Записки Хендрика Груна из амстердамской богадельни

Похоже, я малость захандрил. Нет чтобы ценить старость, наслаждаться ею, но это чертовски редко удается. Пойду прогуляюсь. В конце концов сегодня воскресенье. А потом под добрую рюмку коньяку немного послушаю Моцарта. Может быть, загляну к Эверту, его дурацкие выходки оказывают на меня благотворное терапевтическое воздействие.

понедельник 7 января

Оказывается, вчера началось расследование скоропостижной смерти рыб на третьем этаже. В воде еще плавали остатки пирога госпожи Виссер. С моей стороны было глупо бросать пирог в аквариум. Если до ее ушей дойдет, что рыбы скончались от передозировки размокшего пирога, следы преступления прямиком приведут ко мне. Я должен подготовить линию защиты, а именно заглянуть за советом к адвокату Дёйкеру. Эверт – эксперт по части лжи во спасение.

В нашем доме запрещается держать домашних животных, за исключением рыбок и птичек “размером не более 10 и 20 сантиметров, соответственно”. Так указано в правилах внутреннего распорядка, чтобы нам не вздумалось заводить акул и орланов.

Стариков безжалостно разлучали с их собаками и кошками. Какими бы тихими и спокойными, старыми и немощными ни были четвероногие, правила есть правила: в приют! в Дом Заката!

“Нет, мадам, нет. Мало ли что Раккер единственное в мире существо, к которому вы привязаны. Мы не можем ни с того ни с сего делать исключения”.

“Ваша кошка действительно целый день лежит на подоконнике, но если мы пустим сюда хоть одну кошку, завтра у нас разлягутся на подоконнике три датских дога. Или один лиловый крокодил”.

Госпожа Бринкман – здешний чемпион: она умудрилась семь недель прятать старую таксу в шкафчике под раковиной. Но ее все-таки обнаружили.

Вероятно, имел место донос. Только подумать, все пережили войну и выдали-таки директрисе престарелую собачку. А директриса, вместо того чтобы с позором упечь в тюрьму гада-доносчика, предпочла отправить в приют собачонку. Та промучилась еще два дня и скончалась. Где же были защитники животных?

Директриса сочла за благо скрыть эту мелкую подробность от ее хозяйки. Когда госпожа Бринкман через три дня выяснила, на каком трамвае можно доехать до собачьего приюта, ее собачка уже лежала в сырой земле. Госпожа Бринкман расспрашивала всех, нельзя ли после ее смерти перехоронить рядом с ней собачку. И слышала решительный ответ: “Это не по правилам”.

Завтра утром мне нужно к доктору.

вторник 8 января

На доске рядом с лифтом вывешено объявление, что в аквариуме на третьем этаже обнаружено большое количество пирога. Рыбы, наевшись пирога, передохли. Каждый, кто может пролить свет на это событие, пусть срочно обращается к заведующей отделением госпоже де Рооз. По желанию конфидента будет соблюдена анонимность.

В 11 часов я явился к госпоже Рооз. Фамилия досталась ей явно по иронии судьбы. Ей больше подошла бы “Крапива”. По логике вещей, уродливые люди в порядке компенсации должны вести себя особенно учтиво. Но в данном случае имеет место нечто прямо противоположное. Она несокрушимая каменная стена плача. Ну да ладно. Итак, госпожа де Рооз.

Я сказал ей, что, возможно, смогу дать некоторое объяснение казусу с пирогом. Она тотчас навострила уши. Я сказал, что не хотел обижать госпожу Виссер, отказываясь от ее самодельного пирога, что положил клейкую массу на тарелку, а тарелку оставил в кладовке на третьем этаже. С самыми лучшими намерениями. Полагая, что кто-нибудь из жильцов воспользуется моим анонимным подарком. К сожалению, я вынужден констатировать, что пирог каким-то образом оказался в аквариуме, а моя голубая тарелка исчезла.

Де Рооз слушала меня с нескрываемым недоверием. Почему же я сам его не съел? Почему оставил именно на третьем этаже? Кто-нибудь может подтвердить мои слова? Я попросил, чтобы разговор остался между нами. Она ответила, что постарается что-нибудь для меня сделать. И тут же принялась выяснять, каким образом госпожа Виссер смогла сама испечь пирог. Печь и варить в комнатах строго воспрещается. Я поспешил сказать, что не уверен, что пирог был самодельным. Поздно: расследованию был дан ход. Я утрачу симпатию госпожи Виссер, что, конечно, еще не катастрофа. Но подозрение падет на все наше ни в чем дурном не замеченное отделение. Так что пищи для сплетен хватит на несколько недель.

И к доктору я не попал. Он заболел. Если к понедельнику он не выздоровеет, кто-нибудь его заменит. В экстренных случаях можно обратиться к врачам из соседнего дома престарелых. Некоторые лучше умрут, чем будут демонстрировать свой скрюченный позвоночник “шарлатану из Дома Сумерек”. Другие мечтают, чтобы из-за каждого чиха за ними прилетал санитарный вертолет. Мне это без разницы. Не все ли равно, какой доктор скажет, что тут уж ничего не поделаешь.

среда 9 января

Все-таки вчера из-за возни с дохлыми рыбами я был немного не в себе. От кофе госпожи Виссер и нервотрепки у меня случился понос. И я половину утра просидел в клозете со старым портфелем газетных вырезок (позаимствовал их в гостиной).

Гостиная – комната, где гости беседуют. Красиво звучит. Но одно дело – флаг, а другое – груз. Какие уж там беседы. Правильнее было бы написать на двери три “с”: стоны, сплетни, сожаленья. Расписание на день для некоторых. Заходил Эверт. Через дверь клозета он ввел меня в курс последних событий: теперь никто никому не доверяет и каждый видит в любом соседе потенциального убийцу рыб.

Мое отсутствие вызвало подозрения. Я поинтересовался у Эверта, не может ли он ненавязчиво оповестить о моем поносе как о некой разновидности алиби. Сам я мало что могу сделать, разве что ненадолго приоткрыть дверь в клозет и дверь на лестницу. Я всегда проветриваюсь и вообще доволен своей персоной, но сейчас меня мутит от себя самого. Мутит вдвойне. Потому что я все-таки, в сущности, расчетливый говнюк. Метафора, весьма подходящая к случаю.

Да, пора мне проветриться. Я сутки просидел на сухарях и активированном угле, так что снова могу пойти на прогулку. Поищу чистотел, ведь, как сообщают газета и календарь фенологических примет, это первый признак весны. Если, кроме чистотела, найду еще мать-и-мачеху, купырь и мартовскую фиалку, то весна станет очевидным фактом. Но я понятия не имею, как эти растения выглядят.

Природа опередила сама себя на шесть недель. Но для перелетных птиц, которые твердо решили в этом году оставаться дома, есть плохая новость: грядет похолодание.

четверг 10 января

При нашем доме имеется красивый сад. Но он почему-то на замке. Зимой нас туда не пускают. На всякий случай. Дирекции лучше знать, что нам на пользу.

Стало быть, в это время года приходится дышать свежестью ближайшего окружения. Мрачная застройка конца шестидесятых. Скудные полоски зелени используются в качестве мусорных баков. Можно подумать, что по ночам здесь разъезжают фургоны городской службы очистки, которые не собирают мусор, а рассовывают его по улицам и скверам. Бредешь по морю консервных банок, оберток от чипсов и старых газет. Почти все первые жильцы здешних многоэтажек перебрались в таунхаусы Пюрмеренда или Алмере. Остались только те, кому переезд не по карману. Освободившиеся квартиры заселили турки, марокканцы и суринамцы. Не слишком приятная социальная смесь.

В настоящее время, выходя в рейс, я рассчитываю сделать два перехода примерно по 500 метров. На полпути сажусь на мель, то есть на скамейку. Дальше идти не рискую. Мир сокращается. От дома я проложил четыре разных круговых маршрута длиной примерно в километр.

Только что заходил Эверт. Он в полном восторге от суматохи вокруг дохлых рыб и планирует подлить масла в огонь. Хочет предпринять вторую атаку, на сей раз с еврейским песочным печеньем. Но в здешних магазинчиках наверняка запомнили бы его покупку. Поэтому вчера он проехал несколько километров на автобусе, чтобы купить песочное печенье в ближайшем супермаркете. Теперь оно лежит у него в шкафу. Я спросил, надежное ли это место. “Это свободная страна, – сказал он. – И каждый может прятать у себя дома столько печенья, сколько захочет”. С выпечкой у меня проблемы, но идея с еврейским печеньем была великолепной, ведь оно розовое. Эверт ожидает особого цветового эффекта.

суббота 12 января

Наша директриса, госпожа Стелваген (мы еще не раз ее упомянем), ввела единое правило для окружающей среды: температура в комнатах жильцов не должна превышать 23 градусов. Если старикам холодно, пусть надевают куртки, распорядилась она. Одна из жиличек, старушка из Индии, доводит температуру до 27 градусов. У нее в комнате повсюду стоят миски с водой для увлажнения воздуха. Тропическим растениям это идет на пользу. Для комнатных растений температурный максимум пока не установлен, но я предполагаю, что Стелваген над этим работает.

Госпожа Стелваген всегда любезна, готова выслушать и подбодрить каждого, пряча под маской сострадания нездоровую дозу самолюбования и тирании. Ей сорок два, она хозяйничает здесь полтора года, пробиваясь наверх подхалимством или нахрапом, в зависимости от того, с кем имеет дело. Вот уже год, как я веду за ней пристальное наблюдение.

У меня есть надежный источник информации: ее секретарша госпожа Аппелбоом. Аня Аппелбоом 23 года проработала у прежнего директора господина Лемера (во время последней волны слияний он не удержался в кресле и досрочно ушел на пенсию). Стелваген понизила Аню в должности, назначив нового начальника канцелярии. Ане осталось до пенсии два года, и она твердо решила не прогибаться перед директрисой. У Ани пока еще есть доступ ко всем официальным документам и конфиденциальным записям. Несколько лет назад она была моей соседкой и спасла меня от отправки в приют для бездомных, устроив сюда. Может быть, спасет еще раз.

По четвергам с утра я частенько захаживаю к ней на кофе. Директриса и начальник канцелярии в это время сидят на производственном совещании заведующих секторами с региональным директором. (Стелваген мечтает стать для начала региональным директором.) Обычно мы с Аней беседуем о том о сем, и в какой-то момент она не выдерживает, спрашивает: “Не проболтаешься?” После чего выкладывает подробности о махинациях Стелваген. Так что кой-какой компромат на директрису мы собрали.

воскресенье 13 января

Вчера вечером Эверт подбросил в аквариум на втором этаже шесть розовых печенек. Золотые рыбки налопались и полопались. Между остатками печенек плавают их трупы. В доме разразился жуткий скандал.

Когда подали кофе, Эверт вышел как бы в туалет, поднялся на второй этаж, осмотрелся и бросил в воду спрятанные под пиджаком печеньки. Совать пластиковый пакет в мусорный бачок было довольно глупо, ведь это улика, но, к счастью, сегодня утром уборщица уже вынесла весь мусор. Аквариум стоит в довольно темном углу, и вчера вечером никто ничего не заметил. Вся операция была, конечно, рискованной. Если бы его поймали, ему пришлось бы немедленно вызывать грузовой фургон и съезжать с квартиры. Может, в глубине души ему и хотелось, чтобы его застали на месте преступления. Тогда он стал бы отпираться, изворачиваться – и в самый последний момент пошел бы на попятный. Он считает, что играть нужно только так. Согласно его философии, жизнь не что иное, как наиболее приятный способ убивать время. Это и есть свобода. Я ему завидую. Но я быстро учусь.

Вчера я сильно нервничал, потому что Эверт заранее сообщил мне о теракте, чтобы я смог обеспечить себе надежное алиби, что оказалось нелегко. Пришлось довольно долго ждать в гостиной, пока, наконец, двое жильцов с моего этажа не собрались наверх. “Я с вами. Ну, за компанию”. Господин и госпожа Якобс посмотрели на меня как-то недоверчиво.

Утром, сразу после девяти, поднялась тревога. По дороге в церковь госпожа Брандсма увидела, что рыбы плавают вверх брюхом. Кажется, была попытка замять эту историю, но госпожа Брандсма поведала ее всем, кого встретила по дороге к дежурной сестре. Тут же ко мне в дверь постучал мой сосед:

– Представляете, я слышал…

Интересно, о чем пойдут разговоры за кофе.

понедельник 14 января

Еще одно трагическое происшествие, связанное с животными. Госпожа Скрёйдер чистила клетку с канарейкой и нечаянно втянула птичку в пылесос. Дрожащими руками она несколько бесконечных минут пыталась открыть пылесос. А когда открыла, от ее веселой свиристелки почти ничего не осталось. Ей надо было сразу выключить пылесос. Пташка потрепыхалась еще несколько минут и испустила дух. Скрёйдер безутешна и истерзана угрызениями совести.

Помощь персонала состояла в том, что страдалице посоветовали как можно скорее убрать клетку.

Здесь у нас каждый имеет особое мнение насчет печенья в аквариуме. Но спросите кого-нибудь, что он думает о войне в Сирии, он посмотрит на вас так, словно вы предложили ему прокомментировать теорию относительности. Несколько плавающих вверх брюхом рыбок волнуют нас куда сильнее, чем целый автобус с женщинами и детьми, взорванный в далекой стране.

Чтобы не прослыть ханжой, не стану отрицать, что на полную катушку наслаждаюсь скандалом с рыбами. Переполох, охвативший большинство здешнего населения, весьма впечатляет. Так что я опять отправляюсь в гостиную, чтобы принять участие в светской беседе о дохлых рыбах.

Снова наступила зима. Еще не упало ни единой снежинки, но вчера я уже видел на улице первого старика в шерстяных носках поверх ботинок. Чтобы не поскользнуться.

вторник 15 января

Выпал снег, первый в этом году. Это означает, что никто не высовывает носа за дверь и все делают запасы. В нашем магазинчике внизу не купишь ни печенья, ни шоколадки. Прямо как в военное время. К счастью для современной молодежи, мы – последние, кто пережил войну, и скоро избавим ее от вечных стариковских историй о супе из тюльпановых луковиц и о семичасовой беготне в поисках пучка моркови.

Всего скончались семь рыбок. Вчера вызывали полицию. Два юных сотрудника понятия не имели, что им делать. Ничего похожего на успешное расследование, как его показывают по телевизору. Сначала они со всех сторон осмотрели аквариум. Как будто прикидывали, нельзя ли оживить рыбок.

– Да, сдохли, – сказал один.