Три сестры

Чтобы разрядить напряжение, Циби выдавливает из себя улыбку:

– Может, кто-то решил, что мы можем делать то же, что и парни.

Они получили ясное предписание: явиться в синагогу к пяти часам вечера в Шаббат. По обе стороны от дверей в обучающий центр, находящийся рядом с храмом, стоят глинковцы и хмуро смотрят на девушек. В центре есть большая классная комната, в которой девочки с раннего детства получали религиозное образование. Циби, как всегда, испытывает религиозный трепет перед синагогой. Это здание с башней, где она молилась вместе с родными и где их утешали друзья после кончины отца и бабушки. Обычно надежное и безопасное место для ее соплеменников, сегодня это здание не может оградить их от бед. Его разорили нацисты. Разорили глинковцы.

Девушек отводят в классную комнату, куда прорвались немногие родители, проигнорировавшие запрет. Теперь их осыпают бранью и бьют дубинками, требуя идти домой.

– Побудь здесь, – обращается Циби к Ливи, отпуская ее руку и ставя на пол чемодан.

Поспешив к выходу, Циби хватает за руку юную девушку, которая вцепилась в свою мать и не желает отпускать ее. Глинковец бьет женщину по спине, снова и снова, но та не отпускает дочь. Небольшая толпа в немом ужасе наблюдает за жестокой расправой.

– Давай пойдем со мной.

В этот момент смелость Циби пересиливает ее страх. Циби тянет девушку, и та отпускает мать. С плачем и воплями девушка тянется к матери, которую в это время оттаскивают глинковцы.

– Она со мной. Я позабочусь о ней, госпожа Гольдштейн! – кричит Циби, загоняя девушку по имени Рут в комнату.

Помещение заполняется девушками, их заплаканные лица выражают страх. Здесь царит печаль и отчаяние.

– Рути, Рути! Иди сюда! – зовет голос.

Циби оглядывается и замечает Эви, их молодую соседку, которая зовет к себе Рути Гольдштейн.

– Это твоя кузина, да? – спрашивает Циби, и Рути кивает.

– Теперь все будет хорошо. – Рути со слезами на глазах улыбается Циби. – Она моя родственница.

Циби подходит к тому месту, где оставила Ливи.

– Надо найти место у стены, там удобнее, – говорит она и уводит сестру с середины комнаты.

Сестры стоят в ожидании инструкций, глядя, как в помещение заталкивают все больше девушек. На улице воздух прохладный и свежий, но в помещении становится душно и шумно от разговоров и рыданий. Когда-то эта комната была вместилищем счастливых детских воспоминаний, теперь же она враждебна им.

Начинает темнеть, и под потолком зажигаются две лампочки, испускающие тусклый желтоватый свет.

Вдруг без предупреждения дверь захлопывается, что только усиливает страх девушек.

– Мне страшно, Циби! Я хочу домой! – плачет Ливи.

– Я знаю, я тоже, но нельзя. Давай пока присядем. – Они садятся на пол, упираясь спинами в стену, и Циби ставит их чемоданы себе и Ливи между ног. – Ты должна во что бы то ни стало следить за своим чемоданом, понятно? Не выпускай его из виду.

– Что с нами будет? – спрашивает Ливи.

– Думаю, нас оставят здесь на ночь, так что надо как-то устроиться. – Циби обнимает Ливи за плечи и кладет ее голову себе на грудь. – Ливи, котенок мой, ты голодная? – (Ливи снова плачет, качая головой.) – Просто закрой глаза и постарайся уснуть.

– Я не смогу уснуть.

Из глубин памяти Циби всплывают слова чешской колыбельной, которую она когда-то пела Ливи. Она принимается тихонько напевать.

Ложись, мой ангел, усни поскорей.
Так мама качает малых детей.
Спи, моя крошка, сладких снов.
Так мама качает малых детей.
Ложись, мой ангел, усни поскорей.
Так мама качает малых детей.
Спи, моя крошка, сладких снов.
Так мама качает малых детей.

Циби крепко прижимает к себе Ливи и через несколько минут слышит ее ровное дыхание. Циби шлет заснувшей младшей сестре всю свою любовь.

– Я никому не позволю обидеть тебя, – шепчет она, уткнувшись в ее душистые кудряшки.

Прислонившись спиной к стене, Циби наблюдает, как другие девушки отвоевывают себе пространство, чтобы сесть, ищут место, куда можно прислониться. Некоторые открывают чемоданы, достают оттуда небольшие консервные банки, куски хлеба, сыр и предлагают еду соседкам. Циби думает о «Хахшаре», о том, чем сейчас занимаются в лагере. В воскресенье они будут спрашивать, где она и почему не вернулась. Она старается не думать о маме и деде, которые сейчас садятся дома за скудный обед. Смогут ли они вообще есть? Циби думает о Магде – стало ли ей лучше? Жаль, сестра не с ними, но, может быть, ей лучше находиться в больнице.

Успокоенная этой мыслью, Циби закрывает глаза и вспоминает счастливые дни.

– Завтра мы займемся организацией ваших спальных мест, поскольку знаем, что многие из вас хотят остаться в лагере и пройти обучение по программе «Хахшара». А пока сами найдите себе место и попытайтесь поспать. Обещаю, завтра все вы получите кровати, матрасы, одеяла и подушки.

– А где мальчики? – интересуется одна из девушек.

Циби замечает ее нахальную ухмылку, блестящие глаза.

– В другой части лагеря. И, чтобы ты знала, это довольно далеко отсюда.

– Я Циби. А тебя как зовут? – спрашивает Циби у дерзкой девчонки.

Они лежат бок о бок на деревянном настиле, плотно завернувшись в пальто, чтобы укрыться от сквозняка, дующего через большие щели в стенах.

– Ализа. Приятно познакомиться, Циби. Откуда ты?

– Из Вранова. А ты?

– Из Бардеёва, но это ненадолго. Мне не терпится как можно скорее попасть в Палестину.

– Я понимаю, что ты хочешь сказать. Не могу поверить, что я здесь, – нервно хихикая, говорит Циби.

– Думаете, мы будем обучаться вместе с парнями? – Вопрос Ализы не обращен к кому-то в отдельности.

– Это единственная причина, почему ты здесь, – встречаться с парнями? – Девушка, лежавшая рядом с ними, привстает.

– Нет, я хочу поехать в Палестину, – отвечает Ализа.

– Ну а я здесь только из-за парней, – доносится голос из глубины помещения.

– Поднимите руки те из вас, кто находится здесь, потому что хочет поехать в Палестину, – говорит Циби, стараясь, чтобы ее услышали.

Все девушки садятся и поднимают руку.

– А теперь поднимите руку те, кто здесь из-за парней, – говорит Циби.