Эпоха ХХ съезда: международная деятельность А. И. Микояна в 1956 году

В этой связи выглядит не случайным, что именно после возвращения Микояна в Москву Сталин распорядился послать в освобожденные районы Северного Китая группу советских кинодокументалистов. Они получили от него специальное задание – снять фильм о жизни местного населения со вставлением в него отдельных сюжетов о Мао Цзэдуне как выдающемся руководителе КПК и других его соратниках[56 - Сами авторы новой редакции этих киноматериалов («Второе рождение Поднебесной»), появившейся 16 сентября 2019 г. на канале «Россия 1», не упоминают о причастности Микояна к такому решению Сталина. Как нам представляется, именно информация Микояна о поездке и послужила отправной точкой к такому решению высшего советского руководителя. См.: https://www.youtube.com/ watch?time_continue=22&v=OtzMWFOi34I.].

Приложение

Из воспоминаний Микояна о поездке в Китай в январе – феврале 1949 г.[57 - Диктовка была сделана в ЦК КПСС и 22 сентября 1960 г. была направлена членам и кандидатам в члены Президиума ЦК КПСС «в связи с разногласиями между КПК и компартиями других стран» (АП РФ. Ф. 3. Оп. 65. Д. 606. Л. 1. Текст самой диктовки: там же. Л. 2–16). Этот текст также размещен на сайте Архива национальной безопасности США (АНБ) без указания ссылки на первоисточник. По всей видимости, эта копия была сделана С. А. Микояном во время его работы в АП РФ и затем передана для размещения на сайте АНБ. См.: https://nsarchive2. gwu. edu//rus/text_files/MikoyanStalin/Draft-Rep-to-CPSS-1949.pdf.]

В конце 1948 года происходил обмен мнениями с Мао Цзэдуном о его приезде в Москву. Была целесообразность такого приезда и готовность принять его для обсуждения вопросов китайской революции и советско-китайских вопросов.

В это время боевые действия китайских коммунистов развивались быстрыми темпами в благоприятном направлении… было ясно, что на освобожденной территории будет образовано революционное правительство. Поэтому на заседании Политбюро ЦК при обсуждении ответа Мао Цзэдуну о времени его приезда Сталин высказал такое соображение, что вряд ли целесообразен приезд Мао Цзэдуна теперь, когда он находится в роли партизанского руководителя, он наверное, должен приехать инкогнито. Это оторвет его от руководства делами на месте в решающий момент. Было бы более целесообразным отложить приезд на несколько месяцев, т. е. до момента, когда будет образовано революционное китайское правительство, тогда он мог бы приехать как глава Китайского революционного правительства. Нo чтобы не откладывать рассмотрение актуальных вопросов, интересующих китайских товарищей, было признано целесообразным послать в Китай одного из членов Политбюро для обсуждения с Мао Цзэдуном и руководителями Китайской компартии необходимых вопросов.

На этом заседании 14 января 1949 года Сталин продиктовал проект телеграммы Мао Цзэдуну… где говорилось, что Политбюро ЦК ВКП(б) готово послать ответственного члена Политбюро для обсуждения вопросов.

Через некоторое время мы получили согласие Мао Цзэдуна на это предложение. Сталин предложил поехать в Китай мне, на что я, конечно, дал согласие.

Чтобы иметь минимум трудностей в переговорах в Китае и быть лучше подготовленным, я набросал список возможных вопросов, которые могут китайцы перед нами поставить, обдумал для себя возможные ответы с моей стороны и попросил Сталина не на заседании, а один на один выслушать меня о том, какие вопросы могут быть по ставлены китайцами и как я собираюсь ответить на них и правильно ли это будет и как лучше сделать. Я мотивировал это тем, что очень трудно будет по каждому вопросу, который китайцы поставят перед нами во время бесед, все время спрашивать указания Москвы. Хорошо бы по тем вопросам, которое можно предвидеть, заранее иметь нашу позицию, а вопросы непредвиденные и иные можно согласовать через шифрованную связь и разрешить их в ходе переговоров.

Сталин согласился, и мы обсуждали с ним в течение более часа эти 17 вопросов, которые были мной намечены. (…) Китайцы, конечно, дали согласие на мою поездку. (…)

Было условлено, что о моей поездке в Китай никто не должен знать.

Сталин лично интересовался, кто будет моим переводчиком. Он боялся, чтобы не попался политически ненадежный человек. Поэтому он поручил Маленкову через аппарат ЦК [ВКП(б)] подобрать надежного переводчика китайского языка. ЦК предложил кандидатуру Ковалева[58 - Ковалев Евгений Федорович (1927–2008) – советский китаевед, впоследствии доктор экономических наук, автор многих научных трудов по новейшей истории и экономике Китая.] – работника аппарата ЦК по Китаю. (…)

Потом Сталин предложил взять с собой бывшего Министра путей сообщения Ковалева[59 - Ковалев Иван Владимирович (1901–1993) – нарком (министр) путей сообщения в 1944–1948 гг.]… Сталин сказал, чтобы взять его и чтобы он поучаствовал, а потом послать его в Китай в качестве нашего представителя при ЦК в Китае. (…)

По вопросу об отношениях к американцам и англичанам в беседах (проводимых в Сибайпо – в 343 км от Пекина – И. С.) получалось расхождение между советами, которые дал Сталин перед отъездом и мнением Мао Цзэдуна. И тогда уже было ясно, что здесь более прав Мао Цзэдун, чем Сталин. А теперь тем более это ясно. Сталин говорил, что не надо сразу обострять отношения с американцами, что китайским коммунистам необходимо направлять острие оружия против англичан, поскольку они являются колониальной державой, занимают китайскую территорию – Гонконг, и, конечно, преследуют империалистические интересы, находящиеся в разрезе с китайскими национальными интересами.

Американский же империализм почти не имеет колоний, тем более в Китае. Он действует другими методами, экономическим и политическим закабалением, а не путем прямого колониального грабежа.

С общей точки зрения, этот аргумент правильный… я считал, что он правильно говорит. Но когда беседовал об этом с Мао Цзэдуном, тот привел другие, более убедительные аргументы…

По ряду других вопросов… тогда я думал и теперь думаю, что Мао Цзэдун занимал не совсем правильную позицию…

Должен отметить, что Сталин перед моим отъездом сказал, что надо с собой взять специалиста по аппаратам тайного подслушивания. потому что он предполагал, что американцы, прежде, чем покинуть Пекин, оставят шпионскую агентуру, будут иметь в тех помещениях, где разместится правительство, аппараты подслушивания и все, что будет говориться на заседаниях, будет известно им. Чтобы этого не имело места, он командировал со мной двух специалистов по выявлению наличия аппаратов подслушивания, а также замаскированных бомб замедленного действия. (…)

У Сталина всегда била шпиономания, думал, что кругом шпионы, могут всюду пробраться, все делать, опасался, что около китайского руководства есть американские и английские шпионы…

1.2. Международная деятельность Микояна после смерти Сталина

Как мы уже отмечали выше, после смерти Сталина политический вес Микояна в советском партийно-государственном руководстве значительно возрос, прежде всего, из-за близости позиций по главным проблемам внутренней и внешней политики с Хрущевым.

Хрущев значительно укрепил свои позиции в партии и государстве после отстранения от власти и физического устранения Берия. Затем он очень быстро превратил в декоративную фигуру на советской политической арене номинального преемника Сталина – Г. М. Маленкова[60 - В своих мемуарах Микоян с недоумением отмечал, что для него было непонятно, почему Хрущев отстранил на вторые роли Маленкова, поскольку тот, в отличие, например, от Молотова и Кагановича, был приверженцем реформ сталинской системы. По его мнению, дело было в личных амбициях Хрущева. См. Микоян А. И. Так было. С. 647.], также претендовавшего на роль реформатора, но явно не имевшего для этой роли необходимой харизмы и деловых качеств[61 - Иного мнения придерживается сын Маленкова. См.: Маленков А. Г.: «Отец явно недооценил последствия усиления партаппарата во главе с Хрущевым и вскоре поплатился за это» // Историческая экспертиза. 2019. № 3. С. 122–165.].

Потом Хрущев начал искать возможности ограничения влияния неформального лидера советских «консерваторов» и по совместительству руководителя советской внешней политики – Молотова[62 - Молотов был освобожден от исполнения обязанностей Министра иностранных дел в марте 1949 г., но после смерти Сталина вновь возглавил это ведомство вместо отправленного в Нью-Йорк постоянным представителем СССР в ООН А. Я. Вышинского.]. Последний, в 1954 г., не имея перед собой практически никаких директив от Президиума ЦК КПСС[63 - См.: Хрущев Н. С. Указ. соч. С. 115; Konoreva I. A. Vyacheslav Molotov’s diplomatic activity at Geneva conference of 1954 // Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия: История, Политология. 2015. Т. 33. № 1 (198). С. 151–155; Конорева И. А., Селиванов И. Н. Документальная история советско-вьетнамских отношений. Курск, 2016. С. 219–231.], смог успешно поучаствовать от имени СССР в проведении Женевских совещаний по проблемам Кореи и Индокитая. Кроме того, Молотов смог внести свой вклад и в ослабление международной напряженности перед встречей в верхах в 1955 г. бывших союзников по антигитлеровской коалиции.

На Микояна Хрущев мог рассчитывать как на одного из немногих членов старой условно «сталинской» команды, готового стать вместе с ним реформатором не только в вопросах экономики и внутренней политики, но и в проведении «нового курса» в отношениях с внешним миром.

Хрущев, при жизни Сталина практически не получавший от него задания, связанные с внешними делами, решил лично взять в свои руки решение главных международных вопросов. Отсутствие необходимого опыта в этой сфере и большое количество первоочередных внутренних проблем не позволяли ему активно включиться в эту деятельность. Однако желания у него было много и после отстранения от руководства одного из главных противников – Берия, также питавшего слабость к проведению реформ и новым веяниям во внешней политике, он постепенно начал вникать в суть международных проблем. Ему хотелось своими глазами посмотреть на мир, стать инициатором популярных в общественном мнении идей.

Именно такие политики, как Хрущев и Микоян, как никакие другие сталинские соратники к тому моменту были готовы к кардинальным изменениям в советской политической системе в сторону ее «демократизации» и перестройки административно-командной системы в экономике в сторону большего применения рыночных механизмов. И в этом плане необходимо было хорошо изучить зарубежный опыт, своими глазами посмотреть на уже имеющиеся практические результаты.

Вскоре выяснился еще один нюанс. Хрущев занимал с сентября 1953 г. реально высший в СССР пост – Первого секретаря ЦК КПСС, но для несоциалистических государств такая специфическая должность в международно-правовом отношении практически мало что значила. Там «главой» СССР в своем большинстве считали мало что представлявшую в советских реалиях фигуру Председателя Президиума Верховного Совета СССР или, в крайнем случае, Председателя Совета министров СССР. Эти должности в советский период имели определяющее значение лишь в одном случае – если их совмещал высший партийный руководитель. С марта 1953 г. их занимали, соответственно, Ворошилов и Маленков[64 - Наверняка по этой причине вскоре после смерти Сталина Маленков, занявший вместо него пост главы правительства, был освобожден от обязанностей Секретаря ЦК КПСС.], не пользовавшиеся большим доверием Хрущева. Отсюда, вероятнее всего, у советского партийного лидера и возникла потребность чаще привлекать вызывавшего у него все большие симпатии Микояна (ставшего в 1955 г. первым заместителем главы правительства[65 - С января 1955 г. на должность главы правительства был назначен Н. А. Булганин, который ее занимал до 1958 г. Именно с ним, как формально выше его по должности государственным чиновником, предпочитал осуществлять официальные визиты в зарубежные страны. Хрущев, официально именовавшийся в таких поездках членом Президиума Верховного Совета СССР. В народе они оба получили не очень обидное и несерьезное прозвище – «туристы».]), к решению тех или иных международных вопросов. Микоян в марте 1953 г. возглавил Министерство внутренней и внешней торговли, вскоре преобразованное в министерство торговли СССР. Эта должность давала ему дополнительные полномочия в решении, без прямого согласования с Молотовым, большинства вопросов, связанных с развитием советских внешнеэкономических связей.

Так, в сентябре 1953 г. состоялся второй официальный визит Ким Ир Сена в Советский Союз и вновь Микоян принимал активное участие в состоявшихся переговорах, в ходе которых было принято решение об увеличении масштабов экономической помощи Северной Корее, находившейся в руинах после завершения летом 1953 г. на ее территории военных действий[66 - См.: Отношения Советского Союза с Народной Кореей (1945–1980). М., 1981. С. 97–99.].

Микояну было понятно, что Советскому Союзу придется много вкладываться в Северную Корею и оправдывать происходившие там неоднозначные процессы прежде всего по причине сложившихся реалий холодной войны и не питал никаких симпатий к ее высшим руководителям, ввергших корейский народ в братоубийственную войну.

Поскольку германское направление советской внешней политики представлялось в Кремле весьма важным, к нему не могли не подключить и Микояна, имевшего, как мы уже отмечали выше, опыт общения с немецкой стороной по экономическим вопросам накануне Великой Отечественной войны.

В январе 1954 г. состоялось Берлинское совещание министров иностранных дел, в ходе которого поступило несколько предложений относительно будущего Германии. Советская сторона предлагала сделать Германию единой, но нейтральной, создать новую систему европейской коллективной безопасности, а западные страны в лице США склонялись к сохранению ее разделенной и включении западной части в состав НАТО. Английский министр иностранных дел А. Иден предложил провести в возможно короткие сроки общегерманские выборы и объединить страну «демократическим» путем. Ни одно из этих предложений принято не было.

Необходимо было искать другие пути решения проблемы и в марте-апреле 1954 г. Микоян во главе делегации КПСС посетил ГДР, формально для участия в работе IV съезда Социалистической Единой партии Германии (СЕПГ)[67 - Член делегации Шепилов через много лет вспоминал, что он уговорил Микояна поехать на экскурсию в западные зоны оккупации Берлина и они такую поездку совершили, знакомясь с жизнью простых людей. См.: Шепилов Д. Т. Непримкнувший. М., 2017. С. 441.], но там он обсуждал и ситуацию, сложившуюся вокруг этой некогда единой страны[68 - РГАСПИ. Ф. 84. Оп. 3. Д. 191. Л. 14; Правда. 1954. 4 апреля.].

В марте следующего года Микоян приехал во главе правительственной делегации на первую международную Лейпцигскую выставку-ярмарку, и вскоре было объявлено о ратификации со стороны ФРГ Парижских соглашений, в которых содержался пункт о ее незамедлительном присоединении к НАТО. В ответ союзники СССР в Европе собрались в столице Польши и образовали Организацию Варшавского договора (ОВД), в состав которой включили ГДР. Об объединении Германии теперь уже не могло быть и речи.

Микоян, если брать на веру содержание недавно рассекреченного документа ЦРУ, привез с собой из Москвы директивы для восточногерманского правительства. От имени советского руководства он «предписал» лидерам ГДР воздержаться от принятия незамедлительных мер против ратификации ФРГ Парижских соглашений. Но тогдашний партийный лидер В. Ульбрихт, якобы по собственной инициативе, дал распоряжение своим подчиненным изменить письменный текст привезенного Микояном «указания» в сторону акцента на большую конфронтацию ГДР с НАТО.

Как опять же следует из содержания справки ЦРУ, Микояна вовремя об этом предупредили сотрудники советского посольства в Восточном Берлине, и он выразил свое неудовольствие таким «самоуправством» восточногерманских союзников[69 - https://www.cia.gov/library/readingroom/docs/CIA-RDP80-00810A006900700003-9.pdf.;https://mediamax.am/ru/news/ mikoyan/23601.]. В итоге в Кремле приняли принципиальное решение о некотором снижении конфронтации с ФРГ и об установлении с ней дипломатических отношений.

В сентябре-октябре 1954 г. Микоян вместе с представительной делегацией во главе с Хрущевым побывал в Пекине для участия в торжествах, посвященных 5-летию образования КНР. В ходе этой поездки он от имени советской стороны двусторонний договор об экономическом сотрудничестве[70 - С китайской стороны договор подписал премьер Госсовета (правительства) и одновременно министр иностранных дел КНР Чжоу Эньлай. Главу МИД СССР Молотова Хрущев демонстративно не включил в состав советской делегации. Подробные воспоминания об этой поездке, в том числе и об участии в ней Микояна, оставил член советской делегации Шепилов. См.: Шепилов Д. Т. Указ. соч. С. 352–428.].

В ноябре того же года Микоян приехал в Финляндию, с президентом которой Ю. Паасикиви и премьер-министром У. Кекконеном Кремлю удалось наладить хорошие отношения[71 - В марте 1956 г. У. Кекконен сменил Ю. Паасикиви на посту президента Финляндии.]. Формальная цель поездки – участие в качестве официального представителя в церемонии спуска на воду специально построенного для Советского Союза ледокола «Капитан Воронин»[72 - РГАСПИ. Ф. 84. Оп. 3. Д. 191. Л. 15.].

Микоян своим обаянием и открытостью, ставшими в эти годы его «фирменным» стилем в отношениях со странами Запада, даже из этого вроде бы рядового события смог извлечь максимальный эффект в плане еще большего улучшения отношений СССР со своим северным соседом.

Большую роль Микоян сыграл и в восстановлении советско-югославских отношений после их фактического разрыва по единоличной прихоти Сталина в 1948–1953 гг.[73 - Подробнее см. Раздел 3.2 в настоящей книге. Стоит отметить, что в 1948–1949 гг. Микоян вынужден был поддерживать официальную позицию СССР в югославском вопросе. Так, во время встречи в декабре 1948 г. с министром внешней торговли ФНРЮ Поповичем, он заявил, что подписанные ранее соглашения о кредитах для закупки советского промышленного оборудования исполняться не будут (РГАСПИ. Ф. 84. Оп. 1. Д. 32. Л. 229). В следующем году Микоян объявил югославской стороне об отказе от участия СССР в работе Загребской выставки (Там же. Д. 52. Л. 80–83).]

Конечно, формальная инициатива любых внешнеполитических инициатив исходила персонально от Хрущева (вернее сказать, от той группы консультантов, которые за ним стояли). Позднее Микоян так оценивал его роль в международных делах: «Внешней политикой Хрущев очень увлекся после смерти Сталина. Многое делал правильно. Например, налаживал отношения с развивающимися странами, нормализовал отношения с Югославией. И было очень разумно именно нашей делегации во главе с самим Хрущевым поехать туда, чтобы хоть как-то загладить оскорбления в адрес этой страны со стороны Сталина»[74 - Микоян А. И. Так было. Гл. 49. Подробнее см Раздел 3.2 в настоящей книге.].

Микоян в этот период по поручению советского руководства продолжил лично курировать развитие советско-китайских экономических отношений. Так, например, 19 мая 1955 г. на заседании Президиума ЦК КПСС ему вместе с Сабуровым и Кагановичем было поручено рассмотреть представленный текст заключения Госплана СССР по первой пятилетке в КНР[75 - Президиум ЦК КПСС. 1954–1964. Т. 1. С. 57. Первый пятилетний план развития народного хозяйства КНР на 1953–1957 гг. был подготовлен, по просьбе китайской стороны, в Госплане СССР.].

На июльском 1955 г. Пленуме ЦК КПСС, полностью посвященному международным вопросам, Микоян принимал участие в проходивших в его рамках дискуссиях. Так, он активно полемизировал с Молотовым относительно закрепления позитивных результатов переговоров с Югославией, признал, что Северная Корея первой напала в 1950 г. на Южную и язвительно заметил, что об этом знают все в мире, кроме советских граждан[76 - См.: Аксютин Ю. В. Указ. соч. С. 157.].

В сентябре 1955 г. в Москве подчеркнуто торжественно приняли канцлера К. Аденауэра, Микоян активно участвовал во всех проведенных по этому случаю мероприятиях. Немецкий политик позднее дал высокую оценку Микояну, охарактеризовав его как «великого дипломата» и одновременно «наилучшего экономиста». Однако, по его мнению, «в беседах с ним человек должен быть очень внимательным, так как он одновременно великий переговорщик»[77 - Цит. по: Историческая экспертиза. 2019. № 1. С. 153.].

На заседаниях Президиума ЦК 6 и 7 ноября 1955 г. Микоян принимал участие в обсуждении предложений советской делегации по проблемам европейской безопасности и роли в ней Германии. И вновь ему пришлось оппонировать Молотову по этому вопросу[78 - Президиум ЦК КПСС. 1954–1964. Т. 1. С. 58–60. Насколько сильными были позиции Микояна в советском руководстве наглядно свидетельствует тот факт, что 5 ноября 1955 г. в связи с отъездом Хрущева вместе с Булганиным за рубеж, Президиум ЦК КПСС принял решение, что на заседаниях Президиума ЦК КПСС будет председательствовать именно Микоян.].

* * *

Конечно, в каждой «бочке меда» всегда найдется своя «ложка дегтя». Нельзя не упомянуть еще одно «побочное» обстоятельство, связанное с хрущевскими нововведениями в сферу практической реализации новых идей в советской дипломатии, с которым не мог не считаться Микоян. При Сталине такое было трудно представить, но настали новые времена.

Постепенно стал набирать обороты ранее не практиковавшийся ни в СССР, ни в остальном мире специфический вид внешнеполитических контактов – личное участие руководителей высшего ранга в торжественных приемах, устраиваемых по разным поводам в посольствах, аккредитованных в Москве.

Такой вид общения, что называется, «не по чину», вызывал много вопросов[79 - В контексте выработки новых подходов «открытости» к внешнему миру были и очевидные перегибы. Характерно в этом контексте свидетельство дипломата В. М. Суходрева, принятого на работу в МИД как раз в 1956 г. В его воспоминаниях есть об этом раздел под характерным названием «Ожившие портреты». См. приложение в конце данного раздела.], и, самое главное, отнимал у советского политического истеблишмента много времени. Хрущев, видимо, так не считал, а возразить ему никто не решался. И все они, включая Микояна, вынуждены были постоянно участвовать в таких мероприятиях ради иллюзии выработки нового «имиджа» Страны Советов в глазах иностранных дипломатов.

А. И. Микоян и Г. М. Маленков на приеме в посольстве США. Москва, 1955 г.

Логика простая: при Сталине такого не было, а теперь имеет место «открытость» советских лидеров внешнему миру, которая подразумевала взаимность со стороны не только традиционных союзников из «лагеря социализма», но и противников, которым предлагалось стать, как минимум, «партнерами».

Дело оставалось за малым – добиться от них согласия в этом вопросе. И решения XX съезда КПСС были призваны, по мнению Хрущева и его единомышленников, в числе которых оказался и Микоян, стать своеобразным катализатором процессов сближения с остальным миром.