Битва за Францию

– Да, и немедленно. Будет гораздо лучше, если Генриетта узнает о том, что произошло в парламенте от меня, чем от графа Бристоля…

* * *

Когда министр переступил порог приемной Ее Величества, он с досадой понял, что его опередили.

– Герцог, мне сообщили, что в Англии произошел государственный переворот, – без обиняков заявила Генриетта. – Поэтому, я и пригласила Вас к себе, чтобы услышать подробности.

– Вы можете узнать их у своих французских друзей, – отпарировал Бэкингем, протягивая ей депешу Тилльера.

– При чем здесь Франция? – возмутилась Генриетта, принимая бумагу. – Вы думаете, Ришелье не понимает, что Бристоль, получив власть, развернет Англию лицом к Габсбургам?

– По-видимому, нет, – зло заявил Бэкингем. – Кажется, я в очередной раз обманулся, когда принял за чистую монету предложение кардинала о мире.

– Успокойтесь, милорд, – вздохнула королева. – Думаю, Ришелье искренне желает мира с Англией, только, как и наш парламент, не желает видеть Вас ее первым министром.

– Ладно, – согласился Бэкингем. – Я тоже желаю французам лучшего главу кабинета, чем этот святоша в сутане. Скажите лучше, откуда Вашему Величеству известно о роли Бристоля в подготовке импичмента?

– Так он сам мне обо всем рассказал, желая заручиться моей поддержкой,– пожала плечами Генриетта.

– Когда?

– Около часа назад. И я сразу же отправила за Вами слугу.

– Значит, граф еще не виделся с королем?

– Нет. Коттингтон его не пустил…

– Я убью… я уничтожу этого дурака Коттингтона! – заорал герцог, хватаясь за голову. – Тысяча извинений, Мадам, но я должен Вас покинуть.

– И куда же Вы так спешите, милорд? – с улыбкой произнесла Генриетта.

– К королю. О, воображаю, что этот негодяй Бристоль успел наболтать обо мне Его Величеству!

– Можете не торопиться, герцог, – королева продолжала улыбаться. – Граф сейчас не у Его Величества… хотя, не спорю, если бы он был там, то, наверняка, сообщил бы королю все то, о чем Вы только что изволили говорить.

Бэкингем остановился.

– И где же граф? – удивленно спросил он.

– Здесь.

Герцог машинально огляделся вокруг и вопросительно уставился на королеву.

– Здесь, – смеясь, повторила она, и, отворив дверь в соседнюю комнату, указала министру на мирно храпящего в кресле лорда Бристоля.

Бэкингем раскрыл рот от удивления.

– Он будет спать еще часа три, если не больше, – заверила герцога королева. – Сонное зелье моего парфюмера всегда действует безотказно, так что у Вашей светлости еще есть время рассказать мне историю о пластырях и настойках.

– Вы спасли мне жизнь, Ваше Величество, – Бэкингем уже начал верить, что сумеет и на этот раз выйти сухим из воды.

– Нет, герцог, всего лишь отстрочила смертный приговор. Остальное будет зависеть от Вашего рассказа.

– Ох, Мадам, – вздохнул министр, и, махнув рукой на все правила этикета, бессильно растянулся в кресле. – Как бы мне хотелось говорить с Вами о более приятных вещах! Но, так и быть, слушайте… Когда покойный король лежал на смертном одре, я делал все возможное, чтобы спасти жизнь Его Величества. Следуя советам сведущих людей, я попытался вылечить короля неким чудодейственным снадобьем и целебными пластырями, которые когда-то поставили на ноги и меня самого. А теперь мне это вменяют в преступление!

– Я Вам верю, – кивнула Генриетта. – Но лучше заявить Вашим врагам, что король сам пожелал принять эти лекарства, и Вы не посмели противиться воли Его Величества, тем более, что лечение придворных медиков облегчения не принесло.

– Я так и сделаю, – согласился герцог. – Но это еще не все.

– Что еще?

– Королевские медики Крейг и Иглишем, узнав о том, что король принимает неизвестные им лекарства, кричали на весь Лондон, что снимают с себя ответственность за здоровье Его Величества, чем очень меня разозлили. Не вдаваясь в подробности, скажу, что я приказал этим господам покинуть дворец под угрозой заключения в Тауэр… Я уверен, Бристоль ухватится за эту историю, чтобы подтвердить свои обвинения.

– Этого еще не хватало! И где сейчас эти господа?

– Крейг в Лондоне, а негодяй Иглишем сбежал в Амстердам, где опубликовал памфлет «Глашатай мщения», выставляющий меня убийцей и отравителем. И, вообразите себе, моя королева, этот мерзавец дошел до того, что предложил мне свои услуги для выпуска опровержения на свою же книгу за 400 фунтов! Разумеется, я послал его к дьяволу.

– Да, тут остается надеяться только на благоразумие короля, – вздохнула Генриетта. – Почему же Вы сразу не пошли к нему?

– Я пытался, но Коттингтон меня не пустил…

– Это еще почему? – нахмурилась королева. – Герцог, если окажется, что Чарльз сейчас не один, и что Вы за моей спиной подложили моему мужу очередную фаворитку, я разбужу Бристоля и сделаю все, чтобы он получил аудиенцию у Его Величества, предупреждаю Вас!

– Если король и обзавелся любовницей, то без моей помощи, – возмутился Джордж Вилльерс. – И, если это действительно так, то верьте мне, Мадам, я огорчен не меньше Вас.

Генриетта недоверчиво прищурилась.

– Как бы там ни было, но установить истину мы сможем, только навестив короля, – примирительно произнес Бэкингем.

– Вы правы, милорд, – согласилась Генриетта. – Идите, и пусть поможет Вам Бог.

– А Вы?

– А я подожду Вашего возвращения. Если я увижу короля в объятиях другой женщины, мне непременно придется устроить ему хороший скандал, на что у меня нет ни желания, ни сил. Чарльз уже и так не заглядывал ко мне целую неделю…

Бэкингем, хорошо знающий причину такой невнимательности короля, покраснел, и, поцеловав руку королевы, вышел.

А в это время король Англии, уединившись в своем кабинете, писал своему шурину, королю Франции письмо, где жаловался на непокорную супругу, даже не подозревая, какая буря собирается за его спиной. Впрочем, из блаженного неведенья его выдернул все тот же Коттингтон, который, узнав последние новости из парламента, поспешил сообщить их своему господину.

– Если Бэкингем – Сеян, то, я, следовательно, Тиберий[55 - Тибе?рий Ю?лий Це?зарь А?вгуст (42 год до н. э. – 37 год н. э.) – второй римский император (с 14 г.) из династии Юлиев-Клавдиев, прославившийся своей жестокостью. Согласно Библии, именно в его правление был распят Иисус Христос.]! – выслушав его рассказ, вскричал до глубины души оскорбленный король. – Что имел в виду этот мерзавец Дигс, говоря о чести короля? Что я являюсь соучастником убийства своего отца? В Тауэр! Его и этого негодяя Элиота, который, кажется, забыл, что своей адмиральской должностью он обязан Бэкингему… Стини! – воскликнул Чарльз, увидев Джорджа Вилльерса, который как раз вошел в кабинет, и удивленно прислушивался к разговору. – Дорогой друг, воистину прав был апостол Павел, когда говорил, что добрые дела обладают короткой памятью, а вот людская неблагодарность безгранична…Но, не волнуйся, завтра я сам буду в палате лордов, и горе тому, кто посмеет выступить против тебя. Твои враги – мои враги!

На следующий день король действительно выступил в палате лордов, и его речь в защиту министра дышала тем же жаром и праведным возмущением, высказанным накануне. Это заступничество аукнулось Чарльзу через двадцать два года, когда уже ему самому пришлось давать ответ парламенту, обвинявшего своего короля в том, что тот был сообщником Бэкингема в убийстве собственного отца…

Перед палатой общин выступил по поручению Его Величества лорд Карлтон, и его речь, в которой он умолял господ депутатов, «не поступать таким образом, который может заставить короля забыть о своей любви к парламенту», предостерегая их о возможном роспуске и, вообще, упразднении парламента как оплота демократии. Возможно, что все эти речи и усмирили бы горячие головы парламентариев, если бы Его Величество не перегнул палку арестом Элиота и Диггса, и не заставил профессоров Кембриджского университета избрать Бэкингема своим ректором.

Это было уже слишком для палаты общин, которая расценила новое назначение ненавистного министра как провокацию. Стоит ли удивляться тому, что защитная речь Бэкингема перед палатой лордов не нашла горячего отклика в сердцах господ депутатов.

Парламент был распущен, оставив правительство без денег, а, значит, без флота и армии.