Царство страха

Тогда разразился неимоверный скандал, на долгие годы ставший предметом толков в нашем тихом пригороде. О нем говорили повсюду в Ист-Энде Луисвилля, от самых богатых районов до самых бедных, и только местные газеты хранили гробовое молчание. Это только подогревало ажиотаж – выходило, речь шла о воистину неописуемых вещах. Мутный поток сплетен и домыслов был Недопустимым и Нестерпимым одновременно.

Хо-хо. Эй, очнитесь, желторотые птенчики! У меня имеются собственные определения слов «Недопустимый» и «Нестерпимый». Я хорошо помню ее упругую грудь и привычку никогда не носить трусов. Помню, как она пахла и как смеялась, когда я облизывал ее соски. Она использовала меня, как прыщавую секс-игрушку, я же считал ее любовью всей своей жизни. Я насыщал ее неутомимый рот и молился в святилище ее ненасытной пизды. С чего ей взбрело в голову вцепиться мне зубами в лицо, я так и не понял. Возможно, на то была воля Бога, а может, наущение какого-то гнусного Дьявола.

Изнасилование в парке Чероки

Сам я с теплым чувством вспоминаю свои юношеские годы, однако не стал бы рекомендовать другим следовать моему примеру. Мне-то удалось все это пережить. Как-никак все старшие классы меня лично преследовал жестокий и полубезумный извращенец-полицейский, напрочь отравивший мне всю общественную жизнь в те годы и в самом деле засадивший меня в тюрьму на выпускном вечере.

С тех пор как мистер Дотсон появился в моей жизни, я был заклеймен как преступник. Это был настоящий официозный выродок, с полным набором скрытых – и явных – маний и комплексов; и именно он доканывал меня все старшие классы напролет. На редкость отвратная ситуация – неудивительно, что я настроился против существующей системы задолго до того, как впервые попробовал марихуану. Этот человек находился не в своем уме, а такие типы, раз ощутив свою власть, уже никогда не перестают ею пользоваться.

Кстати, никакого преступления я в действительности не совершал. Мы просто собирались стрельнуть сигарет.

Сигареты кончились, когда мы ехали на машине по парку Чероки. Я лежал, засыпая, на заднем сиденье и, помню, все думал: «Сигареты. Сигареты. Сигареты».

Макс и Эрик (в общем, так я и буду их звать) сидели спереди. Эрик вел, и, думается, это Макс сказал: «Давай спросим, может, у кого в парке есть?»

Я и сам мог бы догадаться – ну конечно, в парке полно обжимающихся парочек, просто люди гуляют – отчего бы не стрельнуть сигарету? В любом случае эта идея пришла в голову Максу.

Мы приехали к уголку, где уже припарковалось несколько машин с парочками, чем, возможно, доставили им некоторое неудобство. Макс остановился возле одной, в которой сидели двое парней и две девчонки. Он открыл окно и попросил сигарет. Парень за рулем сказал, что сигарет у них нет.

Наверняка он говорил правду, хотя кто его знает. Их машина стояла в семи футах от нас, а Макс был здоровенным лбом с явной склонностью к насилию. Следующее, что я помню, это его вопль:

– Эй, козел! Гони сигареты, или пиздец тебе пришел!

С этими словами он вылез из машины и добавил:

– Ща я тя оттуда вытащу, отмудохаю, а баб ваших трахнем потом.

Так все и произошло.

Эрик сидел за рулем, так что мне пришлось вылезти с заднего сиденья, схватить Макса и потянуть его обратно, приговаривая: «Да на хрен эти сигареты», – имея в виду, конечно, «на хрен нам эти драки». Я затащил его обратно в машину, и мы уехали. Этим бы все и закончилось, если бы те ребята не записали наш номер и не сообщили куда следует. Ну а теперь – вы же знаете копов – Попытка Изнасилования.

Бог, может, простит тебя, но я – никогда

Инспектор, занимавшийся условно освобожденными и в том числе мной, с самого начала знал, что дело против нас затеяли лажовое. Он рассказал это моей матери как-то поздно вечером, когда она уже работала главным библиотекарем Публичной Библиотеки Луисвилля и расставляла мои книги у себя на полках. Мой успех стал для нее радостным сюрпризом, однако она опасалась, что на моего старинного врага, мистера Дотсона, это произведет совершенно обратный эффект. Он часто заходил к нам домой выпить кофе и каждый раз умолял мать простить его за те неприятности, которые он ей причинил.

Она простила его через некоторое время, но я – нет. Так бы и плюнул на его могилу. Последнее из многочисленных писем, что я получил от него, было снабжено маркой со штемпелем государственной тюрьмы Кентукки, что в Эддивилле. Мне и в голову не пришло вскрыть и прочитать его, чтобы выяснить, охранником он там служил или все-таки был заключенным. В то время я учил уже совсем другие уроки. Мое знакомство с Карательной Машиной Государства шло на все ускоряющихся оборотах.

Помню, как занимавшийся малолетками судья Джалл промолвил:

– Ну что же, Хантер. Ты превратил последние четыре года моей жизни в сущий кошмар. Ты издевался над судом все это время. И вот теперь ты собираешься уехать от меня. Стало быть, это мой последний шанс. Итак, я приговариваю тебя к шестидесяти дням тюрьмы.

Это был их последний удар.

И все-таки имел место совершенно возмутительный случай. Я потом подружился с нашими «жертвами», и они придерживались в точности того же мнения. Однако мистер Дотсон и судья Джалл не собирались отпускать меня просто так, даже невзирая на широкую волну поддержки за моей спиной. И все-таки я никогда не оказался бы за решеткой, если бы в те годы в Кентукки несовершеннолетних отпускали под залог.

Так что я отсидел тридцать дней в тюрьме только потому, что через месяц после ареста мне исполнилось 18. Дальше они держать меня не могли – я освободился под залог. Они не пытались меня удержать – и так уже натешились. Последний выстрел. Не стоит сбрасывать со счетов группу авторитетных и значительных граждан нашего городка, добивавшуюся моего освобождения. За время нахождения в тюрьме я превратился в местного героя – там меня решили звать «Президентом», а в мой день рождения окрестили «Сокрушителем Болванов», так прямо и сказали: «Поздравляем, Сокрушитель Болванов», – и долгое время я оставался в этом качестве.

* * *

Множество диких и безумных лет минуло с того первого и единственного раза, когда мне довелось побыть сертифицированной Жертвой Карательной Системы. За те тридцать дней в тюрьме я понял одну важную вещь – никогда больше я не должен туда попасть. Какой бы ни был срок. В этом нет Необходимости. Сокамерники называли меня «Президентом», как и одноклассники, а прекрасные юные девушки приходили навещать меня в четверг после обеда, однако меня вовсе не распирало от гордости по этому поводу.

Покойный Пабло Эскобар, бывший лидер влиятельного Медельинского колумбийского кокаинового картеля, как-то молвил, что «разница между обыкновенным преступником и благородным разбойником в том, что у благородного разбойника есть последователи». Известно же, что он делился своими немыслимыми доходами с нищими рабочими своего города. Он был свой парень, друг всех обиженных. Все его преступление состояло в том, что продукт, служивший предметом его бизнеса, казался опасной угрозой Полицейской и Военной верхушке США, а также нескольким другим странам, известным как рабы и холуи экономических интересов Соединенных Штатов.

Выйдя из тюрьмы, остаток лета я проработал у Элмонда Кука, торговавшего в нашем городе «шевроле». Никаких определенных планов на осень я не строил – в Англию, может, двинуть? Меньше всего хотелось затевать какую-нибудь стандартную рутину. Мистер Кук был батюшкой одной из моих давних подруг, и он поставил меня водителем новенького грузовика «шевроле», на котором я рассекал по всему городу. Отличная работа, надо сказать: ничего не делаешь, только колесишь весь день по городу, развозя товар; нечто вроде велосипедных курьеров в Нью-Йорке, только вместо велосипеда у тебя здоровенный, новехонький охуительный грузовик V-8.

Я прямо влюбился в свою машину. Все равно как на ракете летал. Все шло по накатанной, но вот однажды… произошла изрядная заморочка. Как-то воскресным утром – стоял ясный, солнечный день – я ехал по аллее позади рынка автозапчастей, что работал на выходные на Второй Улице. Я проезжал тут уже сто раз и не сомневался, что научился проскакивать это огненное кольцо без всякого ущерба для себя – на скорости шестьдесят – семьдесят миль в час.

Помню, в тот день стояла ясная погода. Каждый кирпичик на здании четко прорисовывался, как вдруг передо мной появился грузовик тонны на полторы, типа тех, что использует фирма «Ryder», только голубого (или зеленого?) цвета. Его задний откидной борт, болтавшийся на железных цепях, отставал на несколько сантиметров. Приладь водила его на место, я бы точно проехал. Потом, вместо того чтобы стоять параллельно тротуару, машина была припаркована под небольшим углом, и, помню, тогда я подумал: «Черт. Ладно, я смогу проехать». Но я чувствовал, что места в обрез.

Я вдавил педаль газа в пол и помчался по улице на скорости примерно шестьдесят миль в час – так, что даже не почувствовал удара. Скорее громкий щелчок.

Я сразу же понял, что произошло, и остановился. Если бы мне оставили хоть сантиметр, я бы проехал. Ну, пару сантиметров… Но именно их и не хватило: отстающий бортик снес мне всю бочину. Хромированная полоса на моем грузовике шла через весь борт от самых передних фар, и теперь прямо над ней по всей длине красовался темный рубец. Я смотрел на него и думал: «Ну и что стряслось? Вроде ничего страшного». Больше я ничего не разбил. Никто не пострадал. Я посмотрел на темный рубец еще раз и только тут понял, что этот долбаный бортик пропорол мой грузовик по всей длине, как консервный нож банку сардин: разрез шириной в шесть сантиметров, с идеально ровными краями. Теперь оставалось сделать такой же на другом борту, и люди бы точно думали, что грузовики «шевроле» только так и выглядят.

* * *

Я подумал: вот фигня-то! Но никто ничего не заметил. Ни шума, ни аварии. Подумаешь, царапина. Ну, урок жизни. Царапина казалась такой ровной, что на какое-то время я свято поверил, что все сойдет мне с рук. Однако в глубине души я знал, что дело обстоит много хуже.

Я зашел в забегаловку через дорогу, взял кофе и пиво, сел и задумался. Ну и что мне теперь делать?.. Сказать кому-нибудь? Свой грузовик я припарковал подальше, ободранной стороной к забору, так что имелось время поразмыслить над ситуацией.

В конторе я подозвал менеджера по запчастям.

– Хэнк, пойди сюда. Покажу кое-что.

Хэнк был моим хорошим другом, помимо прочего. Мы вышли на палящее полуденное солнце, и я добавил:

– Ты только не волнуйся. Покажу тебе одну вещь, не знаю сам, что с ней делать, – мне нужен твой совет.

Мы обошли грузовик со стороны забора. Хэнк вроде как ничего и не заметил.

– Ну и что теперь делать? – спросил я.

И он ответил:

– Надо сказать мистеру Куку.

Что ж, так оно по совести, подумал я. Как раз подходило время ленча. Хэнк позвонил и попросил мистера Кука, но того не оказалось на месте, слава тебе Господи, таким образом, мне выпадал еще час или около того. У меня прямо крыша ехала по поводу этого грузовика. Что-то должно было обязательно произойти.

Мы стояли как раз напротив главного почтамта Луисвилля, и я подумал – ага, вот оно! Только бы вербовочный пункт еще не закрылся! Всего-то и надо, что зайти и записаться добровольцем в армию, как многие мои приятели давно уже сделали. Но оказалось, что записаться-то можно, но потом придется еще ждать шесть месяцев. Проклятие, время уходит, ничего не остается, кроме как ровно в 13:10 предстать перед Элмондом Куком.

Тогда я рванулся к соседней двери, за которой находился офис ВВС. Так получилось, что он располагался прямо здесь. Я заполнил тест, предлагаемый будущим пилотам. Результат составлял 97 %. На самом деле я вовсе не собирался туда идти, но сказал, что мечтаю управлять реактивными самолетами; и мне ответили, что это вполне реально с таким-то результатом теста. И я спросил:

– И когда же… когда ехать?

Сидевший за столом офицер произнес:

– Очень хорошо. Обычно процедура занимает несколько дней, но ты можешь трогаться в путь уже в понедельник утром.

Трогаться предлагалось в летную школу, расположенную на военно-воздушной базе Локлэнд, что в Сан-Антонио, Техас.