Механизм преступного насилия

Для оценки опасности психологического воздействия на личность, а также для выяснения истины в последующем необходимо использовать критерии оценки имплицитного, т. е. скрытого поведения, к которым можно отнести мимические и голосовые выражения, жесты кисти руки, позы тела и его расположение в пространстве. Как отмечал В. Вундт, слова как звуковые обозначения вызывают у воздействуемого ассоциации с определенными объективными процессами[149 - Вундт В. Проблемы психологии народов. СПб., 2001. С. 58.], которые для человека являются реальными. Исследователи Экман и Фризен установили, что наибольшей информативностью обладают мимические знаки, затем идет кисть, ступня и нога. Согласно их гипотезе, части тела, обладающие меньшей емкостью канала, дают больше информации о неискренности. Иными словами, как отмечает, А. Меграбян, положение ступней или ног человека передает наибольший максимум информации о скрываемой эмоции (или мотивах, целях. —И. П.)[150 - Меграбян А. Психодиагностика невербального поведения. СПб., 2001. С. 116.].

Как уже говорилось, с развитием техники, расширением информационных средств сообщения все большую актуальность начинает приобретать психическое насилие. Его опасность определяется неочевидностью и скрытностью воздействия на людей. Но в Уголовном кодексе РФ в настоящее время нет адекватных мер реагирования на опасные проявления такой деятельности человека. И потому насилие чаще уже выполняет не совершенствующую[151 - Насилие рассматривается здесь как элемент обратной связи.], а деструктивную, разрушительную роль в обществе.

Проявление насилия характеризует также формы и средства воздействия на объект воздействия, отражающие его потребности, обусловленные, в свою очередь, мотивами.

Природа манипуляции поведением человека, отмечает С. Г. Кара-Мурза, проста и состоит в наличии двойного воздействия на психику индивида. Первый уровень представляет собой открытое сообщение. Наиболее важным в управлении является второй уровень воздействия, при помощи которого объекту посылается «закодированный» сигнал. Действие второго уровня основано на уже имеющемся у адресата «неявном», подсознательном знании, которое влияет на его чувства, мнения и запускает процесс воображения в необходимом субъекту преступления направлении[152 - Кара-Мурза С. Г. Манипуляция сознанием. С. 99.].

Таким образом, у насилия имеются дополнительные к общему понятию преступления признаки: открытый способ преступного воздействия, характерный для его физической формы, и скрытый способ, свойственный для психического воздействия.

Сфера проявления деятельности субъекта насилия может иметь несколько уровней проявлений преступного посягательства. К первому, внешнему (низшему) уровню, относятся последствия в виде причинения смерти, вреда здоровью, ограничение или лишение иных прав, свобод, законных интересов. На втором уровне вред может проявляться в виде различных соматических заболеваний и (или) расстройств. Третий, глубинный уровень, затрагивает нарушение внутреннего спокойствия человека, гармоничного развития его или определенного сообщества. Единство и взаимосвязь последствий насилия определяется единой центральной нервной системой индивида.

Следовательно, воздействие на человека оказывает не только реальное применение действий физического характера. Даже их угроза способна влиять на человека и заставлять изменить поведение в ущерб правам и свободам потерпевшего. По результатам проведенных нами социологических исследований, до 63 % респондентов отмечают невозможность защититься от психического воздействия. Тем не менее его значение в правоприменительной деятельности недооценивается.

В Уголовном кодексе РФ под психическим насилием понимаются различные действия. Вместе с тем в правосознании различных людей отношение к такому посягательству крайне неравномерное. Только 100 % опрошенных судей считают психическим насилием любую угрозу. Среди других категорий респондентов не наблюдалось такого единообразия. Так, до 21 % студентов юридического факультета, 30 % осужденных женщин, 47 % женского и 29 % мужского персонала РОВД отнесли к психическому насилию угрозу причинением морального вреда. 24 % студентов, 20 % осужденных женщин, 23 % женского персонала РОВД отнесли к психическому насилию угрозу нанесением телесных повреждений.

Непосредственно уголовная ответственность за угрозу насилием предусмотрена в ст. 119 УК РФ. В указанной статье наказуемыми являются угрозы только убийством или нанесением тяжкого вреда здоровью. Среди других форм психического насилия по УК РФ можно отметить угрозу причинением физического насилия, а именно – средней тяжести вреда здоровью, легкого вреда здоровью, нанесения побоев; угрозу уничтожения, повреждения или изъятия имущества (ст. 133); угрозу распространения сведений, позорящих потерпевшего или его близких, либо иных сведений, которые могут причинить существенный вред правам или законным интересам потерпевшего или его близких, то есть шантаж (ст. 163).

В некоторых составах психическое насилие законодателем выражается определением формы, например воспрепятствование (ст. 141, 144, 148, 149), понуждение к совершению определенных действий (ст. 133), а также принуждение (ст. 179), склонение (ст. 230), вовлечение (ст. 150, 151, 240), сопротивление (ст. 333).

Таким образом, частично психика человека и защищается нормами УК РФ, охраняющие здоровье личности, в действующем уголовном законодательстве России психическая неприкосновенность личности в качестве самостоятельного объекта уголовно-правовой защиты не фигурирует.

В зарубежном законодательстве по-разному подходят к криминализации насильственных преступлений, что нередко имеет свои преимущества в правоприменительной деятельности. Так, в УК Франции 1992 г. существует глава о преступных посягательствах не только на физическую, но и на психическую неприкосновенность[153 - Новый Уголовный кодекс Франции. С. 62.].

Согласно ст. 190 УК Республики Польша 1998 г. психическое насилие в виде любой угрозы наказуемо в уголовном порядке, если она вызывает обоснованные опасения именно у угрожаемого. [154 - Уголовный кодекс Республики Польша / Пер. с польск. Д. А. Барилович и др.; адапт. пер. и науч. ред. Э. А. Саркисова, А. И. Лукашов; под общ. ред. Н. Ф. Кузнецовой. Минск, 1998. С. 71.]

В соответствии со ст. 126 УК Швейцарии насильственные действия небольшой тяжести наказываются исключительно по жалобе потерпевшего[155 - Уголовный кодекс Швейцарии / Пер. с нем. А. В. Серебряниковой. М., 2000. С. 49.].

Согласно § 14 гл. 3 УК Дании не подлежат уголовному наказанию любые действия, в том числе насильственного характера, если они были необходимы для предотвращения любой угрозы вреда лицу и при этом не превысили степень небольшой тяжести[156 - Уголовный кодекс Дании / Пер. С. С. Беляева, А. Рычева; под ред. С. С. Беляева. М..2001. С. 20.].

В соответствии со ст. 3 гл. 4 УК Швеции любое незаконное принуждение, которое ставит лицо в опасность оказаться в бедственном положении, наказывается за поставление лица в неблагоприятное положение[157 - Уголовный кодекс Швеции / Пер. с англ. С. С. Беляева, А. С. Михлина; под ред. Н. Ф. Кузнецовой, С. С. Беляева. М., 2000. С. 17.]. Угроза различного характера, которая принуждает другое лицо сделать, подчиниться или не сделать что-либо, согласно ст. 4 гл. 4 УК Швеции наказывается за незаконное принуждение[158 - Там же. С. 18.].

Согласно ст. 262 УК Китайской Народной Республики уголовно наказуемым является принуждение путем хитрости и обмана[159 - Уголовный кодекс Китайской Народной Республики / Пер. с китайского Д. В. Вичикова; под ред. А. И. Коробеева. СПб., 2001. С. 176.].

В соответствии со ст. 285а УК Голландии лицо, которое умышленно устно либо жестом, письменно или с помощью изображения обращается к другому лицу с явным намерением повлиять на свободу этого лица определять свое поведение, привлекается к уголовной ответственности[160 - Уголовный кодекс Голландии / Пер. с англ. И. В. Мироновой; науч. ред. Б. В. Волженкин. 2-е изд. СПб., 2001. С. 383.].

В ст. 185 УК Республики Беларусь предусмотрена уголовная ответственность за принуждение любого лица к выполнению или невыполнению какого-либо действия, совершенное под угрозой применения насилия, а в ст. 186 самостоятельным преступлением считается угроза уничтожением имущества общеопасным способом[161 - Уголовный кодекс Республики Беларусь / Вступ. ст. А. И. Лукашова, Э. А. Саркисовой. 2-е изд., испр. и доп. Минск, 2001. С. 140.].

В отношении квалификации психического насилия, его последствий и определения потерпевших возникают трудности в правоприменительной практике вследствие опосредованных психикой сторон проявлений признаков такого насилия. Как правило, о психическом воздействии говорится, когда имеются четко выраженные материальные последствия. Но и в этом случае возникают сложности с доказательством причинной связи. Исследователями отмечается, что на практике реальность угрозы насилия связывается с приготовлением или покушением, а не с психическим воздействием[162 - Предупреждение семейно-бытовых правонарушений / Отв. ред. Ф. А. Лопушанский. М., 1989. С. 62.].

Психическое воздействие и его признаки проявляются не только и даже не столько в поведении субъекта преступления, сколько в степени реагирования на психическое посягательство потерпевшим, которое может расцениваться человеком как реальная угроза его жизненному существованию. Так, Т. Н. Березина отметила, что, как при первоначальном восприятии жизненных ситуаций, так и в последующем, значимость происходящих событий для индивида определяется не их объективными свойствами, а в зависимости от психологических особенностей и ценностных ориентаций личности[163 - Березина Т. Н. Многомерная психика. Внутренний мир личности. С. 37.].

В действующем УК РФ не предусмотрено ответственности за насилие, направленное на причинение только психических страданий потерпевшему. Открытым остается и вопрос о возможности совершения истязания в виде причинения психических страданий при помощи психического насилия. В диспозиции ст. 117 УК РФ перечисляются способы истязания: путем нанесения побоев либо иными насильственными действиями. Последнее понятие относится к психическому насилию как общее к частному. Истязание психическим насилием может представлять более мучительные и изощренные страдания. Однако на практике отказывают в возбуждении уголовного дела по фактам угроз различного характера, невзирая на то, что они могут причинять психические страдания потерпевшему в силу особой значимости для него, например угрозы лишения жилого помещения[164 - Архив Оренбургского областного суда. Уголовное дело № 22/77-1356.]. В целях уточнения состава истязания представляется целесообразным дополнить диспозицию ст. 117 УК РФ признаком «иных угроз».

Психическое воздействие способно не только причинить вред здоровью, но и может быть использовано при совершении убийства. С этим однозначно соглашался Н. С. Таганцев. Например, если какое-либо лицо находится в болезненном нервном состоянии, при котором испуг или нравственное потрясение могут причинить смерть, в действиях преступника исследователь усматривает все признаки прямого умысла[165 - Таганцев Н. С. Русское уголовное право. Лекции. Т. 1. С. 271.]: сознание, предвидение и желание. Авторы курса российского уголовного права также допускают совершение убийства путем психического насилия. Оно будет иметь место, «когда виновный, зная о болезненном состоянии потерпевшего, использует психотравмирующие факторы (например, угрозу, испуг) с целью лишения жизни»[166 - Российское уголовное право. Курс лекций. Т. 3: Преступление против личности / Под ред. проф. А. И. Коробеева. Владивосток, 2000. С. 66.].

Психическое воздействие возможно как путем внутреннего влияния на работу мозга человека (воздействие различными способами на деятельность сознания и подсознания индивида, например гипнозом, об актуальности которого говорил еще Н. С. Таганцев[167 - Таганцев Н. С. Русское уголовное право. Лекции. Т. 1. С. 174.]), так и внешнего влияния, суть которого сводится к нарушению внешними источниками (без физического соприкосновения) биоритмов различных участков мозга.

Отсутствие в уголовном законодательстве понятия насилия приводит к рассогласованию правоприменительной практики. Из 48 уголовных дел, возбужденных по ст. 119 УК РФ и рассмотренных одним из районных судов г. Оренбурга, в 28 случаях первоначальная квалификация насилия работниками дознания или предварительного следствия в районном суде не подтвердилась, что составляет более 58 %. При этом угроза убийством может расцениваться как покушение на убийство, хулиганство. К тому же, как показало изучение уголовных дел, на практике механизм воздействия насилием не раскрывается, что следует считать основной причиной судебных ошибок.

Их предотвращению не помогают многочисленные разъяснения высшей судебной инстанции, направленные на регламентацию применения формальных понятий уголовного законодательства. Так, постановлением Пленума Верховного Суда РСФСР (в дальнейшем – ВС РСФСР) № 45 от 11.12.68 г. утверждено Положение о Научно-консультативном совета при ВС РСФСР, издаются многочисленные постановления по различным вопросам, возникающим в ходе дознания, следствия, судебного разбирательства, вынесения и исполнения приговора, причем как по форме уголовных стадий, так и по их содержанию. В частности, постановления Пленумов Верховного Суда СССР (в дальнейшем ВС СССР): № 18 от 22.12.64 г. «О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при исполнении приговора»[168 - О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при исполнении приговора. Постановление Пленума Верховного Суда СССР № 18 от 22.12.64 г. // Сборник постановлений Пленумов Верховных Судов СССР и РСФСР (Российской Федерации) по уголовным делам. 4-е изд. М., 1996. С. 31–33.]; № 10 от 17.12.71 г. «О практике рассмотрения судами уголовных дел в кассационном порядке»[169 - О практике рассмотрения судами уголовных дел в кассационном порядке. Постановление Пленума Верховного Суда СССР № 10 от 17.12.71 г. //Там же. С. 75–82.]; № 8 от 01.12.83 г. «О ходе выполнения постановления Пленума Верховного Суда СССР от 17.12.71 г. № 10 «О практике рассмотрения судами уголовных дел в кассационном порядке»[170 - О ходе выполнения постановления Пленума Верховного Суда СССР от 17.12.71 г. № 10 «О практике рассмотрения судами уголовных дел в кассационном порядке». Постановление Пленума ВС СССР № 8 от 01.12.83 г. // Там же. С. 216–219.]; № 3 от 29 июня 1979 г. «О практике применения судами общих начал назначения наказания»[171 - О практике применения судами общих начал назначения наказания. Постановление Пленума ВС СССР № 3 от 29 июня 1979 г. // Там же. С. 169–174.]; № 4 от 26 апреля 1984 г. «О судебной судами законодательства, обеспечивающего право на необходимую оборону от общественно опасного посягательства»[172 - О судебной судами законодательства, обеспечивающего право на необходимую оборону от общественно опасного посягательства Постановление Пленума ВС СССР № 4 от 26 апреля 1984 г. //Там же. С. 232–237.]; № 2 от 05.04.85 г. «О применении судами законодательства, регламентирующего пересмотр в порядке надзора приговоров, определений, постановлений по уголовным делам»[173 - О применении судами законодательства, регламентирующего пересмотр в порядке надзора приговоров, определений, постановлений по уголовным делам Постановление Пленума ВС СССР № 2 от 05.04.85 г. // Там же. С. 253–259.]; № 15 от 05.12.86 г. «О дальнейшем укреплении законности при осуществлении правосудия»[174 - О дальнейшем укреплении законности при осуществлении правосудия Постановление Пленума ВС СССР № 15 от 05.12.86 г. // С. 299–304.] и др.

Пленум Верховного Суда РСФСР, а впоследствии Пленум Верховного Суда Российской Федерации (в дальнейшем – ВС РФ) также уделял достаточно внимания реализации на практике вопросов, возникающих при рассмотрении насильственных преступлений, в частности по вопросам: возвращения дел для дополнительного расследования[175 - О некоторых вопросах, связанных с применением судами уголовнопроцессуальных норм, регулирующих возвращение дел для дополнительного расследования. Постановление Пленума ВС РСФСР от 17.04.84 г. № 2 в ред. постановления Пленума ВС РФ от 21.12.93 г. № 11 // Сборник постановлений Пленума Верховного Суда Российской Федерации. 1961–1996. М., 1997. С. 261–266.], назначения мер уголовного наказания[176 - О применении судами Российской Федерации законодательства, регламентирующего назначение мер уголовного наказания. Постановление Пленума ВС РСФСР от 23 апреля 1985 г. № 4 в ред. постановления Пленума ВС РФ от 21.12.93 г. № 11 // Там же. С. 267–269.]; обеспечения всестороннего, полного и объективного рассмотрения судами уголовных дел[177 - Об обеспечении всесторонности, полноты и объективности рассмотрения судами уголовных дел. Постановление Пленума ВС РСФСР от 21.04.87 г. № 1 в ред. постановления Пленума ВС РФ от 21.12.93 г. № 11 // Там же. С. 278–282.]; повышения роли кассационной инстанции в обеспечении качества рассмотрения уголовных дел[178 - О повышении роли судов кассационной инстанции в обеспечении качества рассмотрения уголовных дел. Постановление Пленума ВС РСФСР от 23.08.88 г. № 5 в ред. постановления Пленума ВС РФ от 21.12.93 г. № 11 и от 25.10.96 г. № 10 // Там же. С. 290–295.]; выполнения судами Российской Федерации постановления Пленума ВС РФ о рассмотрении уголовных дел и жалоб в порядке надзора[179 - О ходе выполнения судами РФ постановления Пленума ВС РФ о рассмотрении уголовных дел и жалоб в порядке надзора. Постановление Пленума ВС РСФСР от 25.04.89 г. № 1 в ред. постановления Пленума ВС РФ от 21.12.93 г. № 11 // Там же. С. 295–297.]; вынесения судебного приговора и соблюдения требований, предъявляемых к этому важному, итоговому документу[180 - О судебном приговоре. Постановление Пленума ВС РФ от 29.04.96 г. № 1 // Там же. С. 295–297.]; а также по уголовным делам об убийстве, бандитизме, грабеже и разбое, хулиганстве, изнасиловании, вымогательстве и т. д.

При таком положении существует угроза нарушения принципа разделения законодательной и судебной властей. Несоответствие подобной практики принципу законности признавалось ранее, в частности, А. И. Рарог отмечал, что разъяснения Пленумов Верховного Суда РФ не имеют нормативного характера и не являются обязательными для судебных органов страны[181 - Рарог А. И. Правовое значение разъяснений Пленума Верховного Суда РФ // Государство и право. 2001. № 3. С.53.].

Вместе с тем и определение признаков насилия не является достаточным основанием для его правильной квалификации, если нет однозначного понимания их содержания. Известно, что судебное познание, как одна из форм исследования уголовно-правовой действительности, опосредовано психикой ряда лиц, участвующих в установлении истины по уголовному делу. У каждого правоприменителя может быть свое представление о составных элементах насилия. В особенности это проявляется при квалификации оценочных понятий.

Такая проблема существовала и существует до сих пор, что ведет к определенному судебному произволу. Сложности при квалификации насилия возникают вследствие субъективности восприятия окружающей действительности правоприменителем. С. X. Мазуков отмечал, что по причине субъективности психических процессов познания и отражаемая картина мира и отношений также является субъективной. Поэтому на практике возможна как переоценка, так и недооценка психических угроз[182 - Мазуков С. X. Уголовно-правовая защита личности от угрозы убийством: Автореф. дис… канд. юрид. наук. М., 1997. С. 12.].

Неизвестное человек может познавать лишь через известное ему. Э. Гуссерль подчеркивал, что «повседневная практическая жизнь наивна, и происходящее в ней опытное познание, мышление, оценивание и действие погружено в заранее данный мир»[183 - Гуссерль Э. Логические исследования. Картезианские размышления. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология. Кризис европейского человечества и философии. Философия как строгая наука. Минск; М., 2000. С. 517.]. Судебное исследование насилия является формой ретроспективного познания. В. В. Суслов представляет его в виде некой технологической цепочки: память правоприменителя – язык – текст – окончательная интерпретация, на основании которой формируется внутреннее убеждение судьи и выносится приговор[184 - Суслов В. В. Герменевтика и юридическое толкование. С. 117.]. Поэтому текст закона, его рациональность и логичность являются одними из основных элементов правильного правоприменения, но не определяющими истину в процессе квалификации насилия. Познание окружающей действительности, как указывают В. И. Кириллов, А. А. Старченко, представляет собой единство как рационального, так и чувственного элементов[185 - Кириллов В. И., Старченко А. А. Логика: Учебник для юридических вузов. 5-е изд., перераб. и доп. М., 2001. С. 5.].

Возвращаясь к методологической стороне вопроса, следует заметить, что формальная логика, являющаяся наукой «об общезначимых формах и средствах мысли, необходимых для рационального познания в любой области знания»[186 - Философский энциклопедический словарь. С. 316.] не может претендовать на единственно верный способ достижения истины без ущерба в отражении последней. Как отмечал русский философ С. Л. Франк, суть логического познания – «найти в незнакомом повторение уже знакомого и привычного»[187 - Цит. по: Плотников А. И. Объективное и субъективное в уголовном праве (оценка преступления по юридическим признакам). С. 22.]. У каждого индивида, в том числе законодателя и правоприменителя, существует собственная оценка значимости тех или иных событий, свой взгляд на существование и развитие причинно-следственных связей окружающего его мира.

С. Л. Франк полагал, что нельзя считать логическое мышление всесильным[188 - Там же С. 23.]. Действительно, в практике не всегда тот или иной поступок, явление, событие можно объяснить и понять при помощи рационального мышления, а в ряде современных наук поставлен под сомнение приоритет логических форм мышления. Так, В. Авдеев считает, что существующая реальность образна, а любое ее отражение при помощи слов, символов и понятий выражают лишь наше искаженное мнение о событии или предмете[189 - Там же. С. 26.].

Логический метод познания является вполне пригодным инструментом при познании преступлений, совершаемых при помощи физического насилия, так как оно в силу своей природы всегда имеет объективные следы в реальности. Однако в процессе расследования и квалификации преступлений, элементом которых является психическое насилие, формальный метод не может дать адекватную оценку ситуации вследствие отсутствия прямой причинной связи между воздействием одного и причинением вреда другому.

Необходимо понимать чужой внутренний мир и его мировоззрение. Очевидно, такая задача будет невозможной, если наблюдатель не понимает свой мир, ведь познание любого явления, события и т. д. происходит по аналогии. Если оценивающий такое насилие не сталкивался лично с насилием или не пытается выяснить необходимые подробности предшествующей жизни потерпевшего, то он не сможет и правильно определить степень воздействия оказанного психического влияния.

Поэтому важная задача современной науки уголовного права – принятие в свой арсенал новейших достижений различных наук в теории познания, одним из которых, наряду с рациональным, логическим методом мышления, является нерациональное познание. Интуиция является одной из такой форм оценки реальности, «мостом», через который внешний и внутренний мир взаимодействуют друг с другом[190 - Пономарев Я. А. Психология творения. М.; Воронеж, 1999. С. 25.].

В настоящее время такая форма различения действительности признается за судьями только в виде внутреннего убеждения, так как невозможно в законодательном порядке урегулировать многообразие жизненных ситуаций. Между тем при совершении преступления все элементы объективного и субъективного характера у сторон инцидента неразрывно связаны между собой и должны быть учтены. Еще К. Юнг отмечал, что различие физического и психического установлено человеческим разумом в целях понимания природы явлений[191 - Юнг К. Психологические типы / Пер. с нем.; под общ. ред. В. В. Зеленского. Минск, 1998. С. 570.]. Психика пронизывает организм человека на всех уровнях: от клеточного до центральной нервной системы. В. С. Сокольский, переводя устройство человека в термины информатики, сравнивает соматические (телесные) составляющие организма с аппаратными средствами, а психические – с программными[192 - Сокольский В. С. Информатика медицины. С. 165.].

Стремление «облегчить» понимание сущности насилия, превращение условности в абсолютное начало способно дать обратный эффект. Традиционное разделение единого организма на различные формы проявления его жизнедеятельности может привести и приводит к заблуждению при определении мотивов и целей деяния либо к пренебрежению важными для индивида аспектами. Физическое насилие сопровождается атрибутами психического воздействия, а страдания потерпевшего от физического вреда здоровью носят психологический характер.

Так, в случае прекращения психической связи у потерпевшего, например, при разрыве нервных окончаний с определенными частями тела до причинения насилия, он не будет физически испытывать никаких болезненных страданий, если не узнает о причиненному вреде иным образом, в частности визуально, т. е. механизм образования страданий у потерпевшего – психический.

Следует также заметить, что факт возможности психически воздействовать на человека на определенном расстоянии доказывает то, что границы индивида не ограничиваются физическими размерами его тела, а включают в свою сферу также психические явления. Поэтому преступное насильственное посягательство по своей сущности представляет единое психофизическое насилие, в котором психический уровень является определяющим характер и степень опасности преступного воздействия.

В Доктрине информационной безопасности Российской Федерации среди угроз конституционным правам и свободам человека и гражданина, духовному возрождению России указывались: противоправное применение специальных средств воздействия на индивидуальное, групповое и общественное сознание; девальвация духовных ценностей, пропаганда образцов массовой культуры, основанных на культе насилия, на духовных и нравственных ценностях, противоречащих принятым в российском обществе; манипулирование информацией (дезинформация, сокрытие или искажение информации); тенденции сращивания государственных и криминальных структур в информационной сфере и усиление влияния организованной преступности на жизнь общества; неразвитость правового регулирования общественных отношений в информационной сфере, что приводит к серьезным негативных последствиям на уровне личности, общества и государства.

А. А. Матвеева отмечала, что обеспечение информационной безопасности превратилось в настоящее время в глобальную проблему, стоящую перед мировым сообществом[193 - Матвеева А. А. Информационная безопасность и проблемы совершенствования уголовного законодательства. С. 182.]. Более того, в Доктрине информационной безопасности отмечается попытка разработки рядом государств концепций информационных войн, предусматривающих создание средств опасного воздействия на информационные сферы других стран мира[194 - Доктрина информационной безопасности Российской Федерации. С. 4.].

Информационная война есть не что иное, как психическое насилие и орудие господства тотального масштаба. Скрытая по форме и содержанию, информационная война приносит легкие «плоды» ее организаторам и разрушительные последствия тем, на кого оказывается психическое воздействие. «Черный» вторник 19 августа 1998 г., когда произошло резкое падение курса рубля, – иллюстрация такого влияния. Как отметил В. С. Нерсесянц, «сегодня мы живем в редкое время – время обновления как самой истории, так и ее понимания»[195 - Нерсесянц В. С. Право – математика свободы. Опыт прошлого и перспективы. М., 1996. С. 129.]. Объективная реальность вызывает необходимость внесения в Уголовный кодекс самостоятельной нормы, предусматривающей уголовную ответственность за любую форму и вид преступного насилия.

Именно разделением насилия на физическое и психическое можно объяснить возникающие сложности при квалификации насильственных действий, неполноту дознания, следственных действий и судебного рассмотрения. Высшие судебные органы предпринимают много усилий для соблюдения в уголовных процессах принципов и норм действующего законодательства, о чем свидетельствуют многочисленные разъяснения Пленума Верховного Суда РФ. Почти в каждом бюллетене Верховного Суда РФ (в дальнейшем – ВС РФ) дается обзор судебной практики по вопросам уголовного права и процесса, но на практике продолжают нарушаться нормы или принципы уголовного права и процесса.

Достаточно многочисленные факты изменения квалификации насильственных преступлений в судах нашли свое подтверждение, в частности, в деятельности первой судебной инстанции в ходе рассмотрения 269 уголовных дел из 505 рассмотренных в 1999 г., в том числе: по факту убийства, умышленного причинения тяжкого вреда здоровью и других преступлений, в особенности хулиганства. Изменение в судах первоначальной квалификации насильственных действий достигает до 82 %.

Представляется, что такая ситуация наблюдается вследствие придания необоснованной значимости форме насилия в ущерб его содержанию, приоритета физического проявления перед психическим, в частности игнорирования действительных мотивов и целей насильственного поведения, обусловленных социальной действительностью; непонимания роли и значимости их для субъекта, а также недооценки либо игнорирования его психического взаимодействия с потерпевшим.

Выводы

1. Преступное насилие представляет собой действия в открытой и (или) скрытой форме по объективизации мотивов субъекта, отражающих определенные его потребности, а также противоправные способы и средства достижения обусловленных этим целей, направленные на неприкосновенность человека, на индивидуальное, групповое или общественное сознание вопреки или помимо воли объекта воздействия, причинивших или способных причинить вред правам, свободам или законным интересам человека, группы, общества или государства при отсутствии в действиях обстоятельств, исключающих преступность деяния.

2. Конструктивными признаками насилия, обязательными для состава любого насильственного действия, должны быть: а) цель; б) мотивы. Мотивы связывают физическое насилие с психической деятельностью индивида и определяют цели его поведения. Без указанных элементов вина субъекта не будет криминологически обусловлена. Такой комплексный подход к квалификации физического насилия способен обеспечить достижение целей и принципов уголовного законодательства.

3. Последствия насилия могут иметь физический, локализованный характер, и психический, неопределенно широкого действия как по кругу лиц, так и по глубине проникновения. В развитом информационном обществе безнаказанное распространение психического насилия принимает угрожающий характер.