Мифы Северной Европы
Хелен Гербер
Эта книга доступно и ярко рассказывает о важнейших мифах, сагах и легендах народов Северной Европы. Вы узнаете все о богах и героях германо-скандинавского эпоса. Автор удачно сочетает насыщенное информацией повествование с увлекательным экскурсом в историю английской и немецкой поэзии, неразрывно связанной с наследием языческой эпохи.
Хелен Гербер
Мифы Северной Европы
Предисловие
В настоящее время никем не оспаривается первостепенная важность поэтических фрагментов ранней исландской литературы, правда, еще так давно сохранялось крайне безразличное отношение к богатству религиозных традиций и мифических верований, отразившихся в этих фрагментах.
Столь длительное пренебрежение этими драгоценными свидетельствами жизни наших языческих предков не вина самого материала, в котором надежно сохранены свидетельства религиозных верований. Можно с полной уверенностью сказать, что Эдда в основе своей столь же своеобразна и насыщена национальной героикой, как и более грациозная и идиллическая мифология юга. Длительное пренебрежение древнескандинавской мифологией нельзя объяснить ничтожеством ее божеств. Может быть, в них нет духовной высоты, свойственной божествам других народов, однако занимающиеся изучением исландской литературы должны согласиться с тем, что они столь же дики и величественны, как Скандинавские горы. По словам Кауфмана, они символизируют «дух победы, превосходящий простую грубую силу и обыденность, дух, который борется и преодолевает все». Несмотря на то что некоторые сказания были заимствованы из мифологии других народов, древние скандинавы наделили своих богов благородным, несгибаемым духом и высокими целями и очень высоко ценили их. Эти старинные северные песни отличаются откровенностью, вечной духовной правдой и величием. Но смысл этого величия заключается не в колоссальных размерах божеств, а в огромной силе их грубого духа.
Введение христианства в северных районах Европы привнесло влияние греко-римской культуры, которая, в конце концов, вытеснила национальный дух, так что чуждая мифология и литература Древней Греции и Рима в значительной степени сформировала менталитет жителей Северной Европы, в то время как их родная литература и традиции были забыты.
Несомненно, мифология народов Северной Европы оказала глубокое влияние на обычаи, законы и язык британцев и, следовательно, подсознательно явилась источником вдохновения для английской литературы. Самые отличительные черты этой мифологии: черный (зловещий) юмор, которого нет в религиях других народов, и мрачные трагедийные ноты. Эти две характерные особенности, находящиеся на разных полюсах, наложили большой отпечаток на всю английскую литературу.
Вряд ли влияние древнескандинавской мифологии было осознанным, если сравнивать его с древнегреческим, явившимся для английской литературы глотком свежего воздуха, и, если мы обратимся к современному искусству, это различие становится особенно очевидным.
Незначительное влияние скандинавской мифологии объясняется несколькими причинами, но в первую очередь тем, что религиозные верования наших языческих предков не были связаны с чем-то реально ощутимым. Следовательно, успех более или менее продуманной стратегии ранних христианских миссионеров объясняется тем, что им удалось замутить смысл языческих верований, тем самым сумев соединить их с новой религией. Интересным примером такого слияния может послужить перенесение в христианский праздник Пасхи характерных черт языческой богини рассвета и весны Eastre, по имени которой и был он назван. Древнескандинавская мифология прекратила развиваться, так и не достигнув своего расцвета, а становление христианства в конечном итоге заставило предать ее забвению. По сравнению с мифами Древней Греции и Рима, которые отличаются обособленностью и разъединенностью, древнескандинавской мифологии присущи логическое единство и глубокий смысл. Именно она сформировала у древних скандинавов рациональную веру и подготовила их к принятию христианского учения, тем самым открыв путь к своей собственной гибели.
Религиозные верования народов Северной Европы не отражаются с достаточной точностью в Старшей Эдде. По сути, в древнескандинавской литературе представлена лишь пародия на верования наших предков. Древний поэт любил аллегории, и его воображение не знало предела, когда его вдохновляла муза. Он устремлял глаза к горам до тех пор, пока снежные вершины не приобретали человеческие черты и со скалы не начинал спускаться тяжелой поступью великан изо льда и камня. Или древний поэт любовался великолепием весенних красок и летними полями до тех пор, пока не появлялась Фрейя в сверкающем ожерелье или Сив с развевающимися золотыми локонами.
Нам ничего не сообщено об обряде жертвоприношения или религиозных обрядах, так как все, что не вызывало у древнего поэта вдохновения, опускалось им. Таким образом, древнескандинавская мифология может считаться ценным образцом ранней древнескандинавской поэзии, но никак не свидетельством ранних верований скандинавов, эти литературные фрагменты несут множество признаков переходного периода, с явно прослеживаемым смешением старых и новых верований.
Но, несмотря на долгое невнимание к мифологии, еще возможно частично реконструировать систему верований древних скандинавов, и обычный читатель извлечет много пользы из работы Карлейля «Герои, почитание героев и героическое в истории», проливающей свет на эту проблему. «Сбивающий с толку, охватывающий все стороны жизни клубок иллюзий, путаницы, лжи и абсурда, который невозможно распутать!» – так, совершенно справедливо, характеризует автор мифы. В то же время он ясно указывает на то, что в основе этого грубого поклонения перед дикой природой лежала духовная сила, искавшая самовыражения. То, что мы пытаемся исследовать без всякого благоговения, они рассматривали с глубоким почтением и, не понимая самих явлений, без промедления обожествляли их, как это всегда делают все недостаточно образованные люди. Они по-настоящему боготворили героев, и, по мнению Карлейля, скептицизм не присутствовал в их простом мировоззрении.
Это было началом становления мировоззрения. Люди смотрели на вселенную, наполненную божественным, и со всей искренностью верили в нее. Сквозь темноту обыденной жизни народ тянулся к чему-то лучшему, к тому, чего ему не хватало. В Рагнарёк боги должны погибнуть, потому что они перестали отвечать тем высоким требованиям, которые к ним предъявляли.
Мы должны быть благодарны тому, что до нас дошли свидетельства древних верований наших предков. В то время когда чужое влияние буквально разлагало древнескандинавский язык, в Исландии он остался практически неизменным. Первоначально она была заселена древними скандинавами, спасшимися бегством после сокрушительного поражения, нанесенного Харальдом Прекрасноволосым при Хаврсфьорде. Этот народ уже умел сочинять и принес свои поэтические дарования на эту суровую землю, взрастив и укрепив их на ней. Многие из древних скандинавских поэтов были уроженцами Исландии, а в эпоху раннего христианства большая услуга древнескандинавской литературе была оказана христианским священником Семундом[1 - Семунд Сигфуссон, прозванный Мудрым (1056—1133). (Примеч. ред.)], который, проделав огромную работу, собрал воедино образцы языческой поэзии и объединил их в сочинение, известное под названием «Старшая Эдда», которое сейчас и является главным источником наших знаний о религии древних скандинавов. Исландская литература оставалась книгой за семью печатями вплоть до конца XVIII века, после чего начала путь к признанию, – так что только сейчас появились первые признаки того, что с течением времени она будет оценена по достоинству. По словам Карлейля: «Знание древних верований приводит нас к более тесным взаимоотношениям с прошлым – с нашим собственным прошлым. Если же ты знаешь прошлое, то лучше понимаешь настоящее. Прошлое – это всегда нечто подлинное, а это драгоценно». Следующие слова Уильяма Морриса о «Саге о Вёльсунгах» могут быть взяты в качестве эпиграфа ко всему собранию «Мифов народов Северной Европы»: «Эта величественная история севера, которая для всего нашего народа означает то же самое, что миф о Трое для греков, – повторяю, для всего народа, и впоследствии, когда мир изменится настолько, что о нашем народе останутся лишь воспоминания, – для тех, кто придет после нас, эта история будет значить не меньше, чем греческий миф о Трое».
Глава 1
Начало
Мифы о создании земли
Как предполагают некоторые исследователи, арийцы, населявшие Северную Европу, являются выходцами из Иранского плато, самого центра Азии. Климат и ландшафт тех стран, в которых они, в конце концов, обосновались, оказали огромное влияние на их ранние религиозные верования, так же как и на формирование их образа жизни.
Величественные и суровые пейзажи Северной Европы, солнце, не заходящее за горизонт, полярное сияние, океан, с яростью разбивавший высокие волны о прибрежные скалы и айсберги у полярного круга, – все это просто не могло не оказать сильного впечатления на людей, так же как и изумительная растительность, белые ночи, голубое море и небо в короткое северное лето. Не вызывает большого удивления то, что исландцы, кому мы обязаны самыми совершенными свидетельствами этих верований, смотрели на окружающий мир как на парадоксальную смесь из огня и льда.
Мифология народов Северной Европы величественна и трагична. Ее главная тема – постоянная борьба между добрыми и злыми силами природы, и поэтому, по существу своему, эти мифы не являются добрыми и идиллическими, каковой является мифология и религия солнечного юга, где люди могут часами греться под яркими лучами, а плоды земли так легко достать, стоит лишь протянуть к ним руку.
Вполне естественно, что опасности, подстерегавшие древних скандинавов на охоте и во время рыболовства под этим суровым небом, страдания, выпадавшие на их долю в холодные суровые зимы, когда не светило солнце, заставляли наших предков думать о льде и снеге как о злых духах. По той же причине они с особым усердием молились силам света и тепла, надеясь на их благотворное влияние.
Когда ставят вопрос о сотворении мира, северные скальды, или поэты, чьи песни сохранены в эддах и сагах, отвечают, что вначале, когда не было еще ни Земли, ни моря, ни воздуха, когда все было покрыто тьмой, существовала могущественная сила – Альфёдр (Всеотец) – отец всего живого, которого они представляли невидимым и вечно существующим, могущим осуществить любое свое желание.
Вначале в центре мироздания существовала огромная бездна под названием Гинунгагап, бездна бездн, зияющая пропасть, чью глубину нельзя было измерить глазом, так как она была окутана вечным мраком. К северу от нее находился мир или пространство, известное как Нифльхейм, холодный и туманный мир, в центре которого бьет ключом неиссякаемый колодец Хвергельмир, похожий на кипящий котел, из которого берут свое начало двенадцать крупных рек, например Эливагар. Так как воды этих рек быстро покидают свой источник и встречаются с холодными порывами ветра из упомянутой холодной бездны, они затвердевают, превращаясь в огромные глыбы льда, скатывающиеся вниз в бездну на неизмеримую глубину с постоянным ревом, похожим на гром.
К югу от этой темной бездны, прямо напротив Нифльхейма, царства тьмы, находился другой мир – Муспелльсхейм, стихия огня, где царили тепло и свет и чьи границы постоянно охранялись Суртом, огненным великаном. Он яростно размахивал сверкающим мечом, от которого отлетал целый дождь искр (огненный дождь), с шипением падающих на ледяные глыбы на дне бездны. От тепла, исходившего от искр, таяли льдины.
Великий Сурт, держа свой меч,
Сверкающий огнем,
стоит на страже Муспелльсхейма.
И искры пламени божественного,
что из огня выходят,
дают всем жизнь.
Док. Джонс. Вальхалла
Имир и Аудумла
Так как клубившийся пар поднимался вверх, то он снова встречался с царившим повсюду холодом и превращался в иней или изморозь, которые слой за слоем заполняли огромный срединный мир. И таким образом, вследствие постоянного взаимодействия холода и жара, а также, вероятно, по воле Невидимого и Вечно Существующего, среди ледяных глыб бездны возник великан по имени Имир или Аургельмир (бурлящая масса), олицетворявший замерзший океан. Так как он возник из инея, он был наречен Хримтурс, или инеистый великан.
В начале не было
(был только Имир)
ни берега моря,
ни волн студеных,
ни тверди внизу,
ни неба сверху,
ни трав зеленых —
только бездна зевала.
Старшая Эдда. Прорицание вёльвы.
Перевод В. Тихомирова
С трудом пробираясь во мраке в поисках еды, Имир нашел чудесную корову по имени Аудумла (кормилица), сотворенную тем же творцом, что и Имир, и из того же самого вещества. Поспешив к ней, Имир с радостью заметил, что из ее вымени текут четыре огромных молочных реки, которые могли бы дать ему хорошее пропитание.
Таким образом, его желания были удовлетворены, но корова, тоже искавшая еду, начала слизывать соль с расположенной поблизости ледяной глыбы своим шершавым языком. Она лизала до тех пор, пока на свет не появился первый волосок, затем вся голова и, наконец, из-под ледяного панциря на свободу не вышел бог Бури (родитель).
Пока корова занималась этим, великан Имир заснул, и под мышками у него родились сын и дочь, а от трения его ступней появился шестиголовый великан Трудгельмир, который вскоре дал жизнь великану Бергельмиру, от которого произошли все инеистые великаны (хримтурсы).
Слышно, подмышки
льдистого турса
сына и дочь родили,
нога с ногою
зачали йотуна
шестиголового сына.
Старшая Эдда. Речи Вафруднира.
Перевод В. Тихомирова
Один, Вили и Be
Когда эти великаны узнали о существовании бога Бури и его сына Бора, которого Бури тотчас же произвел на свет, они начали войну против них. Боги и великаны представляли противоположные друг другу силы добра и зла, а это значило, что они никогда не будут жить в мире. Война продолжалась века, и за это время ни одна из сторон не добилась успеха. Все изменилось, когда Бор женился на великанше Бестле, дочери Болторна (источник зла), которая родила ему трех могущественных сыновей Одина (дух), Вили (воля) и Be (святой). Все три сына присоединились к отцу в его борьбе с враждебными инеистыми великанами и в конце концов убили своего заклятого врага – Великого Имира. Кровь из его ран хлынула таким потоком, что случился огромный потоп, уничтоживший весь его род, за исключением Бергельмира, который спасся от этого потопа в ковчеге вместе со своей женой, уплыв на край мира.
Из всего рода Имира
лишь не утонул и спасся Бергельмир:
он ускользнул в ковчеге в тот потоп,