к пожизненному заключению. Поэт и музыкант. Одна из самых культовых фигур в американской контркультуре, чей образ оказал колоссальное влияние на современных музыкантов.]. Проведет ли он эту неумолимую параллель, когда мой адвокат станет вопить о летучих мышах и громадных скатах-манта, обрушивающихся сверху на машину? Если так – хорошо, нам просто придется отрезать ему голову и где-нибудь закопать. И ежу понятно, что мы не можем дать парню спокойно уйти. Он тут же настучит в контору каких-нибудь нацистов, следящих за соблюдением закона в этой пустынной местности, и они настигнут нас, как гончие псы загнанного зверя.

Бог мой! Неужели я это сказал? Или только подумал? Говорил ли я? Слышали они меня? Я опасливо бросил взгляд на своего адвоката, но он, казалось, не обращал на меня ни малейшего внимания – наблюдал за дорогой, ведя нашу Великую Красную Акулу на скорости в сто десять или около того. И ни звука с заднего сиденья.

«Может, мне лучше перетереть с этим мальчиком?» – подумал я. Возможно, если я объясню ситуацию, он слегка расслабится.

Конечно. Я повернулся на сиденье и одарил его широкой приятной улыбкой… восхищаясь формой его черепа.

– Между прочим, – сказал я, – есть одна штука, которую ты, судя по всему, должен понять.

Он уставился на меня, не мигая. Заскрежетал зубами?

– Ты слышишь меня? – заорал я.

Он кивнул.

– Это хорошо. Потому что я хочу, чтобы ты знал: мы на пути в Лас-Вегас в поисках Американской Мечты.

Я улыбнулся.

– Вот почему мы взяли напрокат эту тачку. Это была единственная возможность сделать все путем. Ситуацию просекаешь?

Парень снова кивнул, но по его глазам было заметно, что он явно нервничает.

– Я хочу, чтобы ты понял первопричину, – продолжал я. – Ведь это очень опасное предприятие – можно так вляпаться, что и костей не соберешь… Черт, я все забыл об этом пиве; хочешь банку?

Он мотнул головой.

– Как насчет эфира? – не унимался я.

– Чего?

– Да так, к слову пришлось. Давай конкретно разберемся, с чувством, толком, расстановкой. Понимаешь, еще сутки назад мы сидели в Поло Ландж, в отеле «Беверли Хиллз» – во внутреннем дворике, конечно, – просто сидели под пальмой, как вдруг облаченный в гостиничную униформу карлик с розовым телефоном подошел ко мне и сказал: «Должно быть, именно этого звонка вы все это время ждали, сэр?»

Я засмеялся, вскрыл банку пива, забрызгав пеной все заднее сиденье, и продолжал рассказывать:

– И ты знаешь? Он был прав! Я ожидал этого звонка, но понятия не имел, от кого он. Ты слушаешь?

На лице паренька застыла маска нескрываемого страха и смущения.

А я гнул свое дальше, вскрывая брюшину правде-матке:

– Я хочу, чтобы ты понял. Этот человек за рулем – мой адвокат! Он не какой-то мудак, которых можно пачками нарыть на бульваре. Хрена лысого, да ты взгляни на него. Он не похож на нас, не правда ли? А все потому, что он иностранец. Я думаю, скорее всего самоанец. Но это ничего не значит, а? Имеешь что-нибудь против?

– Черт, да нет же! – выпалил он.