Расцвет и крах Османской империи. Женщины у власти

.

Придворный врач султана Мурада III в 1574–1595 гг. Доминико Иеросолимитано

(Dominico Hierosolimitano, 1552–1622) одним из первых среди европейских авторов того времени приводит в своей книге наиболее точные сведения о гареме османских султанов. Благодаря своей должности он сумел побывать непосредственно во внутренних помещениях султанского гарема. В его книге содержатся сведения как о самом гареме, так и о людях, проживавших в его стенах. Доминико Иеросолимитано нарисовал план гарема и сообщил важные сведения о комнатах «жен» султана, о школе, где учились сыновья султана, о существовавших в гареме обычаях. В его время в гареме насчитывалось 40 комнат, и султан по своему желанию мог посещать эти комнаты. В то время покои самого султана находились в части Эндерун дворца.

Помимо вышеупомянутых рассказов, небезынтересными являются письма, записки и отчеты европейских дипломатов (послов, секретарей посольств и людей, служивших в свите иностранных посольств). Среди них можно отметить сведения людей, посетивших Османскую империю в составе различных посольств и проживших там определенное время. С 1555 по 1562 г. в Стамбуле находился посол Священной Римской империи фламандец Ожье Гислен де Бусбек

; в 1573–1574 гг. в Стамбуле побывал служащий французского посольства Филипп Дюфрен-Канай

; на рубеже XVI–XVII вв., с 1584 по 1602 г., секретарем английского посольства в Османской империи был Джон Сандерсон

; в конце XVI в. в Стамбул прибыл английский посол Генри Лелло

; в начале XVII в. послом Венецианской республики в Османской империи был Оттовиано Бон

; в 1621–1628 гг. посланником в Стамбуле был знаменитый английский дипломат сэр Томас Роу

; во второй половине XVII в. секретарь английского посольства Пол Рико

прослужил в Османской империи восемнадцать лет, с 1660 по 1678 г.; в начале 1670-х гг. секретарем французского посольства в Стамбуле был Антуан Галлан

, а в конце 1670-х гг. – ориенталист Франсуа Пети де Лякруа

; в начале XVIII в. (1717–1718 гг.) в Османской империи оказалась жена английского посла леди Мэри Уортли Монтегю

. Кроме названных дипломатов почти все послы Венецианской республики в Османской империи, побывавшие там с дипломатическими миссиями в XVI–XVII вв., оставили ценные заметки, отчеты, наблюдения и мемуары.

По сравнению с работами многочисленных путешественников, имевших недостаточные и не совсем достоверные знания о предмете, воспоминания бывших пленных, отчеты послов и работы некоторых авторов, долгое время проживавших в столице Османской империи, обладают определенным преимуществом: эти авторы владели непосредственными сведениями об османских учреждениях, были знакомы с высокопоставленными членами османской административной элиты и в той или иной степени знали язык местных жителей, а следовательно, имели возможность пользоваться многочисленными источниками устной и письменной информации. Отчеты посольств (официальная переписка, послания, официальные и неофициальные письма и воспоминания, написанные для использования правительством и официальными лицами своей страны) особенно хорошо дополняют османские письменные источники по вопросам политической деятельности некоторых женщин из султанского гарема. Все сказанное о ценности этой группы источников нельзя, однако, в полной мере отнести к освещению вопроса о структуре и организации гарема.

Европейские послы, располагавшие сведениями о том, что при дворе султана существуют определенные политические группировки и что женщины из султанского гарема играют определенную роль в образовании и деятельности подобных группировок, не только старались добыть достоверные сведения о таких женщинах, но и стремились завязать непосредственные контакты с ними. Эти контакты осуществлялись главным образом с помощью еврейских женщин (кира)

за определенную плату. Свои вполне достоверные рассказы о гареме султана эти информантки дополняли распространенными в столице слухами, учитывая вкусы иностранцев и их готовность щедро заплатить за интересные подробности.

Среди источников подобного рода отчеты венецианских послов представляются наиболее важными источниками для изучения султанского гарема. С начала XVI до середины XVIII в. венецианские послы регулярно посылали свои отчеты (реляции) о состоянии дел в Османской империи, а после возвращения на родину представляли Сенату подробный отчет. Среди представителей образованной элиты Венеции должность посла (байло) в Стамбуле считалась одной из самых престижных на государственной службе. В каждом отчете послы уделяли несколько страниц членам Османской династии. Для этих отчетов послы получали сведения от людей, служивших на различных должностях в султанском дворце. Разумеется, иногда эти сведения получались из вторых или третьих рук и приукрашивались различными домыслами и фантазиями. Информация, полученная некоторыми послами, ничем не уступала сведениям османских авторов, а иногда и превосходила их по достоверности и полноте. Однако теперь очень сложно определить, какие именно работы этого круга авторов могут считаться более достоверными. И тем не менее по полноте информации, охвату тем, глубине и детализации некоторых фактов, а также по достоверности наиболее значительными представляются отчеты венецианских послов XVI в.

Многие из них приводятся в издании под редакцией Е. Альбери «Реляции венецианских посланников Сенату», серия 3, которое выходило в Венеции в 1840–1855 гг.

Так, посол Венеции в Стамбуле в 1604–1607 гг. Оттавиано Бон в своих записках утверждает, что сумел проникнуть во дворец во время отсутствия султана. По его словам, когда султан Ахмед I был на охоте, он, Оттавиано, с помощью своего приятеля, главного садовника, проник во дворец со стороны сада, увидел султанский павильон Реван и площадку перед бассейном, расположенным около этого павильона.

Оттавиано Бон был первым европейцем, сообщившим некоторые подробности о «женах» и наложницах султана. Несмотря на малую доступность сведений о женской половине османского дворца, Оттавиано Бон приводит тем не менее некоторые сведения о выборе султанами наложниц и подробности интимных отношений султанов с этими невольницами. Его сведения о султанском дворце того времени являются самыми детальными, хотя их достоверность в ряде случаев была опровергнута впоследствии леди М.У. Монтегю

. Тем не менее сведения Оттавиано Бона цитировались почти всеми исследователями гарема вплоть до середины XX в.

Помимо работы Оттавиано Бона необходимо упомянуть сочинение Роберта Уитерса (Robert Withers), опубликованное в 1650 г. в Лондоне Джоном Гривзом ?ohn Greaves). При исследовании материалов Оттавиано Бона Н. Пензер обнаружил совпадение приводимых им сведений с данными Р. Уитерса

, что может свидетельствовать о возможном заимствовании текстов.

Чарльз Джервас. Портрет Мэри Уортли Монтегю.

Среди немногочисленных работ, так или иначе касающихся гарема и двора османских султанов в XVII в., особое место занимает работа П. Рико (Р. Rycaut) (1628–1700), который в 1660-е гг. находился в Стамбуле в качестве секретаря английского посольства. По возвращении в Лондон в 1667 г. П. Рико опубликовал весьма содержательную книгу об Османском государстве

. При этом в соответствующем месте автор признается в сложности описания структуры и внутренней жизни султанского гарема. Обращаясь к своим читателям, автор пишет: «Искренне признаюсь, что мои знания об этом месте [гареме] (как и все другие мои рассказы о женщинах в Османской империи) носят относительный характер и мои сведения об этом предмете весьма недостаточны»

. Для описания гарема П. Рико, по его признанию, использовал информацию «одного сведущего поляка, который провел девятнадцать лет в османском дворце»

. Этим «сведущим поляком», вероятнее всего, был Альберт Бобовский (Бобовиус), который в начале 1660-х гг. написал воспоминания о своей жизни в Османской империи. Книга Рико была переведена на европейские языки, в том числе частично с польского на русский, и опубликована в 1741 г. в Санкт-Петербурге

. В своей книге Рико использовал также сочинение Оттавиано Бона.

С другой стороны, та совокупность слухов и фантазий о султанском гареме, что была распространена среди европейских писателей, возможно, разделялась и мужчинами, обитавшими в третьем дворе дворца Топкапы, и, может быть, даже исходила из этой среды, ибо некоторые выходцы из школы Эндеруна после добровольного ухода или изгнания из Османского государства также писали воспоминания о дворцовой жизни. В этих воспоминаниях, с одной стороны, присутствуют обида и попытки самооправдания за попадание во дворец и обслуживание султана в глазах своих соплеменников, а с другой – хвастовство тем фактом, что они были свидетелями того, как султаны удовлетворяли свои сексуальные потребности среди многочисленных наложниц. Вероятно, официальные османские авторы боялись передавать слухи и домыслы, ходившие среди обитателей мужской части дворца, поэтому дошедшие до нас мемуары написаны людьми, которые на момент фиксации своих воспоминаний уже не только покинули дворец, но и оставили пределы Османской империи. Иногда эти записки находились в распоряжении послов иностранных государств

, аккредитованных в Стамбуле. Жена английского посла леди М.У. Монтегю, которая вместе со своим мужем в 1716–1718 гг. жила в Османской империи, имела привычку писать письма своим родным и близким. В этих письмах она с утонченной насмешкой так отзывалась о тех, кто ранее писал о гареме османских султанов: «У нас имеются кое-какие, я уверена, совершенно недостаточные сведения о религии и обычаях этих людей, потому что оную часть света не посещает никто, кроме торговцев, не интересующихся ничем, кроме своей торговой выгоды, и путешественников, которые настолько мало времени проводят здесь, что не могут сообщить ничего интересного… Турки достаточно горды, чтобы не говорить с торговцами и другими иноверцами искренно. Сами турки также могут иметь недостоверные сведения [о султанском гареме], основанные на слухах, которые еще больше запутывают собеседников. По этой причине торговцы и путешественники получают в основном неверные сведения, почерпнутые из слухов и домыслов… Здесь меня особенно смешит чтение книг о путешествиях в Левант [восточное побережье Средиземного моря].

Портрет султана Мустафы III.

Эти книги далеки от истины и полны всякой чепухи, что меня очень забавляет. И все они обязательно рассказывают вам о женщинах, которых они никогда не видели или же, как знатоки, рассуждают об умственных способностях человека, который даже не удосужился принять их, или рассказывают о внутреннем убранстве мечети, куда они не смели бы даже заглянуть»

.

Леди Монтегю непосредственно встречалась с одной из фавориток (икбал) покойного султана Мустафы III и задала ей вопрос, правда ли, что если султан хочет провести ночь с какой-нибудь невольницей, он набрасывает на ее плечи платок. Икбал султана, сохранившая верность своему покойному «мужу», сообщила о недостоверности этих сведений

.

Под большим вопросом находится достоверность сведений о гареме султана, изложенных в работах путешественников, купцов и других европейских авторов, посетивших Османскую империю в разных целях или состоявших на султанской службе в период со второй половины XV до конца XIX в.

В своих произведениях эти авторы давали некоторые сведения о гареме султана. Причем к своим сведениям о гареме, полученным чаще всего из вторых рук, они прибавляли различные слухи, часто относившиеся к разным периодам в истории гарема.

В 1599 г. мастер по установке органа Томас Даллам привез в Стамбул орган, подаренный султану Мураду III королевой Англии, и в течение месяца устанавливал этот орган в гареме

. Во время работ мастер заходил в гарем и увидел некоторые его помещения. По его словам, ему удалось увидеть там и нескольких женщин. Но Даллам заходил в гарем в сопровождении «черных» евнухов, и поэтому разглядеть этих женщин «как следует» он никак не мог. Он рассказывает, что как только он увидел женщин через полуоткрытую дверь, евнух незамедлительно приказал ему отвести взгляд

.

Примерно через сто лет после Оттавиано Бона священнику Эдмунду Чисхоллу довелось побывать во внутренних покоях султанского дворца. Вместе с известным в османской столице купцом Джоном Филипсом благодаря своему знакомству с врачом, лечившим бостанджи-баши, английский священник сумел, правда, во время отсутствия султана и двора, увидеть некоторые помещения мужской половины султанского дворца

.

Среди людей, посетивших внутренние покои султанского гарема, был и французский путешественник Обри де Лямотрей. Он в течение пятнадцати лет, с 1699 по 1714 г., жил в столице Османской империи и оттуда совершал путешествия в разные страны. Когда султан Ахмед III со своим гаремом уехал в Эдирне, Обри де Лямотрей в качестве помощника часовщика, приглашенного во дворец чинить часы в султанском гареме, побывал в некоторых комнатах гарема. Свои наблюдения о гареме он позже опубликовал в Лондоне

.

Французский промышленник и купец Жан-Клод Флэша также в течение пятнадцати лет жил в Стамбуле и Измире (Смирна), пользуясь покровительством кызлар агасы хаджи Бешир-аги

, который способствовал его назначению на должность безирган-баши. Жан-Клод Флэша поставлял во дворец султана разные товары, среди которых были многочисленные механические приспособления. Благодаря таким механическим безделушкам он и сумел войти в доверие к кызлар агасы. Оказавшись однажды в числе рабочих, устанавливавших зеркала, присланные французским королем Людовиком XV в подарок султану Махмуду I, Жан-Клод Флэша попал внутрь гарема и получил возможность осмотреть его. В своих записках он уделил место рассказам о гареме, «женах» и невольницах османских султанов, хотя утверждал при этом, что большая часть сведений была получена им от евнухов

.

Постепенно сложилась своеобразная традиция, согласно которой каждый автор рассказов о гареме настаивал на исключительной оригинальности своего рассказа. Так, Жан-Батист Тавернье, шесть раз совершивший путешествие в Левант, хвалился уникальностью своей книги, посвященной дворцу османского султана и напечатанной рекордным по тем временам тиражом, уже самим ее названием: «Новейшее сообщение о внутренних помещениях дворца Большого Сеньора, содержащее много уникальных, доныне никем не освещенных фактов»