Гиацинт вздрагивает.
– Рэн, – повторяет Тирнан, жестом указывая на мотель.
– Я плохо умею наводить чары, – предупреждаю я.
– Тогда не утруждай себя.
Несмотря на висящую над дверью табличку «НЕ КУРИТЬ», зона ресепшен пропахла сигаретным дымом. Усталая женщина за стойкой во что-то играет на своем телефоне.
Она поднимает взгляд, и ее глаза округляются. Рот открывается, будто она собирается закричать.
– Ты видишь двух совершенно обычных людей, которые пришли сюда по совершенно обычным причинам, – говорит ей Тирнан, и я наблюдаю, как ее глаза стекленеют, а черты разглаживаются под маской спокойствия. – Нам нужны два номера рядом друг с другом.
Я вдруг вспоминаю, как были зачарованы мои не-родители, и злюсь, хотя он не заставляет женщину делать ничего ужасного. По крайней мере пока.
– Конечно, – отвечает женщина. – В это время года туристы – редкость, поэтому у нас много комнат на выбор.
Рыцарь неопределенно кивает, и она вставляет ключ-карту в аппарат для кодирования. Затем просит данные банковской карты, чтобы оплатить услуги, не включенные в стоимость номера, однако спустя несколько слов забывает об этом. Тирнан расплачивается наличными, которые не похожи на подозрительно хрустящие зачарованные купюры. Я бросаю на рыцаря недоверчивый взгляд и опускаю в карман маленький спичечный коробок.
Мы выходим на улицу. Наша единственная лошадь стоит на участке, поросшем чахлой травой, и жует одуванчик. Похоже, привязывать Летунью никто не собирается.
Оук сидит на бампере машины и выглядит уже не таким нездоровым. Гиацинт прислоняется к грязной оштукатуренной стене.
– Те деньги, – говорю я, – они настоящие?
– О да, – подтверждает принц. – Иначе сестра разгневалась бы на нас.
– Разгневалась бы, – повторяю я устаревшее слово, хотя его значение мне понятно. Ее бы это взбесило.
– Она бы капец как разгневалась, – добавляет он с широкой улыбкой.
Обычно фейри относятся к смертным либо как к пустому месту, либо как к возможности поразвлечься. Судя по всему, у его сестры другая позиция. Наверняка многие из народа ее за это ненавидят.
Тирнан ведет нас к нашим номерам, 131 и 132, открывает дверь в первый и впускает нас всех внутрь. В комнате находятся две кровати, накрытые колючими на вид одеялами. На стене висит телевизор, под ним – покосившийся стол, прикрученный к полу. На ковре вокруг шурупов виднеются пятнышки ржавчины. Отопление включено, и немного пахнет жженой пылью.
Гиацинт останавливается рядом с дверью, прижав крыло к спине. Он преследует меня взглядом, возможно, чтобы не смотреть на рыцаря.
Оук опускается на ближайшую постель, но глаза не закрывает.
– Теперь мы кое-что знаем о ее способностях, – улыбается он, уставившись в потолок.
– Но вас отравили! Хотите сказать, оно того стоило? – вопрошает рыцарь.
– Меня постоянно травят. Жаль, это был не румяный гриб, – отзывается принц, но его слова не имеют никакого смысла для меня.
Тирнан кивает в мою сторону:
– Девчонка считает, что вы глупец, раз отправились сюда.
Я хмурюсь, потому что совсем не это имела в виду.
– Ах, леди Рэн, – выдыхает Оук с ленивой улыбкой на лице. Локоны цвета календулы лежат на его лбу, практически скрывая рожки. – Вы ранили меня в самое сердце.
Я сомневаюсь, что обидела его. На щеках принца все еще виднеются царапины от моих ногтей – три полоски засохшей крови, розовые по краям. Оук не может лгать, но во всех его словах кроются загадки.
Тирнан опускается на колени и начинает расстегивать крепления на броне Оука.
– Не могла бы ты мне помочь?
Я присаживаюсь по другую сторону от принца, беспокоясь, что сделаю что-нибудь не так. Оук косит на меня взгляд, пока я дрожащими пальцами пытаюсь оторвать от раны прилипшую к ней кольчугу. Он тихо стонет от боли, и я замечаю, что его губы побелели по краям от того, с какой силой он сжимает их, явно сдерживая в себе звуки, которые ему отчаянно хочется издать.
Мы избавляемся от кольчуги, и я вижу, как задирается его запачканная кровью льняная рубашка. Под ней – плоский живот и изгиб тазовых костей. Пот Оука отдает ароматом скошенной травы, но в основном от него пахнет кровью. Принц наблюдает за мной из-под опущенных ресниц.
Теперь, когда на нем нет золотых доспехов, он почти ничем не отличается от мальчика из моих воспоминаний.
Тирнан встает на ноги, собирая полотенца.
– Откуда вы узнали, что леди Ноури попытается меня схватить? – спрашиваю я, пытаясь отстраниться от странной интимности этого мгновения, тепла и близости его тела.
Видимо, спустя восемь лет после нашей последней встречи я вдруг очень сильно ей понадобилась, раз она отправила за мной и Богдану, и палочников одновременно.
Оук пытается подтянуться, упершись спиной в подушки, и морщится от боли. Его щеки заливает болезненный румянец.
– Наверное, она поняла, что забрать вас с собой будет умным поступком с нашей стороны, – отвечает он. – Либо ее шпионы увидели, в каком направлении мы движемся после того, как покинули Эльфхейм.
Тирнан стоит в ванной и смачивает полотенца под краном в раковине.
– Видимо, шпионы из его собратьев. – Он кивает в сторону Гиацинта.
Я хмурюсь, глядя на бывшего сокола.
– Птицам редко дают задания, – отвечает Гиацинт и приподнимает руку, словно в знак защиты. – И я никогда не шпионил за тобой.
Тирнан приносит полотенца и берет одно из них так, как будто собирается омыть рану принца. Прежде чем он успевает это сделать, Оук выхватывает полотенце из его рук и, зажмурившись от боли, прижимает к своему плечу. Капли воды стекают по его спине, оставляя на простыне розовые пятна.
– До Двора Бабочек несколько дней пути, но у нас осталась только одна лошадь, – говорит Тирнан.
– Я выторгую нам еще одну, – рассеянно бросает Оук.
Не знаю, осознает ли он, что в мире смертных лошадь не купишь на местном рынке.
Когда принц начинает перевязывать рану, Тирнан кивает мне.
– Идем, – говорит он, выводя меня прочь из комнаты. – Оставим его высочество мечтать о деяниях, которые ему завтра предстоит совершить.
– Например, об издании королевского указа, запрещающего высмеивать меня, когда я отравлен, – отзывается Оук.
– Мечтайте, ни в чем себе не отказывайте, – говорит ему Тирнан.