Лимонник. По материалам израильских литературных вечеринок. Выпуск 3

Зреет под лунными линзами
Знанья безжалостный яд:
Будешь полжизни зализывать
Совести рваной края.

Отдаляясь

Блекнет радость, изливаясь вслух,
Дно лизнув, пустым приходит невод,
И слетает тополиный пух
Призраком утраченного снега.

Как густеет время – никому…
Мутны зеркала, крошится кашель,
Лица удаляются во тьму
Семенящей поступью монашек.

Под шагами чувствуешь подлог.
Только небо звездно дышит в темя,
И дрожит под ребрами иглой
Чистота пронзительной потери.

Девальвация

И куда же ты денешь
Истрепавшее рот
Дореформенных денег
Суррогат-серебро?
Не возьмут ни в уплату,
Ни взаймы, ни в залог.
Можно слово оплакать:
Вышел срок.

Тычешь чертовой тыщей
Бесконечных причин.
Не трудись – не отыщешь,
Замолчи.
Нет решения, кроме
Сургуча – на уста.
Ты упрям и нескромен,
Ты достал.

В поздних поисках сути —
Не суметь, не найти! —
Душу высказал всуе
И затих.
И пригубил, бессильно
Опускаясь на дно,
Золотое: «Спасибо,
Зачтено».

Маргарита Сливняк

Краткая проза

Дверь

I

Вечер. Я гуляю кругами вокруг Харсины. Это небольшой район города Кирьят-Арба, что возле Хеврона. Расположен он на холме, и его другое, древнее название Рамат-Мамре – Возвышенность Мамре. Здесь когда-то жил библейский Авраам. А сейчас здесь живут мои родители. И я у них в гостях. Не то чтобы мне очень нравилось обходить Харсину по вечерам – на улицах пусто, лишь нависает громада арабского Хеврона, да посверкивает шоссе внизу, да неясно маячат Иудейские горы, да пахнет полынь…

Здесь безопасно – район хорошо охраняется электронной защитой. Но многие дома всё равно прячутся за крепкими заборами – на всякий случай. И в этих дворах живут обычно злые собаки, которых спускают с цепи на ночь, а иногда и выпускают на улицу побегать. Кроме того, в район забегают бродячие и очень голодные собаки из арабского города. Все они очень не любят людей. Им есть за что.

Я гуляю по Харсине. Уже второй круг. Потому что надо же ходить – ну, хотя бы два километра в день. Я иду медленно. Останавливаюсь возле кустов, где запах полыни особенно силен. Втягиваю его в себя.

– Ты не могла бы проводить меня домой, я боюсь! – произносит детский голос на иврите. Мальчик лет семи – щупленький, в вязаной ермолке, большие глаза, короткие пейсы. Почему-то мне не очень хочется его провожать.