Креативный «пятый альфа»

Мы временно остались без оружия. Но ничего, ещё что-нибудь придумаем. Мы тут все креативные.

Если подумать, Софье Викторовне арбалеты нужнее. Она иногда из школы поздно возвращается. Если что, отстреливаться будет.

Трудное имя

Указка Алёны Николаевны ткнулась в карту, очерчивая древнюю Ассирию, а мне в спину впилась оса. Там, где заканчиваюсь я и начинается спинка стула. Оглянулся: Боря ухмыляется. В руках карандашик. Не простой, а выдающийся: грифель остро заточен и сантиметров на пять вперёд выдаётся. Или на десять.

Из-за Бориса светлую косу видно. Толстую, как канаты на вантовом мосту. Свиридова. Сидит, опустив глаза. Они у неё голубые, я знаю. Только Свиридова всегда их опускает или в другую сторону смотрит, если я к Боре поворачиваюсь. Даже если мутузить друг друга начинаем. Начни мы учебниками кидаться, Свиридова, не отрывая глаз от парты, как джедай, увернулась бы. Что ей на меня внимание обращать? Не существую я для неё.

С Борей мы друзья. Поэтому он то карандашиком острым в спину тычет, то рюкзаком, готовым по швам треснуть от учебников, огреет.

Я вот тоже иногда готов по швам треснуть, когда в меня запихивают русский, биологию, историю, а сверху ещё и английский влить пытаются. Не люблю пятницу – ни математики, ни программирования. Вот зачем физмату знать, что сделал Тиглатпаласар? Кто он, вообще, такой? Его кости давно истлели, а империя превратилась в прах. Совсем Софья Викторовна меня испортила. Даже заговорил на истории, как на литературе.

И вот только я подумал о костях Тиглатпаласара – тигра полосатого, как я его про себя назвал, чтобы запомнить легче. Только подумал, как меня Борин карандашик ужалил.

Я замахнулся на Борю и услышал свою фамилию. Алёна Николаевна ласково на меня смотрит, «молодец» говорит. Думаю, конечно, Борису давно надо было двинуть за все его шуточки дурацкие. Даже Алёна Николаевна одобряет. А она говорит: «Хорошо, что сам вызвался доклад сделать. Четвертную исправишь, она у тебя невесёлая получается».

Борис – гад. Теперь я невесёлый получаюсь. Смотрю на Бориса – взгляд как острие копья царя ассирийского. Мимо. Боря шею вытянул, как у жирафа, и, как сова, завернул. На Свиридову смотрит. А она ему шепчет что-то. Может, ему вообще стул развернуть к её парте?

Из школы я вышел заполненный лишь по макушку: английский отменили, мы едем в Эрмитаж! Биология свернулась клубочком в районе желудка. В горле стоял русский. История расплёскивалась по дороге. Как его звали, того царя ассирийского? То ли тигр, то ли лев, то ли пантера.

Наш класс разноцветными конфетами высыпал на школьный двор. Свободу пятиклашкам! Толпа орущих обезьянок втекла в троллейбус. На его месте я бы с нами не поехал: можем провода оборвать или сиденье вынести. Как Анна Степановна не боится ездить с нами? Костик на поручне подтягивается, Лёша примеряет, чем ударить стекло в случае аварии, Вениамин очередную булку жуёт: крошки сыплются на красное сиденье и на колени сиреневой тётеньке. Он булки вместо учебников носит или телепорт из дома организовал. Не может столько булок в рюкзак влезать. Миша Тихий подсел к чужой бабушке и что-то рассказывает. Судя по глазам бабушки, это что-то нереально страшное.

Сегодня обошлось. Усы троллейбусу не оборвали. Оборвали только лямки рюкзака Свиридовой. Я хотел помочь, но рюкзак был уже у Бориса в руках. Борин взгляд ужалил покруче карандашика. Я не боюсь ни карандашика, ни взгляда. Но дружба есть дружба. Тем более Свиридова опять что-то интересное нашла, в этот раз на асфальте. Стоит, словно мы не в её рюкзак вцепились. Ладно, пусть Боря тащит.

От остановки до Эрмитажа метров двести. Боря пыхтел с двумя рюкзаками, а Свиридова шла рядом и его по имени называла. «Не тяжело, Боря?» – спрашивала. Расплющенный в лепёшку Боря, растекаясь по булыжникам Дворцовой площади, «не тяжело» отвечал. По слогам. Чтобы воздуха глотнуть между ними.

Эрмитаж скрипнул и покачнулся, когда в него вошёл пятый альфа. Мумии расползались по тёмным углам. Мраморные статуи разминали ноги и готовились к пробежке, пока мы заваливали гардероб разноцветными куртками. Каменный пол прогибался под тяжестью сваленных в кучу рюкзаков. В гардеробной почти образовалась чёрная дыра вокруг наших портфелей. Гардеробщица испуганно захлопнула дверцу и смотрела, как вокруг изгибается пространство-время.

Нас разделили на две группы. Те, у кого языки длиннее, чем Дворцовая площадь, и в одежду иголок понапихано, пошли с нашей классной. У неё большой педагогический опыт – взглядом укрощать умеет.

Мы с Борисом попали в другую группу. К Боре подходили родительницы, трогали за плечо и просили вести себя прилично. Ха!

«Отличная кроватка!» – говорил Боря, заглядывая в саркофаги египетских фараонов так, что подошвы кроссовок белели, и таким же белым становилось лицо экскурсовода. А потом её лицо серело и крапинками покрывалось – в тон гранитным колоннам. Это когда Боря вслух подбирал, что в этом зале для игры в футбол подходит.

Ближе к концу экскурсии почти все сидели на полу. Стояли только Миша Тихий и безупречная Свиридова. На Бориса экскурсовод смотрела влюблёнными глазами. И кажется, была готова разрешить ему на пятиметровую статую Зевса-громовержца вскарабкаться. Боря возникал рядом с экскурсоводом, когда никто, даже Миша, на вопросы ответить не мог. Вот вы знаете, каким веком датируются греческие краснофигурные вазы? А чернофигурные? И я не знаю, хотя трижды это слышал. А Боря знает.

Это позавчера было. Сегодня утром в школьной раздевалке я столкнулся со Свиридовой. Глазами. Не успела она их спрятать. Вспыхнула, как сверхновая. Или это я вспыхнул, а на ней отблески увидел. Так растерялся, что даже «привет» сказать забыл.

Сначала переживал, а потом начались история и проверочная. И переживать пришлось потому, что не мог вспомнить, как зовут царя ассирийского. Того, с полосками.

Я поворачивался к Боре, но прочитать перевёрнутое слово за пару секунд трудно. Пишет Борис отвратительно. Надо ему над почерком работать.

«Тиг» я успел подсмотреть, но от Алёны Николаевны за это «минус балл» получил. Так что «тиг» мне плохо помог. В голове крутится «Тигр полосатый», но, боюсь, Алёну Николаевну это не удовлетворит: она перфекционистка. Ей буковка в буковку подавай.

Борин карандаш впился в спину. Нашёл время! В моменты горестных раздумий…

Рядом с моим почти чистым листком шлёпнулся другой. Маленький. В клеточку. «Парапланову» написано. Я сразу узнал аккуратный почерк. Дыхание от него перехватило.

Я оглянулся. Свиридова жгла взглядом самостоятельную. Именно жгла – сидела красная-красная. Наверное, на её листочке дырки останутся, как от мощного лазера.

Разворачиваю листочек. Буквы и цифры. Аккуратным почерком Свиридовой все ответы написаны. Как минимум, «три» обеспечено. Даже с минус баллом.

Слева в груди тепло стало. И даже голова закружилась немного. Это, наверное, от радости, что теперь я знаю трудное имя этого древнего царя. И уже никогда не забуду. Тиглатпаласар.

Универсальное средство

Солнце светило так, словно на дворе август. Только жёлтые пряди в кронах берёз напоминали о том, что уже сентябрь. Налетел ветер, бросил в траву несколько листочков – я застегнул молнию ветровки.

Впрочем, привычно-серое небо не изменило бы моего настроения. Потому что было воскресенье, и я спешил к старым друзьям. За неделю учёбы в новой школе очень по ним соскучился.

Около площадки пахло свежескошенной травой – её обкосили рядом с качелями-каруселями. В дальнем углу участка, возле раскидистого тополя, качалась трава по пояс.

На скамейке у бортика хоккейной коробки сидели Егорка и Арина с Леной. Правда, с дороги были видны только розовая кепка, светлая голова и тёмный длинный хвост, но я знал, что это мои одноклассники. Уже бывшие, правда.

Я подошёл и протянул руку Егору:

– Привет!

– О, Димыч! – обрадовался он и встал.

Светлая чёлка упала на загорелое лицо. Егор небрежно её откинул и крепко пожал мне руку.

– А Никита придёт? – спросил я.

– Никита сказал, что придёт с сюрпризом, – загадочным голосом произнесла Лена, и её зелёные глаза под розовым козырьком стали ещё больше.

– Я думаю, сюрприз – это мороженое, – мечтательно протянула Арина, накручивая на палец кончик хвоста.

Егор усмехнулся:

– Скорее, лимоны. Если судить по голосу.

Сюрприз оказался четырёхлетним, в джинсовом костюмчике и синей кепке, с хитрыми карими глазами и звонким голосом.

Он прятался в густой траве, носился по площадке и пытался удрать за её пределы.

– Мама сказала: или с Тёмой идёшь, или дома остаёшься, – раздражённо пояснил Никита. И тут же охнул: – Ты куда полез? Ну-ка, слезай!

Артёмка был на горке и уже начал забираться на ограждение.

– Хочу на крышу! – пояснил он, вцепился в заборчик, подтянулся на руках, перевернулся и бултыхнулся вниз головой.

Никита еле успел подхватить.

– Ну вот, – понимающе вздохнула Лена, у которой две старшие сестры, – теперь не поиграть.

– Ничего, у меня есть универсальное средство, – Никита достал из заднего кармана потёртых джинсов телефон.