Переводчик

– Мы будем всячески содействовать тебе в твоих поисках, переводчик. И будем всячески противодействовать тебе в достижении твоей цели…

Кстати, ты не находишь, что здесь становится слишком душно? Кажется, отключилась система кондиционирования…

…Действительно, здесь становится слишком душно. Я стряхнул с себя остатки сна, выдернул из ушей импровизированные беруши, которые перед посадкой в самолёт второпях скатал из оторванных от носового платка полосок ткани и предусмотрительно засунул в уши в целях собственной безопасности – я сомневался, что моё сознание сможет выдержать ещё одну атаку многоязычного спрута. Но в хвосте этого старого лайнера двигатели гудели так интенсивно, что я не слышал даже богатырского храпа своего соседа-украинца, крепко спавшего в соседнем кресле. Тяжёлую тушу самолёта мягко потряхивало на воздушных волнах.

Я вставил в уши наушники и включил старый русский рок – специально ради него изучил в своё время старорусский…

Я шёл к себе домой,
Я шёл по мокрым лужам,
По скользкой мостовой
Ногами снег утюжил.
А мокрый снег падал,
А я шёл домой
По зимнему саду,
По пустой мостовой.
Он шёл со мной рядом,
Шпионил за мной,
Следил за мной взглядом,
Бесшумный конвой.

Я не выдержал и начал тихо шептать вслед за Бутусовым.

И вот я стою
На краю снегопада,
С неба падает снег,
Значит, небу так надо…

Как же я соскучился… до дрожи в кончиках пальцев истосковался и по скользким мостовым, и по этому бесшумному, следящему за мной конвою… Из России я уехал в июле "на несколько дней", а теперь на дворе уже ноябрь. Как же хочется забыть обо всём, забыться, и вот так вот бездумно и безоглядно стоять на краю снегопада, подставляя лицо под невесомые снежинки…

В это трудно поверить —
Я вернулся домой,
Ты открыла мне двери,
Снег вошёл вслед за мной.
И вдруг снег растаял,
Увидел тебя,
На пороге остались
Только капли дождя.
Нас уносит река
Плавных вёсел волнами,
Словно кто-то открыл
Все небесные краны.
Мы стоим на краю,
На краю водопада,
С неба льётся вода,
Значит, небу так надо…[41 - «Песня идущего домой», слова и музыка Вячеслава Бутусова.]

Мощный рывок выдернул меня из кресла в проход между рядами. Цепкие руки сорвали с меня наушники, развернули лицом к креслу, и в ухо мне проговорили сиплым шёпотом-полусвистом на искорёженном португальском:

– С-с-стой с-с-смирно… не вс-с-сдумай дергац-ц-ц-с-с-ся, европеецс-с-с…

Мне быстро и умело стянули пластиковой лентой запястья, потом так же профессионально связали ноги, оставив около фута свободной ленты, чтобы я мог самостоятельно передвигаться, и бесцеремонно толкнули обратно в кресло.

Их было человек десять, работали они слаженно и профессионально. Длинные, сильные, гибкие, пожалуй, чересчур гибкие тела, вызывавшие некое подсознательное чувство отвращения – было видно, как под камуфляжной тканью изгибаются их мощные позвоночники, напоминая извивания гигантских рептилий. Двое свистящих держали на взводе облупленные чёрные автоматы, остальные методично выдёргивали из кресел послушных пассажиров, связывали им руки и ноги и усаживали обратно на места. Да… кажется нескоро придётся мне постоять на краю снегопада… если вообще когда-нибудь придётся в этой моей земной жизни…

Слухи о том, что свистящие захватывают самолеты над Атлантикой и Тихим океаном, ходили давно, время от времени то затихая, то вспыхивая с новой силой. Но слухи так и оставались слухами. Наши российские спецслужбы успешно утаивали любую информацию, а международная коммуникация была слишком скудной и ограниченной, чтобы можно было узнать, как обстоят дела в других странах. Мировая общественность, если это слово было применимо к нынешнему скопищу чурающихся друг друга, как чумы, "международных субъектов", старательно закрывала глаза на любые намёки о воздушном пиратстве, не говоря уже о том, чтобы предпринимать конкретные жёсткие шаги, осознавая свою немалую долю вины в том, что произошло почти шестьсот лет назад между тогда ещё неимперскими Соединёнными Штатами и странами Латинской Америки, которые стали очагом страшнейших смертельных заболеваний, молниеносно распространявшихся по всему Новому свету. От этих болезней не было лекарств, не было спасения, и американцы, чтобы выжить самим, решили выжечь дотла очаг…

Тогда, после серии страшных ядерных бомбардировок, уничтоживших большую часть населения Латинской Америки, в живых остались в основном прямые потомки индейцев – видимо, было что-то такое в их генах, что позволило им выжить при зашкаливающем уровне радиации. Выжившие ушли под землю. В буквальном смысле слова. Поначалу переселились в древние пещеры и подземные индейские святилища, затем начали рыть собственные туннели, строя там поселения, постепенно разраставшиеся до размеров настоящих городов. Вся Южная Америка была изрыта разветвлённой сетью подземных туннелей, на поверхности оставаясь похожей на безлюдную, выжженную пустыню, кое-где вздыбливающуюся в облака мёртвыми скалами. Первые туннели рылись вручную, с низкими потолками, и передвигаться в них можно было только на четвереньках. Но люди с расшатанными радиацией генами быстро приспособились к новым условиям… За несколько веков подземная жизнь изломала и изменила их внешность – их тела вытянулись в длину, ноги укоротились и изогнулись, став похожими на лапы огромных ящеров. А в языке из-за особенностей прохождения звуковых волн по узким изогнутым коридорам в изобилии появились свистящие звуки, способные пролетать большие расстояния подобно сфокусированным лучам. Собственно говоря, потому-то эту странную смесь испанского, португальского и индейских наречий и стали называть языком свистящих…

Переводчиков со свистящего во всём мире можно было счесть по пальцам. И вовсе не потому, что этот язык был каким-то там суперсложным. Нет. С точки зрения мутанта-переводчика – язык как язык, не сложнее арабского или китайского, хотя его смахивающее на шипение змеи произношение в сочетании с экзотической внешностью свистящих, надо признать, производило весьма устрашающий эффект. Главная причина крылась в характере свистящих. Они не желали идти на контакт ни в какой форме, озлобленные на весь мир, движимые одним желанием – мстить. Конечно же, их можно было понять… Львиную долю их национального бюджета составлял доход от пиратства – они промышляли по всем четырём океанам, а в последнее время проникли и в воздушное пространство. Поговаривали, что их инженеры даже разработали специальную модель летательного аппарата, которая позволяла перехватывать самолёты прямо в воздухе. За заложников они требовали огромные выкупы, и другие страны послушно выкупали своих граждан, не желая нарушать хрупкую стабильность в мире… И впрямь, учитывая ограниченные масштабы подобной торговли людьми – два-три самолёта, да и то не полностью заполненных, за полгода – стоит ли поднимать из-за этого шумиху? Если небольшое жертвоприношение может хоть как-то компенсировать нашу вину за чудовищное преступление перед этой нацией, почему бы и нет? Кроме того, не опасно ли ещё больше загонять в угол и без того обезумевшего от горя и физических страданий зверя? Единственное, что можно сделать – постараться в ещё большей степени ограничить зарубежные поездки своих граждан, по крайней мере, те, что предполагают перелёты через океан…

Короче говоря, в Стране навеки павших, как именовали своё государство свистящие, раньше мне бывать никогда не доводилось. Раз пять я переводил на переговорах с их министром иностранных дел, угрюмым вараноподобным существом, которому больше бы подошла роль палача в фильме ужасов, да время от времени меня просили перевести их международные видеотрансляции. Но, как говорится, неисповедимы пути Господни… Кажется, вы обещали мне содействие в моих поисках, святой отец? Или это ваш бог уже начал действовать… столь непредсказуемым образом? Я не выдержал и громко фыркнул от смеха. И в тот же момент профессиональный точечный удар прикладом в висок счастливо прервал мой поток сознания…

У моих ног лениво текла река, будто ворочался лощёный водяной дракон, поигрывая своей гематитовой чешуёй с густой россыпью солнечных бликов. Стояла середина зимы, воздух был холодным и прозрачным и искрился бесстыже-радостно под яркими лучами солнца. Я поплотнее закутался в толстый шерстяной плащ с меховой оторочкой, богато расшитый бисером из переливчатых драгоценных камений и золотыми чеканками, под которым в тому же скрывалась тёплая добротная рубаха. В моей душе по-прежнему властвовал мёртвый холод, но теперь температура вокруг меня, казалось, сравнялась с температурой внутри моего тела, поэтому бивший меня мучительный озноб немного отступил.

– Да, Ханания, ты прав. Люди должны прийти к богу сами… – я на мгновение запнулся, – как пришёл к нему я. Но путь этот может быть долгим, очень долгим. Сколько человеческих душ погибнет за это время!

Мы можем помочь людям. Не позволить невинным душам обратиться к лживому богу, а уже заблудших заставить от него отвернуться… И для этого нам нужно сделать лишь самую малость – стереть с лица земли эту обитель дьявола, скрывающегося под личиной великого Бела-Мардука. Пока зиккурат возносится до небес, люди будут верить в могущество сатаны, именуемого ими сыном чистого неба. Зиккурат довлеет над их душами, не позволяет им вырваться из-под своей власти, разве вы этого не понимаете, братья мои?

Ханания и Мишаэль сидели на плоском камне, тесно прижавшись друг к другу, как два нахохлившихся воробья. Дешёвенькие, протёртые едва не до дыр плащишки плохо защищали от пронизывающего ветра. Наверняка ещё и недоедают, бедолаги, вот тело-то и не греет.

– Но разве можно подталкивать людей к богу через насилие? – Ханания явно продрог до костей.

– Добро должно быть сильным, разве не так? Если ты идёшь по улице и видишь, что на дитя напал бешеный пес, ты убьёшь пса, но спасёшь ребёнка, верно? То есть ты сотворишь великое добро, сотворив малое зло. А тут речь идёт о спасении не одной человеческой души, а многих тысяч душ!

– Но брат Даниил не одобрит этого! – вмешался Мишаэль. – Он не позволит нам это сделать, я уверен.

– Брат Даниил – замечательный человек, добрый и мудрый. Моё уважение к нему беспредельно. Но не всё подвластно его пониманию. Он всего лишь человек. Поэтому ему необязательно знать о нашей задумке… Но когда мы воплотим в жизнь замышленное нами, когда он увидит, сколько людей обратилось к свету благодаря тому, что мы разрушили обитель дьявола, он всё поймёт и одобрит, я в этом нисколько не сомневаюсь!

– Ты хочешь, чтобы мы разрушили башню… втайне от Даниила?! – похоже, Ханания и Мишаэль не верили своим ушам.

– Он уезжает вместе с царским двором на несколько недель из города, как раз до новогодних празднеств. Мы успеем всё подготовить.

Я внимательно посмотрел на своих друзей. Жаль их, конечно. Чудесные парни, искренние и добрые, правда, довольно недалёкие… но именно такие-то мне и нужны. На примете у меня есть ещё пара "наших"… впятером за два месяца должны управиться.

– Но как ты собираешься разрушить такую гигантскую башню – пятидесяти царских локтей в основании и стольких же локтей в вышину?[42 - Примерно 91,5 метра ширины и 90 метров высоты.]

Так-так, отлично, мы уже перешли к вопросам по делу. Значит, мне всё ж таки удалось их зацепить.

– Братья мои, зиккурат только кажется незыблемой твердыней. Помните, что сказал наш брат Даниил царствующему Навуходоносору о колоссе на глиняных ногах? Зиккурат – что тот же колосс. Он стоит на подземной реке, которая может смыть его в любой миг, и мы… мы только поможем реке это сделать. Мне известен способ. В один год я ездил с торговым караваном далеко на восток, туда, где живут желтолицые люди. Мне довелось узнать рецепт одной смеси – те люди называют её дымным порохом и хранят в строжайшей тайне.[43 - Пожалуйста, не обвиняйте меня в незнании истории. Считается, что впервые свойства селитры описал китайский медик Тао Хун-цзин, живший на рубеже V и VI веков, а в VII веке Сунь Сы-мяо приготовил смесь из серы и селитры, добавив к ним несколько долей локустового дерева. Но, на самом деле, можно ли поручиться, что китайцы не умели делать порох за несколько столетий до этого? Ведь эта нация хранит так много тайн и загадок…] Для этого нужно смешать три вещи – древесный уголь, серу и селитру. Потом эту смесь поджигают, и происходит огненный удар, который они называют взрывом. А сама башня непрочна. Я говорил со строителями – она сложена из глиняного кирпича, который высушили на солнце, а снаружи обложена обожжённым кирпичом и скреплена асфальтом. Нам нужно лишь разбудить при помощи дымного пороха подземную реку, и та смоет этого колосса, как песчаный домик.

– Но там же погибнут люди! Я не хочу быть убийцей! – воскликнул Ханания. – Я не желаю брать на душу такой грех!

О все сущие боги этого мира! Терпение, Накиру, терпение…

– Мы не будем убийцами. Мы разрушим башню на восьмой день новогодних празднеств, во время главной процессии, когда золотую статую Мардука вынесут из Этеменанки и понесут в Палату Судеб. Мы подготовим всё необходимое и, когда все люди покинут Эсагилу,[44 - Священный храмовый город в центре Вавилона, где находился зиккурат Этеменанки – библейская Вавилонская башня.] разбудим реку. Нужно лишь загодя всё подготовить…

– …Нужно лишь загодя всё подготовить, – задумчиво повторил я, отвернувшись к реке, чтобы Ханания и Мишаэль не могли увидеть, как по моему лицу расплывается счастливая улыбка. До сих пор не отступавшая от меня ни на шаг, замешанная на безумной тоске и испепеляющем холоде тревога, безжалостно выжигавшая мою душу, наконец-то ушла, уступив место чистейшему, как капля родниковой воды, и одновременно пьянящему, как глоток терпкого кровавого вина, предвкушению мести…

Страна навеки павших. Наедине…