Грешным делом

– Что ты! – Удивлённо воскликнул я. – Ты – лучшая! Лучше тебя никого нет!

Она закивала головой, а потом вдруг сказала непонятную для меня фразу:

– Ну, и пусть всё идёт, как идёт!

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ОТЧИМ

В город мы с Цилей ехали на том же старом автобусе, который перевозил нашу группу, а заодно и аппаратуру. Старик Зимкин ехал на переднем сиденье этого видавшего виды ПАЗика, Паша, Толик и Вилли расселись по бокам.

Мы с Цилей, прижавшись друг к другу, устроились на заднем сиденье. ПАЗик ревел, хрипя коробкой передач и выжимая из движка последнее. За всю дорогу никто из музыкантов никто в нашу сторону не обернулся, чтобы ободрить нас или сказать какое -то доброе слово. Конечно, возможно, они этого не делали всего лишь по соображениям такта. Но у меня было странное чувство, что они просто не хотят нас замечать! Может, это и было первым нехорошим признаком… Потому что всё дальнейшее можно было назвать только одним словом – ужас!

Хотя у меня дома нас ждал накрытый стол, где стояли водка, банка шпрот и хлеб, поужинать нам не удалось. Едва мы вошли, из ванной появился мой отчим с мокрыми волосами, из одежды на котором были лишь трико и шлёпанцы. Звали моего названного папашу Гена. Между собой мы вообще-то звали его крокодилом за свирепый нрав. Но сейчас это не имело значения.

Увидев, как оттопыриваются впереди у отчима штаны, я отвёл глаза, чтобы этого не видеть. Отчим стоял, беспардонно разглядывая Цилю. Вдруг он перевёл взгляд на меня и нехорошо ухмыльнувшись, спросил, ткнув в сторону Цили пальцем:

– Это кто?

Я промолчал.

– Вы бы это оделись что -ли…– сказала ему Циля. – А то смотреть совестно!

– Кто это? – Повторил вопрос отчим, уперев в меня два своих мутных пьяных Нила с выпрыгивающими из них крокодильчиками.

– Это …никто …пока. – вздохнул я.

– Тогда можно я с ней первым? –Спросил Гена.

Как же я мог забыть про этого человека? – Лишь тут пришёл я в себя. Ведь он у нас в семье вроде крабчатого долгоносика испортит любой урожай! У меня было лишь одно оправдание своей забывчивости –любовь! Только она делает человека таким недальновидным, глупым, забывчивым, мечтательным и слепым. «Чтобы кто –нибудь сейчас зашёл и набил тебе рожу!», думал я. Как я в такие минуты жалел, что не умею хорошо драться! Ещё как назло, дома не было ни сестры, ни матери, чтобы они оттащили этого хама, и дали нам с Цилей хоть немного передохнуть с дороги.

– Как вы так можете говорить? – Спросила моего отчима Циля. – Мы ведь с вами даже не знакомы!

– Лопатин, – показав нечищенные зубы, протянул ей с кривой ухмылкой отчим руку: – Гена.

– Сегодня что, понедельник? – Спросила меня Циля, не замечая протянутой отчимом руку.

– Нет, сегодня пятница,– пробормотал я в сторону.

– Странно… – Сказала она, опуская глаза.

Отчим, зло ухмыльнувшись, тоже опустил голову и вдруг выдал:

– Ладно, тогда пошли оба.

– Куда пошли? – Не понял я.

– Пошли на ..й отсюда! – Заревел он.

Опрометью мы с Цилей выскочили в коридор, а оттуда на лестницу, не дожидаясь лифта.

– Здорово началась у нас с тобой совместная жизнь! – Остановившись на одном из пролётов и в упор глядя на меня, сказала Циля. – Если я всё правильно поняла, твой отчим хотел переспать со мной?

– Прости, я о нём совсем забыл, -сказал я. –Он для меня вроде, как не существует.

– Что значит, не существует? Я его видела, знаешь ли, перед собой! Такого всего вымытого и с этой штукой, торчащей из штанов!

– Прости, -сказал я, понуро опустив голову.

– И что же нам теперь делать? –Спросила она, сложив на груди руки и глядя в сторону. – Вот это да! Вот так прикол! Не ожидала!

Циля посмотрела на часы:

– Ну, и хорошо. Всё, что не делается, всё к лучшему. Если я прямо сейчас поеду на вокзал, то дома в Торжке я буду завтра утром.

И она пошла по лестнице вниз.

– Не надо на вокзал, – пробормотал я, направляясь за ней:

– Циля!

– А что делать? –Повернулась она. – Где мы будем ночевать? У тебя есть по этому поводу мысли?

И вдруг меня осенило, я сказал:

– Блин, как же я забыл! Поехали. Тут недалеко.

– Куда опять? – Спросила Циля.

– Не волнуйся. К моей тёте. Её зовут Тая. Она классная и обожает меня. Пошли!

Что касается моей тёти, то правда, тут я Циле не врал. У меня действительно была мировая тётя, и она без лишних вопросов нас приютила.

Тётя прежде была первой красавицей в посёлке, и такой и осталась. Помимо того, что она была красива лицом, она ещё имела и прекрасную душу.

Всё дорогу я только и рассказывал Циле про свою классную тётю, на что она весьма скептически кивала, но стоило ей её увидеть, она тут же поняла, что это правда и тоже прониклась к ней любовью и симпатией.

Тётка отчитала меня за то, что я повёз девушку к крокодилу, хотя знал, что он там. Она обхаживала Цилю, как родную сестру. Показала ей, где ванна. Дала свой халат, ночнушку, чистое полотенце и целый набор кремов и масел. Потом расстелила нам кровать. Нет, у меня положительно была мировая тётя! После того, как Циля приняла душ, они ещё с тётей целых полчаса шушукались вдвоём на кухне. Время от времени оттуда слышался смех. И я лёжа на кровати улыбался и благодарил судьбу, что у меня есть такая тётя, которая выручит в трудную минуту.

Наконец, тётя привела ко мне Цилю и, не зажигая света, та легла. Тётушка поправив нам обоим одеяло, сказала:

– Спи, племянничек, утром вечером мудренее. И вам, Циля, спокойной ночи.

– Ой, вам спасибо, – шептала Циля, кутаясь в одеяло. Не мечтала даже о перине. Вот здорово!

– Переспите, деточки, а утром видно будет, – ворковала тётя, трогая над нами подушки . – Ох, ну, и красивую же ты деваху себе отхватил, котик! – Глядя на Цилю, взъерошила она мне вдруг волосы. И, улыбнувшись снова, добавила: – Сразу видно, Циля – наш человек! А на «крокодила» ты, дорогая, внимания не обращай. Это мы Лопатина, его отчима, так называем – «крокодил» , – пояснила она. – Трезвый он, говорят, человек, как человек, только я его трезвым никогда и не видела…

Повернувшись на бок, мы с Цилей утонули в бабушкиной перине, как две субмарины в илистом грунте и, хватаясь за обрывки слов, которые будто глубоководные торпеды ускользали от нас в темноту ночной толщи, начали погружаться в сон.