Несильными руками!
Хвалить тебя не устаю,
Одно лишь беспокоит:
Я вечно пред тобой в долгу
За счастие такое.
Сложу торжественный хорал:
Любовь восславлю миру.
Стихи мои – лишь пьедестал
Для памятника Ире!
Поцелуй
Ты в краткий поцелуй вложила всю любовь,
А у меня любовь такая пребольшая,
Что я, тебя целуя вновь и вновь,
И сотой ее доли не вмещаю.
Черты твои
В Бухаре блистал Саади,
В Самарканде – Навои.
Лишь твоей улыбки ради
Я пишу стихи свои.
Но порой нежданной вестью
Твое лунное лицо
Нахожу в стихах и песнях
Двух прославленных певцов.
Ты их мысли озаряла,
Вязь арабская хитро,
Им послушная, плясала
Под гусиное перо.
Миг и вечность в твоем взгляде,
Потому черты твои —
В светлых рубайях Саади
И в поэмах Навои.
Увижу
Увижу я тебя и вновь ослепну —
О, как твои черты великолепны!
Услышу я тебя – захватит дух:
Даруется слепцам острее слух.
Я песнь сложу, израненный тобой, —
Ты знаешь, как умеет петь слепой:
За годы слепоты стихом собрал
Я милостыню искренних похвал.
Слепой, дивлюсь я слепоте людей:
То – похвала жестокости твоей!
Сообщница
Ты – моя сообщница
Не в святых делах.
Мне с тобою хочется
Утонуть в грехах.
Все мои искания
Ты понять должна.
В верности признания
Хочет ли жена?
Если ты – влечение
В кознях и в любви,
Могут ли сомнения
В чувства влезть твои?
Нас с тобою склочникам
Я ругать не дам:
Первые сообщники —
Ева и Адам.
Жар
Охвачен жаром. Взгляд его горит.
Впервые в жизни так он говорит.
И самому казаться правдой стало,
Неважно: что – потом, а что – сначала.
И жутко ей. И не отводит взгляд.
И руки беспокойно не велят.
Но дерзость эта, Боже, так желанна!
И в девочке пылает Донна Анна.
Миг
Зачем мы зелье пьем?
Ведь горько,
Разумнее не пить – ан нет:
Мы с чувством пьем коньяк и водку,
Не пьем под звонкий тост шербет.
Зачем любовь?
Ведь очень горько
Порой бывает с нею нам,
Но среди мук, терзаний долгих