Аарон взял протянутый лист бумаги и лучезарно улыбнулся.
– Эйс, в этом городе нет врача лучше тебя. Поэтому хрен ты от меня отделаешься.
Алессандра покачала головой и обняла мужчину на прощание. Она несколько раз хлопнула его по спине и тихо ответила:
– Береги себя.
Мужчина на мгновение сжал ее сильнее, чем того требовали дружеские объятья, и зажмурился. А я отвернулся, пряча улыбку.
Она ему нравилась. И еще как.
Не говоря ни слова, Аарон выпустил девушку, развернулся и чеканным шагом солдата на параде вышел из кабинета. Алессандра еще несколько секунд смотрела на закрывшуюся за его спиной дверь с явной тревогой, а потом повернулась ко мне.
– На чем мы остановились?
Я тяжело вздохнул.
– На болях.
Алессандра села рядом со мной и с серьезным видом подвела итог:
– Детка, это не шутки. Тебе стоит притормозить. Если ТЫ этого не сделаешь, за тебя это сделает БОЛЬ. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Я медленно кивнул, думая совершенно не про боли. И неожиданно для нас обоих спросил:
– Он тебе нравится, да?
Девушка ошарашенно моргнула и застыла на пару мгновений, а потом засмеялась. Нервно и до жути фальшиво.
– Я не кручу романы с пациентами.
Я тепло улыбнулся.
– А если бы он не был твоим пациентом?
Алессандра снова застыла, скользя по мне удивленным взглядом. Что-то вдруг проснулось в глубине ее карих с золотыми крапинками глаз… и я похолодел.
«Дьявол, Стоун, засунь в жопу свое любопытство!».
Наконец, она медленно покачала головой.
– Нет, детка. Аарон мне нравится, но… не так, как ему хотелось бы.
Я невольно сглотнул, разглядывая золотые искорки, что все ярче полыхали на шоколадной радужке.
«Кажется, надо валить».
– Ладно, я думаю, я тебя понял. Буду давать себе передышку.
«Очень постараюсь! Клянусь!».
– Постарайся, Дэнни. Мне не хочется снова смотреть на твои мучения.
Я слишком быстро встал с банкетки и едва не запутался в собственных ногах. Уже в дверях меня остановил тихий голос:
– Он спрашивал о тебе.
Я обернулся и вопросительно моргнул. Алессандра кивнула на дверь.
– Аарон. Спрашивал, кто ты такой, откуда взялся и что у тебя за травма.
«Какого черта он ко мне прицепился? Так ревнует, что ли?».
Девушка развела руками
– Расслабься, я ничего ему не сказала. Врачебная тайна и все такое.
– Спасибо… детка.
Алессандра кивнула с серьезным видом.
– Береги руку. Она тебе еще пригодится.
Мне показалось, или в ее последних словах действительно разлилась тягучая горечь?
***
Я действительно следовал совету Алессандры. Первые три недели.
Я налегал на левую руку, упорно перекладывая на нее всю основную деятельность, и с хищным азартом отмечал, насколько легче становилось совершать бытовые действия. И насколько чертов мир заточен под правшей…
Я тренировал правую руку осторожно, стараясь не перенапрягаться, а потом и вовсе перестал. И боль, которая только начала нашептывать мне на ухо о своем присутствии, ушла. Неделю я прислушивался к себе, пытаясь уловить ее отголоски в глубине мышц. И, в очередной раз убедившись, что она ушла, расслабился и возобновил полноценные тренировки. И очень зря…
Я проснулся посреди ночи с диким воплем.
По телу растекался огонь. Мне казалось, что я чувствую, как в нем сгорает каждое мышечное волокно. Рука и правая сторона груди онемели. Боль была такой страшной, что мне казалось, будто меня режут живьем, пытаясь добраться до костей, которые ломаются и срастаются внутри моего тела сами по себе.
Приступ был таким внезапным, что в первые несколько минут мне казалось, что кто-то забрался в квартиру и пытается меня убить, втыкая в плечо нож. Снова и снова. И снова. И снова. Я выгибался по кровати и махал левой рукой, пытаясь отогнать нападавшего, но, конечно же, никого не было.
Я был совершенно один в квартире на окраине Чикаго и мог только вопить.
Голова раскалывалась от подскочившего давления. На лбу выступила холодная испарина. Я выл в потолок, окруженный темнотой, похороненный в своем одиночестве. И если кто и слышал меня, он явно не торопился ко мне на помощь.
Я молился, чтобы боль прошла. Это было похоже на судорогу, которая иногда сводит мышцы ног во сне. Вот только сейчас такой судорогой была сведена вся правая верхняя половина моего тела. Я словно горел заживо и молился только об одном – чтобы это прекратилось! Как – неважно! Лишь бы это прекратилось! Хоть на мгновение!
Когда бок пробила невралгия, я захлебнулся кашлем и попытался перевернуться на левую сторону. Боль тут же запустила острые когти в лопатку и позвоночник.
Из глаз катились слезы. Я изо всех сил закусил наволочку, пуская слюни. Мне казалось, что это длится целую вечность. И когда боль достигла своего апогея, перед взглядом встали ледяные голубые глаза боевого товарища. Он смотрел на меня из глубин моей памяти и хмурился.