64

Именно поэтому Сува, который раньше всегда был в состоянии оценить настроения в пресс-клубе, последнее время все больше терял хватку. Он уже не казался репортерам своим, таким же, как они. Стоило Суве поверить в свою удачу, как он попал в ловушку… Миками вспомнил недавние слова Сувы: «Если не получается договориться с ними, надо торговаться». Миками показалось, что эти слова выдают растущую тревогу, несмотря на то что Сува так давно работает в управлении по связям со СМИ.

– Миками-сан, я их нашла.

К нему подошла Микумо с большой папкой в руках. Миками не сразу понял, о чем она, а потом кивнул. Еще в машине, на обратном пути, он попросил ее разыскать в архиве все имеющиеся газетные вырезки о похищении Сёко.

Он смял окурок. Отношения с прессой могут подождать. Пусть репортеры сделают первый ход. Сейчас у него есть другое неотложное дело – он должен уговорить Амэмию. Отчасти им руководило чувство долга, но, кроме того, ему хотелось понять, что Амэмия чувствует. Однако в первую очередь нужно найти ответы на некоторые вопросы.

Почему он отказался принять комиссара? Потому что воспоминания о похищении постепенно стираются…

Нелепо! Обычно родители, трагически потерявшие ребенка, не могут спать спокойно, пока не увидят лица убийцы.

Потому что он разочаровался в полиции.

Да, наверное… Полицейские потратили на это дело много времени, были задействованы на поиски огромные силы, однако найти преступника так и не смогли.

Может быть, Амэмия затаил на них обиду?

Возможно. Список подозреваемых был огромным и включал семь с лишним тысяч человек. В него попали и некоторые родственники Амэмии. Особенно пристально следователи занимались его младшим братом – Кэндзи Амэмией. Он стал главным подозреваемым; его допрашивали несколько дней подряд.

Миками листал архив.

Сёко Амэмия. Ученица первого класса начальной школы «Морикава Ниси». На фотографии она выглядела такой маленькой, что ее можно было принять и за дошкольницу. Сёко сфотографировали в традиционном новогоднем кимоно. Волосы были заплетены в косу и скреплены розовой заколкой; губы поджаты и накрашены ярко-красной помадой. Снимок сделали в местном фотоателье за полмесяца до похищения, в честь праздника Сити-го-сан, который отмечается пятнадцатого ноября. По случаю праздника пятилетних и трехлетних мальчиков, а также семилетних и трехлетних девочек наряжают в праздничные одежды и ведут в синтоистские храмы. Кэндзи Амэмия не присутствовал на празднике. После смерти отца он ссорился со старшим братом, Ёсио, из-за наследства. Кэндзи переживал трудности с деньгами. Его предприятие, мастерская по ремонту мотоциклов, находилось на грани банкротства. Кэндзи задолжал местному ростовщику почти десять миллионов иен.

Естественно, его проверяли особенно внимательно. Первого декабря, в день похищения, Сёко пообедала и одна вышла из дому. Она собиралась зайти к Кэндзи домой, а жил он всего в полукилометре к западу от дома ее родителей. Девочка не знала, что дядя и отец ссорятся из-за наследства. Он обещал подарить ей детский косметический набор, и Сёко очень хотела поскорее забрать его. Дядя Кэндзи всегда дарил ей деньги на Новый год, но в том году так и не пришел на праздник. Ее мама, Тосико, не разрешала ей идти к дяде, но Сёко упросила ее – против ее улыбки трудно было устоять. Их дом окружали рисовые поля, но Сёко отправилась к дяде по лесной дороге. Тропинка шла вдоль лесозащитной полосы; в основном ее не было видно со стороны. Правда, где-то на полпути между родительским домом и домом Кэндзи Сёко видел ее одноклассник. Мальчик стал последним свидетелем, который застал Сёко в живых.

Анализ содержимого желудка показал, что в нем находилось непереваренное рагу, которое девочка ела в тот день на обед. Значит, ее убили вскоре после того, как она вышла из дому. В тот день Кэндзи был дома один, так как его жена и дочь поехали в гости к его родителям. В своих показаниях он утверждал, что племянница к нему не приходила и он ее не видел. Несмотря на это, его еще долго считали главным подозреваемым – главным образом, потому, что в те дни никто не сообщал о появлении в округе подозрительных людей или незнакомых машин. Амэмия заявил, что по телефону ему звонил не Кэндзи. Однако Кэндзи все равно продолжали подозревать. Возможно, у него были сообщники. Насколько было известно Миками, Кэндзи так до конца и не оправдали. Наверное, некоторые детективы, работавшие над делом, по-прежнему считали похитителем именно его.

Но достоверно никто ничего не знал.

Дело тянулось вот уже четырнадцать лет; Миками многое забыл. У него не было доступа к досье на подозреваемых, и он не знал, кого из них окончательно оправдали и находится ли Кэндзи до сих пор под подозрением. Миками понял, что хватается за соломинки, когда предположил, что Амэмия обиделся на стражей порядка за то, что те подозревают его брата.

Он продолжал рыться в архиве, но не нашел там никаких сведений о Кэндзи Амэмии.

Протоколы допроса Кэндзи и другие материалы были засекречены. Доступ к ним имели немногочисленные сотрудники отдела особо тяжких преступлений. Вот почему сведения о Кэндзи так и не попали в прессу. Статьи, выходившие четырнадцать лет назад, описывали похищение лишь в общих чертах. Никаких сведений о потенциальных подозреваемых журналистам не передавали. В связи с особой серьезностью «Дела 64» ему был присвоен высший уровень секретности. Кроме того, вскоре после похищения СМИ переключились на еще более значимое событие: целый поток репортажей освещал похороны императора Хирохито. Полистав архивы, Миками понял, вряд ли что-то в них поможет ему вытащить Амэмию из его раковины.

Перед мысленным взором Миками замаячило лицо старого сослуживца. Он встал:

– Я ненадолго уеду.

– Где вы будете? – спросил Сува, оторвавшись от газеты.

– Я еду по личному делу. Звоните, если там, – он кивнул в сторону пресс-центра, – что-нибудь изменится.

Сува медленно кивнул. Скорее всего, он подумал, что Миками едет куда-то по делу, связанному с его дочерью.

Миками вспомнил слова Акамы: «Если вы привлечете уголовный розыск, все только осложнится… До тех пор вы должны рассматривать визит как дело совершенно секретное».

Он, можно сказать, собирается нарушить приказ началь ника… Миками понимал: если Акама узнает, куда он сейчас поедет, его ждут крупные неприятности.

Микумо, наверное, тоже подумала об Аюми и бросила на шефа неуверенный взгляд. Видимо, ей хотелось предложить свои услуги шофера, но она не решалась. Миками отмахнулся на ходу, давая понять, что доберется сам, и вышел, прихватив с собой папку с газетными вырезками. Сува догнал его в коридоре; он стоял, неуверенно переминаясь с ноги на ногу:

– Понимаете, Миками-сан, тут такое дело…

– Какое?

– Я собираюсь сегодня пригласить Акикаву выпить, и… – Он еще больше понизил голос. – Вы не будете против, если с нами пойдет и Микумо?

Сува смотрел на него чуть ли не с мольбой. Если бы не это, Миками, наверное, отхлестал бы его по пухлым щекам.

– Возьмите лучше Курамаэ.

Сува потупился. Уголки его губ дернулись. Миками так и не понял – то ли Сува выражал свое несогласие, то ли улыбался в знак смирения.

Глава 10

Миками выехал со стоянки.

Он собирался навестить Мотидзуки, своего бывшего сослуживца. Мотидзуки, как и Миками, был включен в группу быстрого реагирования по «Делу 64». Он сидел за рулем второй машины сопровождения. Впоследствии он оставался в составе следственно-оперативной группы и проверял тех подозреваемых, у которых имелись денежные долги. Три года назад, после того как его отца разбил инсульт, Мотидзуки вышел в отставку и возглавил семейное цветоводческое хозяйство. По традиции, существующей в региональных полицейских управлениях, в его личном деле написали, что он вышел в отставку «по личным причинам». Хотя отставка не освободила его от обязанности хранить секретные сведения, Миками надеялся, что Мотидзуки будет говорить свободнее, чем те, кто еще состоит на службе.

Миками ощущал смутную тревогу. Вскоре он приблизился к развилке Аои. Рядом с кафе «Аои», как и четырнадцать лет назад, висел синий рекламный плакат. Кафе было первой остановкой, когда они вместе с Амэмией ехали передавать выкуп.

Пятое января. Дом Амэмии…

Миками в ту ночь совсем не спал. На следующий день в пятом часу наконец снова позвонил похититель – это был его третий звонок. Следственно-оперативную группу он застал врасплох, так как позвонил не домой Амэмии, а в помещение конторы консервного завода. Таким образом, в третий раз записать его голос не удалось… Он представился именем Сато и попросил к телефону президента компании. Зная, что Амэмия весь день дома, его личная секретарша просто сказала, что сегодня его не будет. Похититель попросил ее кое-что передать: он заберет выкуп в кафе «Аои» на улице Аои. Амэмия должен быть там в половине пятого.

Показания секретарши, тридцатидвухлетней Мотоко Ёсиды, совпадали со словами Амэмии. Ей показалось, что звонивший – мужчина в возрасте от тридцати до сорока лет; голос хрипловатый, без особенностей произношения. Из-за того, что в тот день именно она подошла к телефону, Мотоко Ёсиде позже пришлось прослушивать голоса нескольких сотен подозреваемых.

Понятия не имея, что происходит, Мотоко тут же перезвонила президенту компании домой и передала слова похитителя. Родители Сёко, а вместе с ними и оперативники запаниковали. До назначенного срока оставалось меньше двадцати минут! Правда, наличные уже были приготовлены и спрятаны в большом чемодане. Чтобы отследить перемещение чемодана, внутри спрятали миниатюрный передатчик. Кроме того, под воротник пиджака Амэмии прикололи микрофон размером с булавочную головку. Ему велели повторять вслух все, что похититель будет говорить по телефону. И все же время поджимало. Хотя они ехали очень быстро, все понимали, что понадобится не менее получаса, чтобы успеть к кафе.

Амэмия, спотыкаясь, выбежал из дома, затолкал чемодан в свой «ниссан-седрик» и на головокружительной скорости помчался к месту встречи. Сзади, под сиденьями, накрытый одеялом, прятался Кацутоси Мацуока, командир группы быстрого реагирования. Он был готов к любому варианту развития событий.

Четверо оставшихся бойцов группы быстрого реагирования разделились, сели в две машины и поехали следом за «седриком» Амэмии, держась друг от друга на расстоянии примерно в десять метров. Миками сидел на пассажирском сиденье первой машины. Сигнал микрофона, прикрепленного к пиджаку Амэмии, был слабым, в жилой зоне передача ограничивалась несколькими десятками метров. Миками получил приказ держаться по возможности близко, слушать повторяемые Амэмией указания похитителя и передавать подробности в оперативный штаб через беспроводную гарнитуру, установленную в его машине.

Они прибыли к кафе «Аои» с опозданием всего в шесть минут, в 16:36. Амэмия сразу же бросился внутрь. Владелец внимательно осматривал клиентов, держа в руке розовый телефон и выкликая имя Амэмии. «Это меня!» – сдавленным голосом крикнул Амэмия, хватая трубку. Минако тоже была в кафе; она приехала заранее и сидела у окошка в нескольких метрах от входа вместе с одним детективом. Ее попросили помочь вместе с другими сотрудницами, которым пришлось уйти из полиции после брака с сослуживцами. Они участвовали в операции под прикрытием, изображая семейные пары. В тот день Минако с раннего утра находилась в конференц-зале Центрального управления. Когда узнали, где произойдет обмен, Минако и детектив, который должен был изображать ее мужа, выбежали из здания и помчались к кафе. Они успели на место за несколько минут до приезда Амэмии. Минако успела увидеть Амэмию лишь мельком. Закончив разговаривать по телефону, он тут же выбежал на улицу.

Как и ожидалось, похититель велел Амэмии переезжать из одного места в другое. Он давал ему очень мало времени и все время торопил. Сначала велел ехать по федеральной трассе на север, к фруктовой лавке «Времена года». Оттуда – к игровому залу «Атари маджонг». Дальше Амэмия должен был ехать к кафе «Сакура», которое находилось уже в муниципальном округе Ясуги. Затем, проехав километр, он повернул на дорогу муниципального значения и помчался к салону-парикмахерской «Аи-аи». После этого похититель велел ему повернуть налево, на префектуральное шоссе, и снова ехать на север.

Оставив Ясуги, Амэмия въехал в сельский округ Одзатомура, где вскоре остановился у овощного рынка «Фурусато». Еще через пять километров – «Одзато-гриль». «Шкатулки Миясака».

Оказалось, что похититель заводит их все дальше в горы. Амэмия не останавливался; дорога шла по берегу реки Футаго, это был настоящий серпантин, такой узкий, что обгоны там невозможны. Сгущались сумерки. Пошел уже седьмой час вечера. Экипаж второй машины из группы быстрого реагирования получил приказ прервать погоню. Такой же приказ дали и пяти машинам из группы перехвата, которые присоединялись к погоне в разных местах на федеральной трассе и муниципальном шоссе.

Никто не знал, жива ли Сёко и действует ли похититель один или у него есть сообщники. Но рисковать они не имели права. Похититель сразу обратил бы внимание на вереницу из семи или восьми машин на горной дороге, где обычно не бывало движения. Миками по-прежнему оставался на связи; только его машина еще ехала за «седриком» Амэмии. Они отстали, увеличив дистанцию; Миками опустил сиденье пониже, чтобы его не было видно снаружи.

Они долго ехали по грунтовой дороге, приближаясь к последнему месту, названному похитителем, – рыбной ферме «Иккю», расположенной почти у подножия горы Неюки, на самой границе префектуры. Амэмия дошел до предела. Когда на рыбной ферме он подошел к телефону, ноги у него заплетались. Похититель дал новые указания: «В полукилометре сзади есть мост – вы его переезжали. Один из фонарей перевязан пластиковым шнуром. Встаньте рядом с тем фонарем и бросьте чемодан в воду. Если вам дорога жизнь вашей дочери, вы должны сделать это через пять минут».

Тогда стало понятно, зачем похитителю понадобился самый большой чемодан. Он собирался воспользоваться им как плотом. Чтобы он удержался на нем, чемодан должен был быть достаточно плавучим. Повинуясь приказу, Амэмия развернул машину на парковке и вернулся к мосту Котохира. Как часто бывает в отдаленных районах, мост казался слишком величественным для такой глухомани. К одному из ртутных фонарей действительно был привязан пластиковый шнур. Фонарь находился с правой стороны по течению. Амэмия не раздумывая швырнул чемодан с семиметровой высоты в реку. Сначала чемодан скрылся под водой, но почти сразу его подняло на поверхность и понесло течением. Вскоре чемодан исчез из вида. В восьмом часу вечера в сумерках непонятно было, где вода, где камни и где небо…

Никто ничего не понимал; главное, неясно было, где похититель собирается забрать выкуп. Он мог прятаться на берегу в любом месте. Погоня растянулась на десять километров, в кромешной темноте, до самой плотины. Оперативный штаб, не тратя времени даром, приказал оперативникам прочесывать берега. Понятно было, что похититель прячется где-то поблизости, но где и в каком состоянии Сёко – оставалось неясным, поэтому нельзя было пользоваться ни фонарями, ни факелами. Кроме того, нельзя было шуметь, поэтому и на машинах передвигаться тоже опасались.