Социология политических партий

М. Дюверже приводит ряд примеров, как из политического «мусора» формировались партии, которые в настоящее время занимают ведущие позиции в развитых современных государствах мира. В превращении многих парламентских групп в политические партии, убеждены М. Острогорский и М. Дюверже, значительную роль сыграла коррупция. «В течение длительного времени английские министры обеспечивали себе прочное большинство, покупая голоса, иначе говоря, – совесть депутатов. Это явление получило чуть ли не официальный статус: в Палате даже существовало окошечко, где парламентарии могли узнать цену своего голоса в момент баллотировки. В 1714 г. в Англии был учрежден пост политического секретаря казначейства, ответственного за эти финансовые операции; так называемый секретарь вскоре… был переименован в the Patronage seсretary (секретаря-покровителя), поскольку устраивал выдвижение на правительственные должности с помощью подкупа. Распределяя таким образом правительственную манну среди депутатов большинства, секретарь-покровитель неусыпно контролировал их голоса и речи: он становился для них “человеком с кнутом”, “загонялой” – “The whip” (этимологически англ. “whip” означает “кнут”; на жаргоне псовой охоты – это псари, вооруженные хлыстами и направляющие свору к загоняемому животному). Таким образом, в партии большинства постепенно устанавливается строгая дисциплина. По логике вещей, меньшинство приходит к необходимости ввести в целях самообороны аналогичную, хотя и основанную на других методах дисциплину. Хотя позднее парламентские нравы постепенно цивилизовались, структура парламентских групп с их жесткой организацией и властью их whips пережили те основания, которые их когда-то породили» [53, с. 25].

Следует особо подчеркнуть, что при рабовладельческом и феодальном строе и на первоначальном этапе формирования буржуазного общества, деятельность политических группировок, несмотря на то, что они вели постоянную борьбу за власть, носила временный характер, а сами группировки по своей структуре были непрочными, аморфными и после успешного решения краткосрочных задач распадались. Эти группы людей, объединенных вокруг своих лидеров, не являлись политическими партиями в полном смысле этого слова. У них не было оформленной программы действий, четкой внутренней организации, их деятельность не регламентировалась никакими законодательными актами. Все, что их объединяло в каждый конкретный период времени, – это общность интересов и личности лидеров.

Главной социальной причиной создания в Европе в XVII–XVIII вв. первых политических партий как особых, отличающихся высокой степенью институционализации политических структур, явилось становление буржуазии как класса. Это новая мощная сила, обладающая деньгами, энергией, авторитетом, но не имеющая реальной политической силы и места в политической системе. Стремление буржуазии к власти разрушило единство правящих кругов и вызвало острую идейную и политическую борьбу. Первоначально политическая борьба была тесно связана с религиозной борьбой, а политические группы формировались по религиозным убеждениям. Реформация во многом стала выражением политических устремлений и была непосредственно связана с политическими интересами новой буржуазии. Лютеране в Германии, гугеноты во Франции, кальвинисты в Швейцарии и Нидерландах – это не только религиозные течения, но и политические структуры, ставшие мощной силой, а в целом ряде стран пришедшие к власти.

Распад в результате буржуазных революций феодальной политической системы, основанной на неизменности титулов по рождению или дарованных монархом, ограничение власти правителей, образование новых властных представительных органов детерминировали появление соответствующего сложившимся условиям политического механизма, в центре которого находился парламент – выборный орган, представляющий интересы буржуазии. Это потребовало принципиально новой системы выборов и создало определенные предпосылки более тесного единения депутатов для более эффективного решения политических задач, формирования новых политических структур, заставивших избирателей придти на выборы и проголосовать за конкретного кандидата. Ими и стали политические партии, под которыми понимались организации, преследующие цель завоевания постов в государственных органах в конкурентной борьбе за голоса избирателей. «По мере того, – подчеркивал Моисей Острогорский в работе «Демократия и политические партии», – как ограниченное избирательное право расширялось и потребность в создании особой организации для выборов делалась все более необходимой, на сцену выступили свободные организации, созданные на партийной основе» [139, с. 543].

По мнению М. Дюверже, «история подлинных партий едва ли насчитывает век. Еще в 1850 г. ни одна страна мира (за исключением Соединенных Штатов) не знает политических партий в современном значении этого термина: мы обнаруживаем течения общественного мнения, народные клубы, философские общества, но отнюдь не партии в собственном смысле слова. В 1850 г. они функционируют в большинстве цивилизованных стран, все прочие стремятся им подражать. Как же всего за сто лет совершился этот переход? Данный вопрос представляет не один только исторический интерес: все партии испытывают сильнейшее влияние своего происхождения, подобно тому, как люди всю жизнь несут на себе печать своего детства. Невозможно, к примеру, понять структурное отличие, разделяющее британскую лейбористскую и французскую социалистическую партии, не зная обстоятельств их рождения. Нельзя серьезно анализировать французскую или нидерландскую многопартийную и американскую двухпартийную системы, не обращаясь к происхождению партий в каждой из этих стран – именно здесь мы найдем объяснение тому факту, что в одних странах они множились, а в другой – сокращались» [53, с. 21–22]. Попробуем дать ответ на вопрос М. Дюверже.

Как утверждает Моисей Острогорский в своей знаменитой книге «Демократия и политические партии», первые попытки создания политических структур наблюдались в конце XVII в. «Общественное мнение, – пишет мыслитель, – возмущенное коррумпированным парламентом, попыталось свободно организоваться, чтобы изложить свои жалобы и пожелания. Негодование, вызванное делом Уилкса, этого лондонского депутата, изгнанного из парламента, несмотря на законное избрание, послужило к основанию в 1769 г. первой политической ассоциации под именем “Общества поддержки билля о правах”» [139, с. 78]. С большой натяжкой данную организацию можно считать первой политической партией в нынешнем понимании данной дефиниции.

По мнению М. Острогорского, Р. Михельса, Д. Иловайского, некоторых других исследователей, основные политические партии Великобритании возникли в результате споров о наследовании трона. Со смертью Елизаветы I прекратилась династия Тюдоров. Преемником своим она назначила сына Марии Стюарт, Якова, который соединил под одной короной оба соседних государства – Англию и Шотландию. Яков показал полную неспособность решить острые социальные и политические проблемы, стоящие перед государством. Сын Якова Карл развязал войны с Испанией и Францией и, нуждаясь в деньгах, несколько раз созывал и распускал парламенты, чтобы те утверждали налоги. Чтобы в очередной раз получить денежные средства на содержание армии, Карл I был вынужден вновь созвать парламент. Но на этот раз парламент, опираясь на простой народ, захватил в свои руки верховную власть. В истории он получил название Долгого парламента. Не имея постоянной армии, Карл I покинул Лондон и призвал на службу всех верных ему вассалов. К королю примкнула большая часть знатного дворянства, которая опасалась за свои привилегии. Королевская партия, или роялисты, получила название кавалеров, а парламентская партия, из-за коротко остриженных волос, – круглоголовых. В начале гражданской войны перевес был на стороне более привычных к оружию кавалеров, но Карл I так и не сумел воспользоваться первыми успехами. Между тем парламентские войска, состоявшие преимущественно из горожан и мелкого дворянства, постепенно усиливались, приобретая опытность в военном деле. Победа окончательно перешла на сторону парламента, когда во главе его армии стали индепенденты. Так называлась протестантская партия, которая не признавала никакого духовного сана и стремилась к республиканскому образу правления. Вождем индепендентов был Оливер Кромвель. В результате гражданской войны была создана деспотическая республика, король Карл I был казнен [70; 139].

Англия долгое время была в стороне от религиозных войн, охвативших всю Европу. Однако постепенно именно в Англию проникает наиболее радикальный вариант протестантизма – пуританство. Именно пуритане, выражавшие интересы буржуазии и средних землевладельцев, становятся главной оппозицией королевскому двору. Благодаря их целенаправленности и упорству английский парламент, орган до этого совершенно не замечаемый широкими народными массами, оказался в центре политической борьбы и стал катализатором образования новых политических структур [157].

После смерти Оливера Кромвеля в Англии образовались две главные политические партии: тори (первоначально – презрительная кличка ирландских католиков) и виги (от «виггаморы» – так называли шотландских протестантов), продолжившие уже возникшее в стране размежевание на кавалеров и круглоголовых. Тори выступали за монархическую власть, их поддерживала часть аристократии и большинство сельских дворян. Виги отстаивали интересы предпринимательских и финансовых кругов, народные права и старались ограничить власть короля в пользу парламента. На их стороне находилась другая часть аристократии и население больших городов. Партию тори многие исследователи называли консервативной, а вигов – прогрессивной. По мнению известного немецкого социолога Вальтера Зульцбаха, «либералы – партия отчаянного прогресса, консерваторы – партия осторожного статус-кво» [67, с. 54].

Формирование политических партий и первой партийной системы в Англии, по мнению известного российского исследователя политических партий Бориса Исаева, совпало с переходом британского общества от доиндустриальных отношений, основанных на владении земельной собственностью, к эпохе индустриализма, под которой обычно понимают ускоренное, интенсивное развитие производительных сил и вызванное им изменение всех общественных отношений. Начало индустриализации обычно связывают с переходом от мануфактурного и ручного к промышленному и машинному производству. Промышленный переворот, с которого началась эта эпоха, впервые в мире произошел в Великобритании в 1760–1820 гг.

Эпоха индустриализма изменила внешний вид, организацию и образ действия британских партий [75, с. 167–169]. Основные движущие силы и результаты этих перемен заключались в следующем:

а) в изменении характера труда, в направлении массового производства, все большей рационализации и эффективности, все большей зависимости от рыночного спроса;

б) в изменении характера всех социальных отношений в сторону демократизации, равенства, расширения прав человека, роли общественных организаций и политических партий, вообще увеличения возможностей общества воздействовать на власть;

в) в изменении социальной структуры общества и усилении социальной мобильности (за счет увеличения рождаемости и снижения смертности, а также за счет перемещения массы сельчан в города в эпоху индустриализма начался устойчивый рост численности населения в целом и особенно в индустриальных районах Англии и Уэльса);

г) в количественном росте (за счет увеличения населения) электората, который требовал от партий ориентации не на элиту, а на широкие массы избирателей (в то же время архаичный избирательный закон, действовавший в начале XVIII в., допускал к урнам для голосования только 250–300 тыс. избирателей, что составляло 5,5 % населения) [168, с. 48–57];

д) в демократизации политической системы, которая помимо государственных структур стала включать такие акторы, как партии, СМИ, общественные организации, профсоюзы, другие группы интересов;

е) в становлении и росте гражданского общества;

ж) в изменении внешней политики, которая заключалась в поддержке внешней торговли, колониальной деятельности и в ведении войн. Все четыре войны, которые вела Великобритания в течение 1739–1783 гг., преследовали в основном коммерческие цели. С 1679 по 1867 г. была создана Британская империя, включавшая такие обширные колонии, как Индия, Канада, Вест-Индия, Южная и Центральная Африка, Австралия и Новая Зеландия [75].

Эпоха индустриализма, по мнению Б. Исаева, – это время становления совершенно определенных политических партий, время, когда происходит изменение условий деятельности, структуры и организации партий-фракций и трансформация их в современные политические партии. Именно отсутствие современных партий с развитой внутренней структурой, т. е. постепенное формирование этой структуры, и является главной отличительной чертой первой партийной системы, формирование которой связано с парламентской деятельностью первых английских партий. Для английской партийной системы характерно доминирование в парламенте двух и только двух партий, одна из которых в результате выборов получает большинство мест в парламенте. Для первой партийной системы Англии было характерно чередование у власти фракций вигов и тори. Подобное чередование прослеживается во всех бипартийных системах. Вообще, режим бипартизма часто сравнивают с движением маятника, который после отклонения в одну сторону неизбежно отклонится в другую. Действительно, сколько бы ни длилось правление одной партии при двухпартийном режиме, неизбежен переход власти к другой, конкурирующей, партии. «Маятниковое» функционирование бипартийных систем наглядно прослеживается на примере всех трех партийных систем Великобритании [322].

В политической науке широкое распространение получила предложенная немецким социологом и политологом М. Вебером классификация этапов становления политических партий: аристократические кружки (котерии); политические клубы; массовые партии. Правда, следует отметить, что эти три стадии прошли только две английские партии: консервативная (тори) и либеральная (виги) [53].

Аристократическая группировка. Радикальные представители наиболее известных семей Англии в тесном кругу обсуждали проблемы дальнейшего совершенствования общества, пути решения сложнейших общественных проблем, создавали проекты будущего. Тогда только ограниченное количество граждан государства имело право голосовать, обладатели этого права стали объединяться вокруг ведущих представителей аристократии для получения поддержки и продвижения своих кандидатур на ведущие политические посты. Однако подобная организация может считаться прообразом политической партии только в том случае, если она действовала в рамках парламентской системы и ставила задачи создания политической системы более высокого порядка.

Следующим этапом образования политических партий в Западной Европе стали политические клубы. Они обычно возникали как центры формирования и пропаганды буржуазной идеологии. Именно Великая Французская революция, ставшая переломным этапом в переходе от феодализма к капитализму, образование парламента (конвента) дали сильнейший толчок созданию на европейском пространстве разнородных группировок, именовавших себя «аристократами», «роялистами», «придворными партиями». Правда, как утверждает Моисей Острогорский, «их шумные театральные приемы дискредитируют их и побуждают правительство к репрессиям. Обширная тайная организация в форме клубов возобновляет свою деятельность, несмотря на правительственные строгости» [139, с. 78].

Постепенно эти группировки преобразовались в политические клубы. В Великобритании политические клубы сформировались в 30-е гг. XIX в.: тори основали «Чарлтон Клаб», виги – «Реформ Клаб». М. Острогорский писал: «…политические клубы существовали в Англии и раньше. Их происхождение восходит к XVII веку. Но довольно долго они не оформлялись официально. Это были более-менее открытые собрания в кафе или тавернах, где беседовали о политике, предаваясь чревоугодию с обильными возлияниями. Настоящие клубы, как мы их понимаем теперь, т. е. имеющие собственное помещение и официально зарегистрированных членов, появились только в девятнадцатом веке. Основанные с целью постоянного удовлетворения потребности в общении и комфорте, клубы, в их новой форме, вскоре должны были стать оперативной базой для политиков» [139, с. 84–85]. В Англии клуб тори первоначально был связан с традиционно земельной аристократией, а клуб вигов – с либеральной буржуазией. Но эта прямая зависимость скоро существенно ослабла, так как английская земельная аристократия в относительно короткий период времени без серьезных конфликтов и потрясений трансформировалась в земельную буржуазию, ориентированную на рынок.

В других странах политические клубы часто возникали вне системы представительной власти, формируясь на основе групп, связанных с редакциями печатных органов или конспиративных союзов (например, клуб «Молодая Италия», который насчитывал в своих рядах около пятидесяти тысяч человек).

В основе политических клубов Франции вначале были группы, объединяющиеся вокруг салонов, редакций газет и конспиративных союзов, и лишь затем – связанные с парламентской деятельностью. Типичными примерами прообраза новых политических организаций стал Парижский политический клуб бретонских депутатов во Французском национальном собрании, который по месту заседаний (в монастыре св. Якова) получил название «якобинский» и в 1791 г. насчитывал по всей Франции 448 провинциальных отделений. Генезис политических клубов довольно подробно проанализировал М. Дюверже в работе «Политические партии»: «…постепенно “бретонский клуб” принимает форму идеологического объединения. Когда собрание перевели из Версаля в Париж, клуб вынужден был прервать свои заседания и вновь подыскивать место. На этот раз за неимением зала кафе его инициаторы арендовали монастырскую трапезную. Именно с названием этого монастыря им и предстояло войти в историю: почти все забыли бретонский клуб, но кто же не знает клуб якобинцев? Аналогичный процесс превращения региональной группы в инициативное ядро доктринальной группировки позднее породит клуб жирондистов. Такие объединения не следует смешивать с местами их сбора. Здесь еще раз стоит привести пример якобинцев – он, по-видимому, действительно исчерпывающе характеризует фазу предыстории партий. Точно так же во французском Учредительном собрании 1848 года мы находим объединения “Дворец науки” и “Институт” (умеренные республиканцы), улиц Пуатье (монархисты-католики), Кастильон и Пирамид (левые). Можно вспомнить и Франкфуртский парламент с его партиями “кафе «Милани»” (крайне левые), “Казино” (правый центр), а также “Вюртемберг” (левый центр, откуда выделились партии “Вестендаль” и “Аугсбург”), “Германия” (левые) и, наконец, “Монт-Тоннер” (крайне левые) – все последние получили свои названия по имени отелей, где собирались. В данном случае речь идет о феномене, весьма отличном от бретонского клуба или клуба жирондистов: депутаты встречаются в одном и том же месте, так как разделяют одни и те же взгляды; оба же упомянутые клуба сложились по принципу землячества, а уж затем их члены констатировали свою идейную общность. Здесь же перед нами – идеологическое, а не региональное объединение; использование для его обозначения названия места заседаний говорит лишь о том, что доктрина еще не настолько прояснена, чтобы служить характеристикой группы» [53, с. 24].

«Со временем, – писал Острогорский, – почувствовалась необходимость в более методических приемах, и, кроме того, стало неудобно заниматься партийными делами в самом клубе, так сказать, под веселую руку. Либеральный кнут Бранд тогда (в 1861 г.) образовал независимую центральную организацию» [139, с. 86]. Ее главной задачей была избирательная регистрация, которую данная структура успешно решила. «Консервативная партия, – подчеркивал М. Острогорский, – образовала центральную ассоциацию на тех же основаниях. Учитывая значение общественного влияния главного избирательного рычага, консервативной партии, центральное бюро тори поддерживало тесные отношения с Сагlton club; если они не являлись единым организмом, у них была одна душа» [там же].

Зародыши внеконституционной политической организации в США, считает классик социологии политических партий М. Острогорский, появились в клубах колониального периода: «Эти клубы, процветавшие преимущественно в Бостоне, сделались по мере продвижения американской революции очагами политической дискуссии, где вскоре зародилось сопротивление произволу британского парламента» [139, с. 297]. Именно в Бостоне по инициативе членов Кокус-клуба возникли «корреспондентские комитеты» – мощные организации патриотической партии, подготовившей революцию и независимость [там же]. Несколько лет спустя под влиянием Французской революции, которая стала переломным этапом в переходе от феодализма к капитализму, здесь появляются постоянные избирательные комитеты, а в 30-е гг. XIX в. проходят первые национальные съезды по выдвижению кандидатов в представительные органы. До начала XIX в. в этой стране было образовано около сорока организаций типа французского «Якобинского клуба», обществ ирландских радикалов, американских «Сынов свободы». Но они практически копировали деятельность своих европейских коллег, «стали элементами смуты и угрожали общественному порядку», и президент США Джордж Вашингтон их запретил. На смену избирательным комитетам пришли две большие политические структуры – федералисты и республиканцы [там же].

Демократическая партия, которая тогда называлась республиканской, была основана в 1792 г. Томасом Джефферсоном. Она была создана как «партия всего народа» и противостояла партии тогдашней американской элиты – партии федералистов. Сторонники Т. Джефферсона отстаивали позиции сельскохозяйственного Юга, высказывались в пользу снижения роли федеральных властей и верили в право каждого американца участвовать в политической жизни. В 1798 г. партия получила название Демократическая республиканская партия – Democratic-Republican Party, а в 1800 г. Т. Джефферсон выиграл президентские выборы. Партия выступала за сохранение независимости отдельных штатов.

Ей противостояли федералисты, выступавшие за создание американского государства с сильной федеральной (центральной) властью. Федералисты были убеждены в необходимости центрального правительства, представляли интересы промышленников Севера, среди которых было много молодой национальной буржуазии. И не удивительно, что один из самых известных федералистов Александр Гамильтон сравнивал народ со «страшным зверем». Лидером федералистов был второй президент США – Джон Адамс. Победа Т. Джефферсона над Дж. Адамсом в 1800 г. стала началом конца партии федералистов, которая практически полностью исчезла к 1816 г.

Следует особо отметить, что создатели американского государства крайне отрицательно относились к самой идее создания политических партий. Они были против формирования политических структур и появления враждующих «фракций», которые, по их глубокому убеждению, стали бы проявлять больший интерес к межпартийной и фракционной борьбе вместо того, чтобы заботиться об общем благе жителей государства. Основатели США хотели, чтобы американские граждане голосовали за отдельных кандидатов без вмешательства организованных политических структур, считали, что партии представляют угрозу существованию американского республиканского государства.

Последовательным противником создания политических партий был и Джордж Вашингтон. Он говорил о гибельности воздействия партий, уничтожающих единство американского общества, полагал, что они в действительности являются «готовым оружием для подрыва власти народа». Другой известный американский политик Джеймс Мэдисон называл партии «крамолой» [195, с. 79] и был убежден, что «скрытые причины крамолы заложены в природе человека, и мы зрим, как они повсеместно, хотя и в различной степени, вызывают действия, совместные с различными обстоятельствами гражданского общества. Страсть к различным мнениям касательно религии, правительства и тьмы других предметов, равно как различия в суждениях и в практической жизни, приверженность различным предводителям, добивающимся превосходства и власти, или лицам иного толка, чьи судьбы так или иначе привлекают умы и сердца, в свою очередь делят человечество на партии, разжигают взаимную вражду и делают людей куда более наклонными ненавидеть и утеснять друг друга, чем соучаствовать в достижении общего блага» [195, с. 80].

Источником партийных размежеваний, по Дж. Мэдисону, могут быть также приверженность различным политическим лидерам или выдающимся личностям, общественное поведение или судьбы этих личностей, представляющих наибольший интерес. Основной причиной возникновения партий является неравное распределение собственности.

«Ни одному человеку, – считал Дж. Мэдисон, – не дозволено быть судьей в собственном деле, поскольку владеющие им интересы, несомненно, повлияют на его решения и, вполне вероятно, растлят его честность. В равной степени и, пожалуй, даже с большим основанием, группе людей также неуместно выступать одновременно и в качестве судей, и в качестве тяжущихся сторон» [195, с. 81]. А ведь к этому стремятся партии – делал вывод политик.

«Причины, порождающие крамолу (политические партии. – И. К.), – утверждал Дж. Мэдисон, – невозможно истребить и спасение от нее следует искать в средствах, умеряющих ее воздействие. Если крамольная группировка включает в себя менее большинства граждан, спасением от нее является сам принцип республиканского правления, позволяющий справиться с вредоносными взглядами посредством простого голосования. Крамольники могут нападать на власти, они могут вносить смуту в общество, но им будет не под силу осуществлять и маскировать свои бесчинства, прикрываясь положениями, провозглашенными конституцией» [195, с. 82].

Сложная система управления государством, по мнению будущего президента США, созданная на основании американской Конституции, ограничивает влияние политических партий. Одним из наиболее важных достоинств новой американской системы является то, что созданное на основании Конституции государство будет защищено от тлетворного влияния различных политических партий.

Справедливости ради следует отметить, что Дж. Медисон также писал о том, что свобода в обществе неизбежно побуждает к партийному расколу, подобно тому, как воздух побуждает разгораться огонь: «Свобода для крамольных сообществ (политических партий. – И. К.) все равно, что воздух для пламени – пища, без которой они немедленно иссякнут. Но было бы величайшей глупостью уничтожить свободу единственно потому, что она питает крамолу, равно как желать уничтожения воздуха, без которого нет жизни для всего сущего, единственно потому, что он раздувает разрушительное пламя» [195, с. 79].

При этом, по мнению российской исследовательницы Марины Власовой, причина и следствие поменялись местами – американским политическим партиям приписывалась роль разжигателей розни, а с их уничтожением связывали возвращение единства и умиротворения. В партиях видели как проводников анархии (способствовавших социальной нестабильности), так и инструменты установления тирании (организаций меньшинства, навязывающего свою злую волю большинству). Приверженность партиям (фракциям) считалась антонимом «общественным добродетелям» [248].

Однако к 90-м гг. XVIII в. в США сложилась совершенно другая политическая ситуация. Это было время активного экономического и политического развития, усложнения общественной жизни, демократизации политической жизни, расширения избирательного права, роста выборных должностей во властных структурах разного уровня и т. д. Люди, разделявшие противоположные политические взгляды, пытались благодаря объединению добиваться поддержки своих идей. Несмотря на все усилия Дж. Мэдисона и препятствия, созданные основным американским законом, политические партии появлялись, развивались и постепенно стали неотъемлемой частью американской политической системы. При общем негативном отношении руководителей государства к политическим партиям была создана уникальная для того времени партийная система.

Формирование новых компонентов в политической структуре США было детерминировано двумя важными факторами – распространением в конституционных рамках идей оппозиции и становлением разделения властей. Существенно повлияли на формирование и становлением американских политических партий и политические инновации «процедурного» характера. К ним относятся изменения, постепенно приводившие внутреннее устройство страны к демократической форме. Их основы были заложены в Конституции США и Билле о правах: расширение электората в результате пересмотра целого ряда законов штатов в виде поправок к конституциям и отмены большинства избирательных цензов, увеличение числа выборных должностей во властных структурах разного уровня, демократизация процедуры выдвижения кандидатов на главную политическую должность в стране – президентскую.

Следует назвать и основные субъективные причины, приведшие к формированию американских политических партий. Президент США Джордж Вашингтон постоянно пользовался советами людей, с которыми работал и на мнение которых опирался. Двух из них он назначил своими секретарями. Государственным секретарем стал Томас Джефферсон, а секретарем казначейства – Александр Гамильтон. Т. Джефферсон, в отличие от своего коллеги Дж. Мэдисона, не рассматривал партии как «крамольные сообщества». Он считал их необходимым элементом демократии. Более того, он был убежден, что избавиться от какой-либо политической партии невозможно. На ее месте возникнут новые партии, и «сознание общества вновь будет захвачено тем же партийным духом». Как политический философ и действующий политик, Т. Джефферсон также осознавал, что неизбежна борьба внутри человеческого сообщества. В его работах неоднократно была выражена мысль о том, что партийная борьба играет более важную роль, чем деятельность всего правительства [195].

А. Гамильтон по многим вопросам также имел свое мнение, и прежде всего о том, какой должна быть политика американского государства. Это было причиной огромного количества конфликтов между двумя американскими политиками. Поскольку Дж. Вашингтон все чаще в вопросах внутренней и внешней политики стал прислушиваться к советам А. Гамильтона, Т. Джефферсон подал в отставку. В этот период А. Гамильтон и его последователи стали называться федералистами, а Т. Джефферсон и его коллеги – республиканцами. Отметим интересный факт: позже сторонники и последователи Т. Джефферсона – республиканцы – образовали партию, которая стала называться не республиканской, а демократической. Демократическая партия первоначально отражала интересы политических кругов американского Юга – плантаторов, военных, фермеров, а Т. Джефферсон произнес свою знаменитую фразу «Мы все республиканцы, мы все федералисты» [139, с. 302]. Но это было совсем не так. К 1828 г. партия федералистов как политическая организация перестала существовать, ей на смену пришли виги, выступавшие против избрания в том же году на пост президента Эндрю Джексона. Название партии происходит от прозвища американских борцов против британской метрополии во времена Американской революции, когда вигами (от названия партии вигов Великобритании) называли людей, выступавших против авторитарного правления. Лидером партии был известный политик Генри Клей. Среди видных членов партии вигов были Дэниэл Вебстер, будущий президент США Уильям Гаррисон, лидер вигов в штате Иллинойс Авраам Линкольн. Интересно, что именно У. Гаррисон во время предвыборной кампании впервые в политической истории развернул самую настоящую пиар-кампанию, с вечеринками, митингами, плакатами, оскорблениями других кандидатов, и он победил. А демократы-республиканцы стали демократами.

После победы лидера демократов Эндрю Джексона на президентских выборах в 1828 г. демократическая партия успешно провела реформу избирательной системы, ввела всеобщее избирательно право для всех взрослых белых мужчин, что тогда было очень смелым решением, прямое голосование за «коллегию выборщиков». Демократическая партия опиралась на мелких фермеров, католиков, новых иммигрантов и жителей приграничных городов.

Республиканская партия была организована в начале 1850-х гг. Ее создали противники рабовладения и жители США, ожидавшие, что государство бесплатно предоставит им свободные территории запада США. Формально эти территории были свободны, фактически их заселяли индейские племена, мнением которых в стране никто не интересовался. Учредительное собрание партии прошло в 1854 г. Партия получила название «Республиканская», так как она поддерживала идеи равенства всех жителей США перед законом и Богом. Кроме того, вновь образованная партия заявляла о своей приверженности идеалам отцов-основателей США, напоминая, что изначально партия Т. Джефферсона называлась Демократической республиканской партией. Партия твердо заявила, что рабству должен быть положен конец на всей территории Америки, в том числе и на юге страны. Одним из ее основателей стал Авраам Линкольн. Партия объединила в своих рядах часть бывших либералов – американских вигов, движение фрисойлеров – свободных землевладельцев, а также американскую партию нативистов. Она была создана под лозунгами отстаивания интересов промышленного севера США. Уже через два года Республиканская партия, которая ранее боролась за власть на уровне городов и штатов, вышла на общенациональный уровень, выдвинув кандидата в президенты. На этих выборах республиканцы противостояли двум главным партиям – демократам и вигам. Кандидат республиканцев проиграл выборы. Но уже через четыре года, на выборах 1860 г., президентом страны стал Авраам Линкольн, который уничтожил систему рабовладения и выиграл Гражданскую войну. Новая партия добилась высот политической власти.

Виги в 1852 г. в результате внутрипартийного раскола в связи с вопросом о будущем рабства на новых американских территориях выдвинули на пост президента страны не главу государства Милларда Филлмора, а генерала Уинфилда Скотта. Однако он потерпел сокрушительное поражение от малоизвестного кандидата от демократов Франклина Пирса: 254 голоса выборщиков против 42. После поражения многие виги перешли на сторону демократов, некоторые вошли в Республиканскую партию. Остальные члены партии вигов создали националистическую политическую партию Know Nothing. Партия появилась во многом благодаря страхам, существовавшим в то время в американском обществе. Некоторые американцы верили, что страну могут погубить ирландские иммигранты-католики, которые считались враждебными американским ценностям элементами.

Партия не имела определенной позиции по проблеме рабства, что послужило причиной очередного раскола партии. К выборам президента США в 1860 г. большинство членов партии перешло в Республиканскую партию США. Так сформировалась действующая до сих пор классическая американская двухпартийная система.

Первые попытки формирования эффективных американских политических партий традиционно связывают с деятельностью лидера Демократической партии Мартина Ван Бюрена и его нью-йоркской «Олбэни Ридженси» – партийной машины, основанной на жесткой дисциплине, четком руководстве, подчинении личных интересов партийной борьбе. Сами по себе сложности партийного строительства в Нью-Йорке в конце 10-х – начале 20-х гг. XIX ст. заслуживают особого внимания, так как проливают свет на актуальный во все времена вопрос о формировании одного из важнейших элементов американской политической системы. Что же касается проблемы восприятия политических партий, то к ней Ван Бюрен имеет самое непосредственное отношение: он традиционно характеризуется как первый политический лидер Америки, принявший идею о позитивной роли партий. Сам М. Ван Бюрен принадлежал к новому поколению политических лидеров, отличавшемуся от поколения отцов-основателей по многим параметрам. Выходец из небогатой и незнатной семьи, он пробивал себе дорогу, опираясь на качества, которые постепенно сформировали из него политика нового американского образца: упорство и способность к компромиссам, знание человеческой психологии и развитое политическое чутье. Не семейные связи и образование, не слава ратных подвигов и магнетизм личности привели Ван Бюрена в Белый дом. Своим выдвижением на передний план в политической борьбе и в конечном итоге избранием на президентский пост в 1836 г. он был обязан исключительно партийному механизму, во многом созданному им же самим. Причем своеобразное кредо М. Ван Бюрена состояло в идее приверженности политической партии, а не лидеру, и этому кредо он никогда не изменял [248].

М. Ван Бюрен в своей известной работе «Автобиография» подчеркивал, что политические партии могут оказаться «деморализованными, как это случается со всеми объединениями людей», если в них попадут люди, руководствующиеся «соображениями личной выгоды». Воспрепятствовать этому могут политики высоких личностных качеств, пользующиеся доверием членов партии и народных масс. Потенциальные возможности злоупотреблений внутри политических партий не должны давать повод к осуждению самих партий. «Многие готовы, – подчеркивал Ван Бюрен, – осуждать партии, когда их организация находится в оппозиции, но как только приходят к власти, забывают о своих прежних словах». Выражая уверенность в том, что сам он никогда не проявлял подобной непоследовательности, М. Ван Бюрен писал: «Все разумные люди знают, что политические партии должны обязательно присутствовать во всяком свободном государстве, во многих материальных отношениях они крайне полезны для страны… Трудно найти лучшее, чем партии, средство сдерживания предрасположенности к злоупотреблению властью, так глубоко укоренившейся в человеческих сердцах. Признание необходимости партий, оценка их по достоинству, служение делу развития своей партии, возвышению ее принципов и целей, поддержка ее со всеми силами ума и горячей верой – все это я всегда рассматривал как задачу, почетную для мужественного человека, как задачу, гармонирующую с характером нашего народа и нашими институтами. В соответствии с ней и надо строить свое отношение к проблеме политических партий, отношение честное и вдохновленное мудростью» [733, с. 125].

После Гражданской войны республиканцы неоднократно побеждали как на президентских, так и на парламентских выборах. Их поддерживали отставные военные, негры, иммигранты из Англии, протестанты. У демократов, наоборот, поддержка была в основном среди южан, католиков-ирландцев, фермеров и профессиональных союзов. Демократы отстаивали ограничение роли правительства и расширение прав штатов.

Постепенно американские политические партии устойчиво утвердились на политической арене страны в качестве ведущих политических организаций, а партийная принадлежность заняла существенное место в политическом сознании большинства граждан страны. Любовь к своей политической партии переходила от отца к сыну. Яркие мероприятия в ходе различных партийных кампаний, марши одетых в униформу сторонников той или иной политических партии, карнавалы и парадные факельные шествия стали непременными атрибутами общественной жизни многих регионов Америки.

За годы становления обеих политических партий мало изменились их основные идеологические концепции. Республиканцы, как правило, ориентируются на богатых, образованных и консервативных избирателей. Демократы находят поддержку среди менее образованных и более либеральных американцев. Республиканцы в центр своей политики ставят ценности семьи, индивидуализм, надежную обороноспособность страны, минимальное вмешательство государства в экономику и ограничение регулирования деятельности большого бизнеса. Демократы видят роль правительства как некоего «социального арбитра», который должен обеспечивать социальную справедливость и занятость. Конечно, внутри каждой американской политической партии существует большой разброс мнений по важнейшим политическим проблемам, и говорить о какой-либо идеологической монолитности крайне сложно.