Мой враг, мой любимый

Глаза его сверкнули бешеным огнем, он наклонился еще ниже, теперь Кирнан чувствовала его дыхание, ощущала тепло его тела, напряжение мышц.

– Что ты здесь делаешь, черт возьми?

– А тебе, черт возьми, что за дело? – в тон ему откликнулась она и снова попыталась скинуть его с себя. Она молилась, чтобы Камерон поскорее встал, хотя он не причинял ей боли, а лишь стиснул ногами, придавив всей тяжестью, да еще крепко держал за руки.

– Так что ты здесь делаешь? – требовательно повторил он.

– Решила съездить на прогулку!

– Ночью?

– И правда сейчас ночь. И как ты догадался? Умный мальчик! Наверное, все янки такие, потому они и побеждают нас, южан. Правда, не всегда…

– Прекрати сейчас же! – строго приказал он.

– Прекратить что?

– Прекрати так себя вести!

– А как я себя веду? Ничего особенного. Это война, капитан, надеюсь, вы не забыли?

Девушка с опаской взглянула ему в глаза. Внезапно ей стало холодно, и не только потому, что она лежала на влажной земле: просто взгляд Джесса был холоден, как надвигающаяся ночь. Но что это? Кажется, его хватка немного ослабла. Кирнан возобновила попытки высвободиться, но уже в следующую минуту Камерон снова навалился на нее, причем еще сильнее.

– Я еще раз спрашиваю: что ты здесь делаешь?

– А я еще раз повторяю: решила съездить на прогулку. А что здесь делаешь ты?

– Еду следом за тобой.

– Больше я тебе ничего не скажу, Джесс!

– А ты знаешь, что шпионов расстреливают?

– Иди к черту, Джесс! Я не шпионка. Если я…

– Сука! – запальчиво вдруг выкрикнул он и, поднявшись с земли, поставил перед собой Кирнан.

Она чуть не заплакала от боли – так сильно он сжал ей руки одной рукой, а другой, схватив за волосы, оттянул их назад. Кирнан, не мигая, встретила его бешеный взгляд.

– Ты подло использовала моих раненых! Прикинулась ангелом милосердия, а на деле тебе в высшей степени наплевать на их страдания. Небось рада была бы, если бы они все передохли, а? С самого первого дня ты крутилась в палатах в надежде раздобыть хоть какие-то сведения для своих конфедератов! А мои-то олухи и уши развесили. Еще бы – такая красотка ухаживает за ними!

Джесс так и затрясся от гнева. Кирнан даже уловила бешеный стук его сердца, а гневные слова обожгли ее, подобно поцелую.

– Черт побери, Джесс, я вовсе не…

– Не смей лгать, слышишь?

– Ну хорошо! – решительно произнесла девушка. От боли, с которой он тянул ее за волосы, на глазах выступили слезы, но взгляда она не отвела. – Да, иногда я использовала твоих ребят, так же как могла бы использовать тебя, Джесс. Ты – мой враг. Господи, сколько еще повторять, чтобы ты, наконец, понял? Я ненавижу тебя, Джесс, и ненавижу всех янки, в том числе и твоих раненых. Они вторглись на мою землю! Отняли у меня дом! Убили моих друзей и родных! Так чего же ты хочешь?

Казалось, она захлебнулась от праведного гнева. Теперь лишь ветер шелестел листвой во мраке ночи. Наконец, стряхнув с себя оцепенение, Джесс в сердцах выругался и, обхватив Кирнан за плечи, переспросил:

– Чего я хочу от тебя? – Теперь уже задыхался он. – Я хочу придушить тебя. Я хочу… – Он не договорил, уставился на Кирнан и вдруг впился в ее губы. Так же неистово и яростно, как за секунду до этого хлестал словами. Горячий поцелуй тут же высек ответную искру в сердце девушки – словно взрыв взметнулся в ночное небо. Вся она теперь – комок страсти и не хочет ни говорить, ни сопротивляться.

Как давно это было! Кажется, прошла целая вечность…

Целая вечность с тех пор, как он вот так же сжимал ее в объятиях, когда почва, казалось, уходила у нее из-под ног, а волна восторга захлестывала всю ее с ног до головы. Кирнан и не думала вырываться – она словно растворилась в Джессе, слилась с ним. О, эти сильные руки, обнимавшие ее! А как неистов умелый язык!

Поцелуй все не кончался, и с каждым мгновением горячая, непреодолимая страсть Джесса будила в Кирнан воспоминания о минутах их близости. Слезы выступили у нее на глазах, ибо в эту минуту она поняла, что напрасно пыталась себя разубедить.

Она любит его!

И никакая война не в силах этого изменить. Какого бы Цвета форму ни надел Джесс, для нее он останется все тем же мужчиной, которого она любит и страстно желает.

«Нет, – подумала девушка, – пусть я не была настоящей женой Энтони, но, по крайней мере, должна вести себя как достойная его вдова».

– Нет, Джесс, нет, черт побери! – рванулась она из рук любимого, сделала шаг назад и провела ладонью по губам, словно желая стереть след его страстного поцелуя.

– Кирнан…

– Нет-нет, ни за что! Не здесь и не сейчас! Не рядом с домом Энтони, во имя всего святого…

– Кирнан! – снова повторил он чуть хрипловатым от волнения голосом.

– Я вдова, Джесс, вдова Энтони! – жестко напомнила она. Он послушно остановился и с силой ударил кулаком по бедру.

– Черт побери… – пробормотал он вполголоса.

– Никогда больше не прикасайся ко мне, – шепотом попросила она. – Во имя вашей былой дружбы, если в тебе осталась хоть капля уважения к Энтони, ты больше никогда не дотронешься до меня, Джесс. Это его земля и его дом…

– Но ведь и первый раз мы занимались любовью на его земле! – взорвался он.

Слова прозвучали как удар хлыста.

Кирнан тотчас отвернулась и поспешила к коню, однако далеко уйти не успела: Камерон больно схватил ее за локоть и повернул лицом к себе.

– А почему же ты тогда не скорбишь по нему, Кирнан? Где твое черное траурное платье, черт побери?

Девушка не знала, что и сказать. Траур она сняла всего за несколько месяцев до приезда Камерона: приближалось лето, и в черном шерстяном платье тяжело было работать в саду. Да и со стиркой возникали проблемы – слуг осталось слишком мало.

Кирнан, конечно, любила Энтони, но страсти к нему не испытывала и потому, не чувствуя себя его вдовой, легко рассталась с трауром.

Заметив ее смущение, Джесс насмешливо улыбнулся:

– Воображаю, как ты обожала своего муженька!

Не успела Кирнан замахнуться как следует, как он перехватил ее руку и властно притянул к себе.

Неужели снова повторится эта пытка поцелуем?