Данечка

Данечка
Яна Буковски

Поучительная семейная история, освещающая острый внутренний конфликт и небрежность матери, из-за которой годовалый малыш оказывается в суровых жизненных испытаниях и борьбе за свою жизнь. История наглядно показывает, что самым страшным человек в жизни ребенка порой может оказаться его собственная мать. История шокирует своей искренней исповедью самого родителя и является напоминанием всем, у кого есть дети, насколько важно тщательно следить за досягаемостью ребенком источников открытого или закрытого огня. А также какими должны быть общение и границы дозволенного в отношениях ближнего круга: бабушек, дедушек и прочих родственников, чтобы не допустить трагедий подобного рода. Рассказ призывает помнить, что "у 7 нянек дитё без глаза". Автор также надеется, что ее трагико-трансформационная история для других станет поучительным и ценным мануалом о том, как должен вести себя родитель в сложной экстренной ситуации.

Дисклеймер: людям с неустойчивой психикой читать с осторожностью!

Яна Буковски

Данечка

Книга посвящается моему сыну Данечке. “Малыш, к счастью, ты не помнишь этих событий, но я пишу тебе о них, чтобы ты знал, что я больше никогда не совершу такое вселенское зло, и до конца своих дней буду молить у Господа твоего прощения. Я всегда буду оберегать и любить тебя. Целую. Мама”

Ежегодно в больницы России попадает около 500 000 человек с ожоговыми поражениями разной степени и этимологии. 10 % из них – дети. Дети возрастом от 1 до 3 лет наиболее подвержены ожогам. На их долю приходится 20,1 % статистики. У врачей порядок определения площади поражения называется “правилом ладошки”. Если в медицинской карте написано, что поражение заняло 4 % тела – это означает, что ребенок был поражен ожогом, который равен площади четырех его ладошек.

Существует еще “правило девяток”. Поверхности некоторых частей тела, например, головы занимают 9 % кожного покрова. Стопы – 18 %. Ягодицы – 5 %. Эти цифры важны для определения необходимого объема инфузионной терапии при переливании крови.

– У вашего ребенка ожоговый шок 3-й степени! Молитесь, вообще, чтобы выжил… – в спешке бросает мне в лицо врач интенсивной терапии порыв горячего вздоха, направляясь в реанимационную палату. Провожаю взглядом пухленькое тельце своего годовалого сына и не могу моргнуть. Глаза пересохли, а в ушах все еще стоит его, рвущий душу в клочья, крик.

Еще час назад ты смотрел мультик. Ты улыбался. В тебе бурлила жизнь.

«Даня кипяток мывреанимации» – печатаю кому-то смску, а сама все еще не осознаю, что это не марево и не сон. Это мой ребенок, и только что мне сказали, что он вероятно не дотянет до утра.

…”И ведь хотела сделать замечание… Постеснялась свекровью помыкать. Ну не дура? Вдруг обидится, вдруг не так воспримет. Подумает, что я хочу выглядеть важнее. Терпила! Надо быть тактичнее, надо быть вежливее. И что? Теперь Даня умирает! Из-за твоей тупой вежливости и инфантильности. Ты глупая сыкуха! Чужой комфорт важнее ребёнка. Он не виноват, а теперь будет платить за это адскими муками. Если выживет… ЕСЛИ ВООБЩЕ ВЫЖИВЕТ! ДУРА!»

Мрачная ночь. Темный коридор. Поток рваных бранных мыслей роем озлобленных пчел кусает мой воспаленный мозг третий час подряд. На слёзы уже нет сил. Голова болит так будто мозг вздулся и вот-вот вылезет из ушей.

Таким началось для меня 10 мая 2016 года в приемном отделении ГБУЗ РК Сакской районной больницы в Крыму. День, когда я сполна поплатилась за бесхребетную тактичность.

Тогда, 7 лет назад, я была обычной домохозяйкой и еще не знала на какие безжалостные помыслы и поступки способны люди, от которых ты их совсем не ожидаешь. Ни ума, ни характера у меня не было от слова совсем.

Но эта история случилась, чтобы изменить меня. Изменить всё моё естество. И заплатить за эту страшную цену пришлось моему ребенку. За этот опыт я остаюсь ему благодарной на всю свою жизнь.

18 часов до трагедии…

Стою, режу на стиралке лук в обжарку для гречневого супа.

– Мяу!

Моя пушистая пепельная кошка уставилась зелеными глазищами. Всякий раз не могу отказать ей в кусочке свежего филе. А перед глазами стоит та история. На пару минут меня унесло в неприятные воспоминания.

Кошка появилась у меня в студенчестве. На втором курсе она упала с моего балкона. С шестого этажа моей общаги. Ляля тогда разбилась вся. Мордочка была месивом из крошева осколков. Комендант нашла её внизу на асфальте. Как же быстро я неслась по неизвестным улицам города в поисках ветклиники, тщательно придерживая остатки ее физиономии, это уму не постижимо. При одном взгляде на нее, врач сказал “Лучше усыпить”. Напором, и за большие для студентки деньги, я отвоевала ее у Костлявой, бережно исправляя свою небрежность. Ее чудом спасли. Я очень умело и собранно повела себя в тот момент, грамотно и быстро доставила пушистика в больницу.

Экстренная ситуация, а я будто четко понимала алгоритм действий. Надо все делать быстро и не поддаваться панике. Особенно с детьми. Ведь ей было всего 3 месяца.

Ее выписали через две недели и я колола ей дома антибиотики. Выжила.

И вот сидит теперь тут со мной в старом съемном бараке. Мы снимали половину, полудом. Во второй жила другая семья. Знаешь что-то такое барак? Старый довоенный одноэтажный дом, буквой П.

На чердаке – носятся кошки, под деревянным полом – мыши. Дом трещал по швам, базировался на месте бывшего кладбища, и только недавно перешел с печного отопления на нелепый гигантский газовый котёл.

Мебель вся тех времен. Каких? 60х-70х примерно. Ковры. Сервант. Трельяж. Обои выцвели и какой изначально на них был рисунок – не понятно. Витражные стекла на дверях придавали дополнительного присутствия модерна Мы снимали его за десять тысяч рублей, радуясь, что не живем с родителями мужа. Самостоятельные и несломленные. Я – домохозяйка, он постоянно в рейсах. Денег вечно нет. Обстановка нищая, но не голодная. Продукты есть и то хорошо.

Мне 24 и я активно тупеющая во втором декрете подряд, наседка. Никаких планов на жизнь. Целей и амбиций тоже ноль. Верю в любовь, рай в шалаше и мир во всем мире.

“О! Скоро Ксюшка с детьми придет!”, чертыхаясь я бросаюсь от одной кастрюли к другой. Надо успеть докашеварить, а то Данька потом не даст.

Ксюша, так звали девушку – школьницу, которую я наняла за три копейки, чтобы хоть кто-то помогал мне с совсем еще маленькими детьми.

Вова, мой муж, работал в то время в Австралии. Он трудился матросом на огромном балкере (судно больших размеров, перевозящее сухие грузы), бороздя морские пучины, и весь труд по уходу за двумя крохами ложился на мои и Ксюшины плечи. Косте, старшему сыну, было 3 годика, а Дане через два дня должен был исполниться 1 год.

Ксюша была очень смышленой для подростка. Это давало нам обеим ощущение полной идиллии в общении и взаимопонимании. И в целом мою жизнь нельзя было назвать плохой. Я не чувствовала, что живу как-то не совсем так, как могла бы.

Вот и они на пороге. Она погуляла с малышами в зеленом майском парке, даже дольше, чем я оплатила. А я дотащила тем временем с рынка два исполинских пакета продуктов и даже почти успела приготовить всю линейку блюд.

В Крыму стоял самый разгар идеальной пахучей весны, стремглав переходящей в лето. Центральная площадь небольшого городка гремела басами военного оркестра. 9 мая. День Великой Победы.

Ксюша сидела с детьми несколько часов до обеда, пока газовая плита до каждого миллиметра не была заставлена кучей старых кастрюль, сковородок и мисочек с едой. Греча с овощами, рагу из индейки, компот из клубники и сливочная пюрешка для годовалого Наны.

Наной Даню прозвал Костик. Он плохо выговаривал слова, а мне очень понравилось. Прозвище прижилось.

В тот день Оксана Васильевна, мама моего мужа, заглянула к нам почти сразу после ухода моей незаменимой няни. Со дня нашей я свадьбы я называла ее “мамой”. Ее давненько не было, поэтому Костя очень обрадовался.

Когда приходит бабушка в доме меняется вся атмосфера.

Вовина мать умеет везде привнести какой-то особый уют и ее появление всегда происходит под флером успокоения и блажи. Она всегда является с вкусняшками, игрушками и подарками.

Костя, зная нездоровую любовь бабушки к собственной персоне, вмиг взобрался к ней на колени.

– Чтобы ты хотел, Котя? – Ласково спросила она, приглаживая милую светловолосую голову карапуза.

– Нени… (пельмени, на Котином тарабарском)

– Не надо! Никаких пельменей! – Запротестовала я, пытаясь выразить строгость. – Вся плита в их любимой еде. Пусть это съедят. Пельмени – это не еда. Сварим их как-нибудь в другой день.

В морозилке мирно лежал пакет полуфабрикатов. Пельмени фирмы “Лидер”, и стоит признать, они хороши. Но сейчас я была сильно против их приготовления из-за обилия других видов блюд, которые я так старательно создавала крайние два часа.

– Идемте лучше в зал, под телик.

Все нетопорливо продвинулись в сторону моей приглашающей руки.

– Может по чуть-чуть…? За праздник…? – Единогласно мы со свекровью решили пригубить немного коньячка. Я налила его в две чайные кружки, разбавив кокой, чтобы детям не было понятно, что за таинственный ритуал здесь происходит.

«Моана» была единственным мультиком, под который Даня утихал и можно было уличить минут 10 покоя без его шилопопой суеты. Хороший малыш. Всегда находит себе цацу и что-то возит, катает, куда-то лезет. Лезет по мне. А! Все! Я опять им захвачена.

– Янааа! Включи нам мультик! – зовет меня из кухни голос свекрови.

Я сначала не поняла, как вышло так, что я не заметила как быстро Котя со свекровью оказались на кухне. Но Данечка такой занятный малыш, что вполне объяснимо – я отвлеклась.

Кости со свекровью давно в комнате нет.