В логове бера

Через неделю Анджей пришел в себя, но он практически ничего не помнил. При вопросе относительно Люсии он лишь ответил, что она умерла. Больше из него вытянуть ничего не удалось. Спецы что-то над Анджеем колдовали, присоединяли электроды, погружали в гипнотический сон… Но, насколько Пол знал, не слишком продвинулись в своих усилиях.

6

Поначалу Пол бегал, чего-то требовал, умолял МакКормика дать ему возможность отправиться на поиски Люсии, уверял, что она жива, что выпутывалась раньше и не из таких ситуаций… Но время шло. На поиски были посланы четыре агента (Пола разумно отстранили от участия в операции), но возвратились они с пустыми руками. Постепенно Пол потерял надежду и, как остальные, уверил себя в том, что Люсия Санчес мертва. Напоследок (это было пару месяцев спустя после окончания поисков), он все же съездил в Мексику. Побродил по выжженной мертвой деревне, осмотрел воронку и окрестные развалины, словно надеясь что-то найти, какой-то незначительный, понятный только ему одному знак, но так ничего и не нашел. Начальство с пониманием отнеслось к его поездке и не торопило с возвращением. Потеряв всякую надежду, Пол дошел до того, что даже обратился к местному колдуну. Добравшись до столицы штата Сонора города Эрмосильо, он навел справки и пошел по указанному адресу.

Колдун оказался пожилым индейцем с большим бельмом на глазу. Однако разговора не получилось. Едва колдун широким жестом разбросал на белом полотенце, разложенном прямо на земле, бобы, по которым гадал, как его лицо, и без того не слишком симпатичное, исказилось гримасой то ли страха, то ли отвращения. Ничего не объясняя, он указал Полу на дверь. Затем, не дожидаясь, пока гость придет в себя и исполнит указание, он собрал бобы, подхватил полотенце и поспешно испарился.

Так, ничего не выяснив, Пол прилетел в Англию и попытался вернуться к прежним занятиям. Однако очень скоро к нему пришло понимание, что с ним что-то произошло, что он изменился и что эти процессы он, увы, не контролирует. Хорошенько поразмыслив и от-дав себе отчет, что сам не в состоянии справиться с проблемой, Пол обратился к психоаналитику Родригесу, который числился в штате конторы как раз для таких случаев.

Родригес был низкорослым, пухленьким человечком с тонкой ниточкой усов над верхней губой. Он гораздо больше походил на колумбийского мафиози, или, на худой конец, на провинциального коммивояжера, чем на одного из лучших психологов могущественной тайной организации. Нрава Родригес был вспыльчивого, где-то даже непредсказуемого (южный темперамент, что поделать). Но, несмотря на это, в повседневной жизни умел сохранять удивительную стабильность: был прекрасным семьянином, имел жену и четверых детей, а также кучу каких-то родственников, которые то и дело гостили у него дома и непрерывно названивали по телефону на работу.

Едва Пол вошел, Родригес, как и полагается человеку его профессии, начал задавать вопросы, не было ли у родителей психических расстройств, о болезнях, которыми Пол болел в детстве, о его первом сексуальном опыте и тому подобной чепухе. О родителях Пол ничего конкретного сказать не мог, поскольку толком не знал, кто они были. В личном деле родителями числились Джон и Джоана Тейлоры. Пришлось открыть въедливому психоаналитику тайну своего рождения, поведать о письме-завещании того человека, которого Пол всю жизнь считал отцом.

Родригес в течение целой недели после этого ставил над Полом какие-то опыты, погружал в состояние гипноза, подключал к каким-то датчикам – короче, всячески пытался выудить скрытую информацию у него из подсознания…

– Ну, что я могу сказать, – развел Родригес руками после их пятой, последней встречи. – Все, что здесь можно посоветовать, – это отправиться туда.

– Куда? – не понял Пол.

– В Россию, куда же еще? Так сказать, прямиком в логово медведя.

– Это еще зачем? – с раздражением отозвался Пол. – Я к вам, доктор, пришел не затем, чтобы выслушивать какие-то идиотские советы. Я слышал о вас, как о прекрасном специалисте…

– Дорогой мой, лучше послушайте, что вам скажет старик Родригес. Я, конечно, могу навыписывать вам кучу порошков, транквилизаторов и прочей чепухи. Но все это даст лишь временный эффект, поскольку мы не устраним причину.

– А в чем она, причина?

– В том, что вы утратили цельность своей натуры. В некотором роде, у вас наступило раздвоение личности. Не в том, конечно, масштабе, чтобы можно было о чем-то беспокоиться… Но при вашей работе, извините, и этого вполне достаточно.

– То есть вы хотите сказать, что мне нужно определиться и стать наконец либо Полом Тэйлором, либо Павлом Ткачевым?

– Это само собой. Но вы, молодой человек, забегаете вперед. Для начала вам надо узнать Павла Ткачева столь же хорошо, насколько вы знаете Пола Тэйлора. А Павел Ткачев для вас пока – незнакомец. Мало того, незнакомец, которого вы не принимаете и даже боитесь. Как же тут сделать выбор?

– То есть вы хотите сказать, что я должен узнать эту свою русскую ипостась? И для этого поехать в Россию?

– Именно так. Выбор, конечно, остается за вами. Но позвольте дать вам еще один дурацкий совет: если имеется несколько средств лечения болезни, я выбираю самый радикальный. Как говорит моя практика, именно он почти всегда оказывается самым эффективным…

7

Поезд медленно тащился по заснеженной равнине. Пол стоял у окна и угрюмо смотрел на расстилающийся за окном однообразный пейзаж. Голова раскалывалась от боли. Черт дернул его поехать поездом! Ведь хотел же вначале лететь самолетом! В последний момент передумал – решил совместить дорогу с познавательным процессом. Понаблюдать за людьми и обычаями.

Результаты его наблюдений не были обнадеживающими. Люди здесь по большей части были закрытые, при встрече или вопросе, обращенным к тебе, не улыбались. Вели себя как-то странно – то подчеркнуто отчужденно и нелюдимо, то напротив, фамильярно и даже навязчиво. Не далее как прошлой ночью соседи Пола, студенты, возвращающиеся из Праги в Москву, устроили настоящий шабаш. Они пили чудовищно много водки, запивали ее пивом и до утра горланили под расстроенную гитару какие-то песни. Проводник, который, как надеялся Пол, наведет порядок, вместо этого присоединился к студентам, притащил еще две бутылки водки и свою собственную гитару. Изрядно заправившись спиртным, он принялся наяривать на гитаре этюд Джулиани, затем переключился на Каркасси, а закончил композицией из Пако де Люсии. Совершеннейшая невозможность, сюрреалистичность происходящего повергли Пола в состояние, близкое к коме. Ничего более идиотского, чем пьяный проводник, играющий на гитаре Джулиани, нельзя было представить. Окружающих, однако, это совершенно не смущало. Всем было очень комфортно и чрезвычайно весело. Решив в своих попытках исследовать нравы и обычаи идти до конца, Пол присоединился к компании. Взяв гитару, сыграл, чтобы польстить проводнику, из Джулиани, потом наобум из «Битлз» и даже из «Дип Пёрпл». Удивительно, но студенты восприняли все «на ура» и даже принялись подыгрывать на второй гитаре и отстукивать ритм на импровизированной ударной установке, состоявшей из чайника, стаканов и батареи бутылок, громоздившихся на столе. Что происходило дальше, Пол помнил с трудом. Похоже, он пил водку, потом пел английские народные песни, потом русские… Его хлопали по плечу и говорили, что он «классный чувак» и «реальный чел», даром что из Англии приехал. Узнав же, что у Пола была русская бабушка и что он хочет изучить русскую культуру, студенты наперебой стали уверять его, что он обратился как раз по адресу. Взяв у проводника лист бумаги, они тут же принялись составлять для симпатичного англичанина культурную программу, которая включала в себя не столько посещение общеизвестных достопримечательностей, сколько просмотр фильмов и чтение книг.

– Эта вся фигня для обычных иностранных чурок, – заверял в порыве откровенности студент в тельняшке по имени Слава, тыча пальцем в висящий на стене календарь с изображением храма Василия Блаженного. – А для тебя мы составим настоящую культурную программу! Эксклюзив!

Составление программы породило ожесточенные споры: не каждый фильм или книга были достойны того, чтобы их занесли в список. Однажды дело едва не дошло до драки, и Полу пришлось разнимать противников, по ходу дела недоумевая, как такой пустяк может привести к столь серьезным противоречиям. Под утро оказалось, что в купе набилось человек десять. Все клялись друг другу в вечной дружбе и взаимном уважении, уверяли, что готовы прийти на помощь по первому зову, обменивались адресами и телефонами, не забывая прибавить, что смертельно обидятся, если друзья их не навестят… В общем, когда Пол отключился, он был совершенно счастлив.

Когда за окном забрезжил белесоватый свет зимнего утра и Пол пробудился от тяжелого сна, хмурый и изрядно опухший проводник принес чаю, после чего удалился, ни слова не сказав. Все остальные тоже были хмурые и неразговорчивые. Точно вчерашнее бесшабашное веселье было каким-то наваждением, сном.

Впрочем, Полу и самому было не до веселья. С похмелья его изрядно «колбасило». Это новое для него слово удивительно точно передавало все оттенки его нынешнего состояния. Его лексикон изрядно пополнился и другими словами и выражениями, только Пол не знал, насколько они уместны в приличном обществе, поэтому пока решил воздержаться от их употребления.

8

Когда поезд подъехал к вокзалу, студенты гурьбой высыпали на перрон. Увидев, что Пол остановился, намереваясь дожидаться носильщика, они подхватили его вещи, с гомоном прошли через здание вокзала, буквально за шиворот схватили какого-то таксёра, побросали вещи в багажник и на крышу и отправили растерявшегося англичанина в гостиницу. Машина была старая, задняя дверь закрывалась плохо, и из нее изрядно сквозило. Пожилой водитель, который, как оказалось, был профессором биологии, всю дорогу ругал каких-то неведомых Полу «олигархов», депутатов, бюрократов и «дерьмократов», а заодно и всю современную молодежь. Высказавшись напоследок вполне конкретно и кратко относительно Англии, Америки и еще почему-то Австралии, он выгрузил Пола у «Президент-отеля» на Большой Якиманке и, обдав вонючим дымом из выхлопной трубы, укатил прочь.

Оказавшись в номере, Пол рухнул на постель и беспробудно проспал почти до вечера. Заказав затем себе в номер обед, он просмотрел несколько телевизионных программ, однако мало что понял. Его русский язык оставлял желать много лучшего. Хотя он и выбрал в целях быстрого обучения специальный курс, предназначенный для секретных агентов, знания, полученные экспресс-методом, определенно требовали обкатки. Этот специальный курс представлял собой несколько аудиодисков, записанных в специфическом формате. Слушать его требовалось во сне: информация записывалась на уровне подсознания. У курса были побочные эффекты в виде последующего расстройства сна и головных болей, но в экстремальных случаях, когда за несколько дней требовалось на сносном уровне выучить иностранный язык, он вполне годился. Начальный курс Пол прошел еще в поезде, ночью, предшествовавшей той, когда у него появились студенты-попутчики. Что ж, эффект налицо: он смог вполне сносно объясниться с ними.

Решив, что откладывать изучение языка на потом не следует, Пол отужинал и разобрал багаж. Достав из чемодана пистолет (пугач, детскую игрушку, которую якобы вез своему племяннику в подарок), Пол разобрал его и полностью заменил механизм на настоящий, боевой (детали были аккуратно рассованы по разным частям багажа). Взяв скотч, прицепил кобуру снизу к кровати так, чтобы даже из лежачего положения было легко выхватить пистолет. Затем вынул из сумки самурайский меч (для того, чтобы перевезти его через границу, понадобилось сделать соответствующий липовый документ). Понятное дело, это был тоже подарок, только уже не племяннику, а дяде. Спрятав его за задней стенкой шкафа, Пол рассовал по номеру еще кое-что, так уже, по мелочам, после чего всунул сразу два оставшихся диска в плейер, установил таймер и, улегшись на кровать, расслабился…

На следующее утро он проснулся в хорошем настроении. Несмотря на легкую головную боль (последствие экспресс-изучения языка), он решил не терять зря времени и отправиться изучать русскую жизнь «в натуре». Пол помнил, что это сочетание слов часто повторял один из охранников гостиницы, и ему нравилось их открытое, даже можно сказать художественное звучание.

Везде чувствовалось предновогоднее настроение – как-никак 31 декабря. Народу везде была уйма: каждый торопился, как водится, в последний момент, купить подарки для своих родных и близких. Если же учитывать, что в России в их число входят не только жены, дети, мужья, тещи и прочие родственники, но и друзья, приятели, знакомые, коллеги, партнеры, сослуживцы, начальники, подчиненные, домработницы, секретарши, бухгалтеры, учителя, врачи, работники РЭУ и множество других нужных в обиходе людей, то становилось понятным, почему улицы вдруг приобрели такой вид, словно вот-вот должно было начаться Вавилонское столпотворение. «Вот еще тоже странный русский обычай, – отметил про себя Пол, – дарить подарки не к Рождеству, как во всех нормальных странах, а именно к Новому году. Черт знает что. Наверное, еще от язычества осталось… Впрочем, это даже лучше, – отметил Пол через некоторое время, – живой речи можно наслушаться на год вперед».

Он побывал на экскурсии по городу, сходил на Арбат, купил у тамошних торговцев матрешку, балалайку и шапку-ушанку, посмотрел в Кремле на Царь-пушку и Царь-колокол, постоял у мавзолея и поглазел на Собор Василия Блаженного. При этом на экскурсии по городу выяснилось, что ведет ее бывшая спортсменка-лыжница, которая вместо того, чтобы показывать достопримечательности, все время норовила завернуть в какие-нибудь магазины, где продаются самые лучшие товары и уж конечно намного дешевле, чем во всех других местах (еще бы, новогодние распродажи!). Досконально изучив все эти фокусы еще в арабских и иных странах, Пол не поддался на провокацию и не купил ничего. Правда, потом он пожалел об этом, потому что пока он глазел на Царь-Пушку, каких-то два молодых человека приятной наружности у него из кармана прямо-таки виртуозно сперли все наличные. Нагруженный матрешками, балалайкой да еще в шапке-ушанке, которая постоянно норовила сползти на глаза, Пол был не в состоянии преследовать похитителей. Поискав глазами полицейского, Пол хотел было к нему обратиться, но внезапно понял, насколько это будет нелепо. Он, Пол Тейлор, секретный суперагент, рыцарь Ордена Иерархии, дважды награжденный за особые заслуги, – и вдруг обращается к полицейскому из-за того, что два подростка украли у него из кармана деньги. «Мало ли, – убеждал он себя, – может, им подарки купить не на что». Окончательно решив, что он выше этого, Пол вышел из Спасских ворот Кремля и остановился между собором Василия Блаженного и мавзолеем. Тут же подоспевший благообразный старичок предложил Полу снять его на фоне сих достопримечательностей. Пол снял с шеи свой «Никон» и отошел на приличное расстояние, чтобы в кадр вместилось как можно больше этих красот. Когда он обернулся, старичка уже и след простыл. Растворился в толпе, как лодка в тумане.

Когда Пол вернулся в гостиницу, он был чрезвычайно зол. И не просто зол. Можно сказать, он был взбешен. Однако помня о том, что еще Конфуций определил, что «человек высоких помыслов» отличается от «человека низких помыслов» тем, что предъявляет требования к себе, а не к окружающим, Пол попытался успокоиться. Видимо, он слишком рано вышел «в люди», не изучив досконально образ мыслей и обычаи местного населения. Поужинав в ресторане гостиницы, где он сидел один за столиком, мрачно глядя в висящий на стене телевизор, по которому передавали традиционную новогоднюю русскую комедию «С легким паром», Пол поднялся в номер и лег спать.

Следующие три дня Пол Тэйлор провел в заточении. Достав список, заботливо составленный для него студентами на бланке с надписью «Накладная», он заказал в номер книги и видео.

Книги привели его в уныние. Несмотря на великолепный русский язык, образцам стиля которого позавидовал бы любой английский автор (если бы, конечно, писал по-русски), Пол почти ничего в них не понял. Тургенев писал красиво и умно, но при этом о каких-то людях, которых в реальности не существует. Его непомерно впечатлительные девушки поминутно краснели, охали и чуть что падали в обморок. Лермонтов был эгоистичен, мрачен и, судя по всему, просто одержим идеей демонизма. Толстой оказался до невозможности назидателен и многословен. Особенно же он, сделал для себя вывод Пол, увлекался батальными сценами, в которых ровным счетом ни черта не понимал. Чехов показался Полу Тейлору и вовсе каким-то мизантропом, человеконенавистником, паталогоанатомом, только что вылезшим из прозекторской. Особенно же его поразил роман некоего Достоевского, в котором не совсем нормальный молодой человек ни с того ни с сего вдруг решил убить старушку – мол, она вошь, и жить ей не стоит. Прикончив же старушку, он долго мучился, ходил на допросы к какому-то полусумасшедшему следователю, вступал в странные отношения с истеричными барышнями сомнительного поведения. В результате, вместо того, чтобы скрыться с деньгами, полученными от другого сумасшедшего, который застрелился оттого, что ему опостылела жизнь, неожиданно пошел куда-то на площадь и признался в убийстве. Да, такого бреда Пол еще в жизни не читал. Он, конечно, изучал в университете литературу, даже читал некоторые произведения русских авторов в дайджестах, то есть кратких пересказах, знал понаслышке, что русская литература великая, но такого он и представить не мог. Впечатление было ужасное. Не спас положения даже Пушкин, который понравился Полу больше остальных.

Отшвырнув все эти книги и признав, что образ мыслей аборигенов для него не стал яснее ни на йоту, Пол принялся за видео. Он добросовестно отсмотрел сагу о похождениях бравого штандартенфюрера СС Штирлица в тылу врага, сериал о плохом опере Жеглове и хорошем опере Шарапове, повесть о нелепой жизни некоего Бузыкина, в которой фигурировал абсолютно ни во что не въезжающий придурок-иностранец, какую-то деревенскую историю о любовном треугольнике, в центре которого стоял тот же тип, что играл Штирлица, буффонаду о бароне Мюнхгаузене, клоунаду о каком-то Костике, жившем у Покровских ворот с соседями, у которых были странные фамилии – Хоботов и Велюров…

В конечном итоге в голове Пола все окончательно смешалось. Ему хотелось лишь одного – чтобы все это как можно быстрее закончилось.

9

Так что официант подоспел как нельзя кстати. Он отвлек Пола от этого трехдневного безумия. Позвонив дежурному, Пол вызвал горничную, чтобы убралась в номере. Проследив за женщиной, чтобы не дай бог, не нашла чего ненужного, он щедро наградил ее чаевыми и выпроводил восвояси.

Войдя в ванную и приняв контрастный душ, Пол изо всех сил растерся махровым полотенцем, чисто выбрился, надел свежую английскую сорочку, твидовый костюм и сел за стол.

«Так, – сказал он сам себе. – Что мы в итоге имеем?»

Положив перед собой чистый лист бумаги и взяв остро отточенный карандаш, стал делать заметки.

«Первое. В этой стране очень слабы общественные установления. Второе. Нет почтения к власти и авторитету. В лучшем случае – раболепие. Третье. Все взаимоотношения строятся по горизонтали, между конкретными людьми, на основе уважения. Четвертое. Здешним людям чуждо понятие середины, того, что составляет основу буржуазности. Живут по принципу либо все, либо ничего. Пятое…»

Однако пятого он дописать не успел, так как в номере раздался телефонный звонок. Подняв трубку, Пол услышал, как кто-то пытается на ломаном английском произнести фразу. С трудом поняв, что речь идет о каком-то пропуске, Пол перебил говорившего:

– Изъясняйтесь по-русски. Так будет лучше.

– Вот черт, – выругались на том конце провода вполголоса. – Пропуск мне закажите, битых полчаса уже тут торчу!

От такого требования Пол несколько растерялся.

– Простите, а вы кто?

– Я же уже сказал, Женька я, Славкин брат. Вы что, по-английски не понимаете?