Эпоха ХХ съезда: международная деятельность А. И. Микояна в 1956 году

Именно последнее обстоятельство объективно поставило перед Хрущевым вопрос о замене Молотова на этом посту политиком, имевшим более современные представления о возможностях изменения характера связей Советского Союза с внешним миром. Или, как вариант, перехода значительной части внешнеполитических дел из МИДа в другие партийно-государственные структуры, в том числе курировавшиеся Микояном или в которых он играл заметную роль.

В этом контексте можно вполне говорить о появлении такого условного понятия, как «кремлевская дипломатия», олицетворением которой в первую очередь являлся тандем Хрущев-Булганин и постепенно к ним стал присоединяться Микоян. Фигуры Молотова, Ворошилова и других «консерваторов», таким образом, отходили на вторые роли в формировании новых векторов советской внешней политики, в практическом проведении которой все в большей степени стали проявляться элементы неопределенности и непредсказуемости.

* * *

2. На «восточном» направлении

Вопрос о пересмотре сложившихся в сталинский период главных подходов на азиатском направлении советской внешней политики встал перед советским руководством уже в середине 1950-х гг.

До того времени кремлевская дипломатия опиралась на сформулированное еще в 1928 г. на VI Конгрессе Коминтерна положение, что национальная буржуазия в странах зарубежного Востока не может играть прогрессивной роли, поскольку роль «локомотива» в деле национального освобождения должны играть местные коммунистические партии, входившие в Третий Интернационал[103 - Этот вывод во многом был обусловлен ситуацией в Китае, где национально-буржуазная партия Гоминьдан летом 1927 г. отказалась в ходе революции от сотрудничества с коммунистами, после чего между их сторонниками началась гражданская война.]. Именно им и оказывалась на протяжении многих лет помощь и поддержка со стороны Москвы. Но уже после роспуска в 1943 г. Коминтерна стало понятно, что никакой сколько-нибудь существенной роли эти вышедшие в «самостоятельное плавание» партии (за исключением Компартии Китая) сыграть не смогут. Поэтому, не отказываясь от формальной поддержки «восточным» коммунистам, в Кремле стали искать сближения все с той же многократно раскритикованной азиатской некоммунистической политической элитой, в своем большинстве выражавшей интересы национальной буржуазии и крупных землевладельцев.

Эта линия стала активно реализовываться на практике со второй половины 1955 г. во время поездок Хрущева и Булганина в Индию, Афганистан и Бирму. В принятом Верховным Советом СССР постановлении особо подчеркивалось: «В основу взаимоотношений между Советским Союзом и Индией, Бирмой и Афганистаном положены принципы взаимного уважения территориальной целостности и суверенитета, ненападения, невмешательства во внутренние дела друг друга, равенства и взаимной выгоды, мирного сосуществования государств независимо от их общественного строя… Важный итог поездки товарищей Булганина Н. А. и Хрущева Н. С. в страны Азии составляют также достигнутые с этими странами соглашения о расширении торговли, экономических, культурных и других связей, основанных на принципе равенства и взаимной выгоды, без навязывания каких-либо обязательств политического или военного характера»[104 - Сборник законов СССР и указов Президиума Верховного Совета СССР. 1938 г. – июль 1956 г. М., 1956. С. 151–152.].

Во время обсуждения 22 декабря отчета делегации СССР о визите в Индию, Бирму и Афганистан Микоян оценил ее следующим образом – «большой результат поездки» и предложил подготовить положительную резолюцию[105 - Президиум ЦК КПСС. Т. 1. С. 74. По образному выражению Ю. В. Аксютина, в 1955 г. Хрущев и Булганин совершили «прорыв на Юг» по «тылам империализма» (Аксютин Ю. В. Указ. соч. С. 338).].

Затем намеченная линия была продолжена после XX съезда КПСС. В Отчетный доклад ЦК съезду составители включили пассажи о том, что международные отношения теперь приобретают всемирный характер благодаря выходу на политическую арену молодых азиатских государств, освободившихся от колониальной зависимости. Получалось, что на мировой арене появилась «зона мира», которая в союзе со странами мировой социалистической системы составила более половины населения земного шара[106 - XX съезд Коммунистической партии Советского Союза. Т. 1. С. 22. Вскоре после окончания XX съезда в журнале «Новое время», рассчитанного прежде всего на зарубежную аудиторию, появилась статья И. И. Ермашева, в которой была дана подробная интерпретация этого понятия. Вывод автора был достаточно красноречив: «Эта зона открыта для всех стран и всех народов, стремившихся порвать с политикой войны, гонки вооружений и межнациональной вражды. Миролюбивые силы, действующие во всех странах в этом направлении, выступают все более активно. «Зона мира» оказывает огромное воздействие на всю международную жизнь, укрепляя и расширяя базу для международного сотрудничества, в котором для каждого народа обеспечено достойное место» (Новое время. 1956. № 16. С. 7.)].

Но за влияние на эту «зону» необходимо было еще побороться с «империалистическим лагерем». Для этого советской дипломатии необходимы были проверенные и квалифицированные кадры, способные отстаивать советские интересы в разных точках земного шара, включая и неспокойный азиатский континент.

Как справедливо отмечал в одной из своих работ российский историк А. М. Васильев, «более гибкая и успешная, чем раньше, политическая практика требовала видоизменения мессианских установок, без которых она пока что не могла существовать, отказа от заскорузлых формулировок»[107 - Васильев А. М. Россия на Ближнем и Среднем Востоке: от мессианства к прагматизму. М., 1993. С. 36.].

Микоян, уже в сталинские времена слывший среди соратников «знатоком Востока», запомнился своим выступлением на XX съезде КПСС. Еще до секретного доклада Хрущева, выступая в прениях по Отчетному докладу ЦК, он, в частности, подверг критике плачевное, по его мнению, состояние советского востоковедения, не отвечавшего уровню все более расширявшихся отношений СССР со странами Востока[108 - XX съезд Коммунистической партии Советского Союза. Т. 1. С. 324.].

Теперь Микояну советский лидер, который, в реалиях той эпохи, персонально отвечал за любые изменения во внешней политике СССР, мог дать поручение «закрепить» полученные ранее результаты, расширив географию контактов за счет Пакистана – главного регионального соперника Индии, с которым сложились более чем прохладные отношения и у соседнего Афганистана.

Таким образом, была сделана недвусмысленная заявка на то, что именно он, Микоян, сможет каким-то образом «поправить» своей практической деятельностью прежние подходы советской дипломатии к этому региону, в том числе в его «некоммунистическом» сегменте.

Вскоре появился хороший повод. Пакистан, спустя 9 лет после получения, по плану Маунбеттена, фактической независимости[109 - Де-юре в 1947–1956 гг. Пакистан являлся доминионом Великобритании. Индия имела такой статус в 1947–1950 гг. По плану Маунбеттена два этих доминиона становились независимыми де-юре после вступления в силу на их территориях конституций. Конституция Республики Индии вступила в силу в январе 1950 г., а конституция Пакистана – в марте 1956 г.], принял конституцию и обрел главу государства в лице президента. Из Карачи в Москву официальное приглашение на торжества поступило 8 марта 1956 г. от имени премьер-министра Мухамеда Али. Председатель Совета Министров СССР Булганин 15 марта сообщил своему пакистанскому коллеге, что специальным представителем СССР назначен Микоян. В той же телеграмме сообщалось, что в состав делегации войдут Председатель Президиума Верховного Совета Узбекской ССР Ш. Р. Рашидов, Посол СССР в Пакистане И. Ф. Шепетько и Посланник Ф. П. Доля[110 - ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 98с. Д. 704. Л. 1–2.].

Судя по материалам рабочего архива Микояна[111 - В двух первых томах сборника «Президиум ЦК КПСС. 1954–1964» («Архивы Кремля») информация об этих решениях отсутствует. Данное обстоятельство можно объяснить тем, что, видимо, постановления по этому вопросу считались незначительными и были приняты, скорее всего, в «рабочем порядке», как «рекомендательные».], в ЦК КПСС дважды обсуждался вопрос об этой поездке. Еще за неделю до получения официального приглашения были приняты решения по поводу ведения переговоров в Пакистане. Там утвердили, в качестве основы, проекты заявлений Микояна по прибытию в Карачи и при отъезде из Пакистана, а также поручили ему, совместно с Молотовым, определить перечень подарков, от имени советского правительства, государственным и общественным деятелям Пакистана.

По сложившейся к тому времени дипломатической практике[112 - Микоян решил соблюсти во время пакистанского визита все правила дипломатического протокола и в одном из московских ателье ему были сшиты фрак и пиджак-визитка с длинными полами, к которому полагались полосатые брюки. Позднее этот пиджак-сюртук и фрак были взяты из домашнего гардероба на церемонию похорон осенью 1963 г. американского президента Дж. Кеннеди. См.: Микоян Н. Своими глазами. М., 2018. С. 165; Суходрев В. М. Указ. соч. С. 149.], любая правительственная делегация, выезжавшая за пределы суверенного государства, в своей деятельности, согласно действующего международного права, исполняла функции временного внешнеполитического органа государства. При этом она руководствовалась, как правило, специально подготовленными памятками или инструкциями. В Советском Союзе они составлялись квалифицированными сотрудниками МИД или в аппарате ЦК КПСС. Не стал исключением и Микоян, поскольку он ранее практически не имел возможности получить достаточно полное представление о том, какие внутриполитические процессы происходят в Пакистане. Поэтому памятка оказалась как нельзя кстати, и 19 марта ее окончательный текст был утвержден в ЦК КПСС[113 - ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 98с. Д. 704. Л. 2.].

* * *

Обратимся к содержанию названной выше памятки поскольку, на наш взгляд, она дает достаточно полное представление о механизме практического воплощения новых внешнеполитических идей советского государства. Анастас Иванович, по мнению компетентных в делах региона анонимных экспертов, привлеченных к ее составлению, во время своей поездки должен был озвучить, от имени СССР, следующие основные позиции.

Первая относилась к перспективам развития отношений с Пакистаном. Анастасу Ивановичу рекомендовалось сделать в Карачи заявление о том, что пять принципов мирного сосуществования могут быть положены в основу улучшения отношений между двумя странами.

Следующая позиция – сделать официальное заявление, что «народы Советского Союза питают дружеские чувства к народам Пакистана и заявить, что эти дружеские чувства должны рассматриваться как один из основных факторов в развитии советско-пакистанских отношений».

И последний тезис должен был звучать приблизительно так: подчеркнуть, что, поскольку народ Пакистана так же, как а другие миролюбивые народы Азии и других стран, жизненно заинтересован в упрочении мира, в укреплении независимости и подъема благосостояния своей страны, улучшение и развитие советско-пакистанских отношений отвечает интересам и чаяниям народов наших стран[114 - Там же. Л. 3.].

Самым непростым должно было стать обсуждение т. н. «кашмирского вопроса»[115 - Речь идет о статусе княжества Кашмир, почти 80 процентов населения которого составляли мусульмане. Его судьбу должен был решить, в соответствии с планом Маунбеттена, местный правитель, по вероисповеданию являвшийся индусом. Не дожидаясь его вполне предсказуемого вердикта, осенью 1947 г. войска только что созданного доминиона Пакистан вошли на территорию Кашмира и захватили приблизительно одну его треть. В ответ войска доминиона Индийский Союз оказали сопротивление, но им не удалось выбить пакистанские войска с занятой территории. Возник локальный конфликт между двумя частями некогда единой Британской Индии, который теперь автоматически превратился в международный. Правитель Кашмира в конечном итоге официально объявил о присоединении к Индии и вхождении в штат Джамму и Кашмир, образованный на основании конституции Республики Индия, вступившей в силу в январе 1950 г. Конфликт не урегулирован до сих пор, оставаясь в категории «замороженных». В августе 2019 г. индийский парламент отменил статью 370 Конституции, наделявшей штат Джамму и Кашмир «особым» статусом в составе Республики Индия, что вызвало массовые протесты в Пакистане.]. В Москве не знали, будет ли он поднят в беседах с Микояном пакистанской стороной, но, на всякий случай, глава советской правительственной организации был сориентирован на такого рода ответ: советская позиция была изложена в выступлениях Хрущева и Булганина и она хорошо известна. Каждый народ имеет право самостоятельно определять свою судьбу и государственность на основе собственных национальных интересов, что записано и в Уставе ООН.

Главный тезис «проиндийской» позиции СССР в отношении «кашмирской проблемы» должен был прозвучать следующей формулировке: «Кашмирский народ сам уже решил вопрос о своей дальнейшей судьбе, рассматривая свою территорию как неотъемлемую часть Республики Индия». Далее Микояну рекомендовалось «выразить уверенность, что кашмирский вопрос будет до конца улажен без вмешательства извне, что, несомненно, будет способствовать уменьшению напряженности в этом районе и укреплению всеобщего мира».

Еще один непростой для Микояна вопрос мог возникнуть, при возможном обсуждении, по пакистанской инициативе, вопроса о Пуштунистане[116 - В 1893 г. территория, населенная пуштунскими племенами, ранее полностью входившая в Афганистан, была разделена англичанами на две части по т. н. «линии Дюранда». Одна часть вошла в состав Британской Индии, а другая осталась в составе Афганистана. После раздела Британской Индии на два доминиона, правительство Афганистана потребовало вернуть пуштунские территории в состав их государства, но они остались в составе вновь образованного Пакистана (Северо-Западная пограничная провинция). Афганистан не признал этот статус, между двумя странами после 1947 г. возникла напряженность в отношениях, в приграничных районах периодически перераставшая в небольшие конфликты с применением оружия. В 1949 г. парламент Афганистана денонсировал договоры с Великобританией, которые были подписаны до образования доминиона Пакистан и объявил о непризнании границы между двумя странами по «линии Дюранда».]. В этом случае Микояну рекомендовали повторить тот вариант, который изложил в конце 1955 г. Булганин во время пребывания с визитом в Кабуле, а также в докладе на сессии Верховного Совета СССР[117 - Эти материалы были опубликованы в центральных советских газетах (см. например: Правда. 1955. 26 декабря). В них отмечалось, что Советский Союз поддерживает Кабул в его стремлении воссоединить пуштунский народ в рамках Афганистана.].

При этом следовало выразить «сожаление» по поводу того, что вопрос о Пуштунистане, который касается только Пакистана и Афганистана, стал объектом вмешательства иностранных держав, о чем наглядно свидетельствует коммюнике мартовской сессии Совета СЕАТО. Также следует высказаться в том плане, что этот вопрос можно успешно решить путем прямых переговоров между Пакистаном в Афганистаном с «должным учетом интересов народа этого района»[118 - ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 98с. Д. 704. Л. 3–4.].

Поскольку Пакистан, в отличие от Афганистана, в 1954 г. вошел в СЕАТО, а в 1955 г. – в Багдадский пакт (впоследствии – СЕНТО), Микояну предстояло обсудить и эту тему.

Мидовскими консультантами было предложено высказать о них отрицательное мнение, поскольку это «военные агрессивные блоки» и являются «орудием усиления напряженности в районах Ближнего и Среднего Востока и Юго-Восточной Азии», а также представляют угрозу Советскому Союзу, поскольку располагаются в непосредственной близости от советской границы.

Микояну также рекомендовалось «выразить надежду», что «нынешнее напряженное положение» в данном регионе, возникшее после образования СЕАТО и Багдадского пакта, сменится установлением «дружественных отношений» между всеми расположенными здесь странами.

И сделать главное заявление: «Несмотря на наше отрицательное отношение к существованию и деятельности военно-политических группировок типа СЕАТО и багдадского пакта, между Советским Союзом и Пакистаном могут развиваться дружественные отношения и взаимовыгодное сотрудничество»[119 - Там же. Л. 4].

Необходимо было также обсудить вопросы советско-пакистанского экономического и научно-технического сотрудничества и заявить, что в случае «обоюдного стремления» оно вполне возможно, в том числе и в такой области, как «использование атомной энергии в мирных целях»[120 - В 1954 г. в Обнинске начала работать первая в мире атомная станция.].

Еще одно заявление советского представителя должно было подтвердить готовность к взаимному обмену культурными и научными делегациями, артистическими группами, к проведению кинофестивалей, выставок, обмену преподавателями, студентами, журналистами и др.

Микояну рекомендовалось также отметить, что Советский Союз готов сотрудничать с Пакистаном не только через ООН, но и на основе двустороннего сотрудничества, которое, при желании, может включать проектирование, поставку оборудования, а также монтаж и пуск промышленных предприятий.

Следовало по возможности намекнуть, что, хотя Пакистан и входит в СЕАТО и Багдадский пакт, СССР готов оказывать стране техническую помощь и развивать взаимное экономическое сотрудничество на таких же условиях, что и с другими государствами. Отметить, что для развития взаимовыгодных торговых отношений между СССР и Пакистаном имеются достаточные возможности, поскольку Советский Союз может поставлять в Пакистан современное оборудование, машины, металлы, строительные материалы и другие товары, в которых заинтересована эта страна, в обмен на традиционные товары пакистанского экспорта, в частности джут, хлопок, кожсырье, шерсть и др.

В подтверждение этого тезиса Микояну следовало напомнить, что в первые послевоенные годы между Советским Союзом и Пакистаном был осуществлен ряд взаимовыгодных торговых сделок. Далее высказать удовлетворение, что между сторонами достигнута принципиальная договоренность о начале торговых переговоров в Карачи в середине апреля 1956 г. Предлагалось подчеркнуть, что развитию дружественных отношений между СССР и Пакистаном способствовало бы расширение культурных связей.

Страница памятки для Микояна по Пакистану (ГАРФ)

Микоян также должен был пригласить в СССР с визитами премьер-министра Мохамеда Али и главу Учредительного собрания Абдул Вахаб Хана «если представится подходящий случай», а также сестру покойного основателя Пакистана М. А. Джинны – Фатиму вместе с другими представителями местных женских общественных организаций.

Заключительный абзац памятки касался пакистанского посла в СССР. Поскольку он по неизвестной для Кремля причине длительное время отсутствовал в Москве, Микояну «при случае» следовало намекнуть, что такого рода обстоятельство «накладывает отпечаток на развитие советско-пакистанских отношений»[121 - Там же. Л. 5–6.].

12 марта в ЦК КПСС были внесены уточнения по маршруту следования советской делегации. Если ее членам первоначально планировалось сразу приехать в Карачи, то теперь на Старой площади решили, что по пути Микоян и сопровождавшие его лица на сутки остановятся в Кабуле для ведения переговоров с местными руководителями.

Еще одно изменение ранее утвержденного маршрута предполагалось по окончании программы пребывания в Пакистане. По всей видимости, уже после 1 марта была достигнута договоренность о том, что Микоян даст разъяснения руководству ДРВ (по их просьбе) по поводу решений XX съезда КПСС[122 - ЦК Партии Трудящихся Вьетнама направил в ЦК КПСС специальное письмо по этому вопросу, которое, видимо, было весьма неоднозначно воспринято на Старой площади. Подробнее см. Раздел 5.1 в настоящей книге.].

Поскольку путь в Ханой лежал через территории Индии и Бирмы, в ЦК КПСС посчитали, что Микоян должен побывать и там для «установления контактов с государственными деятелями этих стран». После Ханоя советская делегация должна была посетить Пекин и Улан-Батор и там также установить «контакты и обменяться мнениями с руководящими деятелями ЦК КПК и ЦК МНРП». К 11–12 апреля они должны были возвратиться в Москву[123 - ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 98 с. Д. 704. Л. 6.].

2.1. Поездка по несоциалистическим странам Азии

Поездка советской делегации в одну страну Азии на торжества постепенно трансформировалась турне по 7 государствам Азии, в том числе 4 – несоциалистическим. В этой связи выглядит далеко не случайным, что во главе делегации оказался столь опытный и искушенный политик, как Микоян, не имевший формального отношения к советскому внешнеполитическому ведомству.

Попробуем выяснить, насколько он справился с поставленной перед ним непростой задачей. В дипломатической практике памятки, подобные той, которую составили Микояну, выполняют, если проводить аналогию с музыкой, роль нот, а внешнеполитический представитель, который ей обязан руководствоваться, играет роль музыканта. Как известно, музыкант музыканту рознь даже при исполнении одного и того же произведения.

Не стоит исключать, что такого рода трансформация поездки была вызвана желанием советского руководства дать своеобразный «ответ Даллесу»[124 - Государственный секретарь США, один из самых идейных и непримиримых противников СССР и его союзников среди западной политической элиты. Выглядит не случайным, что 22 марта 1956 г. (во время пребывания Микояна в Кабуле) в «Правде» появилась статья Н. Пастухова «Народы Азии отвергают политику военных блоков. К итогам поездки Даллеса по странам Азии». Позднее Микояну, во время поездок в США, приходилось с ним встречаться лично.], незадолго до этого совершившего поездку по азиатскому региону.

2.1.1. Визит в Афганистан

Интерес к Афганистану со стороны советского руководства проявлялся достаточно давно, еще с ленинских времен, когда в силу определенных обстоятельств большевики оказались первыми, кто признал Афганистан в качестве полноценного суверенного государства, а лидеры Афганистана, в свою очередь, были первыми на международной арене, кто признал РСФСР[125 - Подробнее см.: Коргун В. Г. История Афганистана. XX век. М., 2004. Официальная советская версия: Теплинский Л. Б. История советско-афганских отношений. (1919–1987). М., 1988.].

Интерес к Афганистану со стороны образованного в декабре 1922 г. Советского Союза был также значительным в силу ряда геополитических факторов, связанных с переплетением в данном регионе интересов Великобритании, Германии и СССР[126 - См.: Тихонов Ю. Н. Афганская война Сталина: битва за Центральную Азию. М., 2008.].

После окончания Второй мировой войны значение Афганистана во внешней политике СССР заметно уменьшилось и только после смерти Сталина новые советские лидеры, опять же, в первую очередь, руководствуясь геополитическими соображениями, начали строить с этой страной более тесные отношения. Не последнюю роль здесь играли опасения, что США и их союзники в регионе могут попытаться вовлечь Кабул в сферу собственных интересов в контексте реалий холодной войны.

Встреча М. Даудом делегации СССР в аэропорту Кабула (ГАРФ)