Невеста из Холмов

Вы не ожидали инквизиции?

Инквизицию чаще всего вызывают лишь тогда, когда торопиться уже некуда. Поэтому магистр Эремон и его ученик Ласар неспешно вошли в ворота и направились к таверне. На лице ученика отражалось страдание. Он оправдывал свое имя – «пламенный» – и пламенно желал приступить к делу немедленно.

Университету повезло. Король благоволил ему, и особенно его ректору, так что при срочном известии о загадочной гибели профессора Дойла инквизитора отправили незамедлительно, причем одного из самых опытных. Университету повезло дважды – магистр-инквизитор Эремон с учеником как раз заканчивали записи по уже расследованному делу о таинственном призраке, взявшемся преследовать юную сироту. Сирота оказалась богатой наследницей, призрак – весьма омерзительным приятелем ее не менее омерзительного опекуна, решившим взять ее в жены силой, маскарад его мог напугать только робкую девочку, и в целом история кончилась неплохо. Злодеи вскоре отправятся куда им положено, дальнейшей судьбой девушки решила заняться принцесса Маргарет лично, магистр Эремон научил Ласара писать лаконично и в очередной раз напомнил свою любимую мудрость: «Злого колдовства в мире намного меньше, чем просто зла».

На дорогу они потратили меньше суток. Это было немного. Поэтому теперь можно было приниматься за расследование с неспешностью, любимой Эремоном. Например, подкрепить свои силы хорошим обедом.

Таверна «Королевский лосось» процветала. Здесь, бывало, оплачивали обеды на месяц вперед студенты побогаче, перебивались хлебом и пивом с острой капустой студенты победнее, закатывали пирушки, мрачно прихлебывали темный эль, когда дела не ладились, и степенно обедали холостые преподаватели, у которых не было средств на собственную кухарку. Брендон Бирн тоже частенько появлялся здесь, потому что с трудом мог представить себе женщину, которая бы постоянно жила в его доме. Он был не готов на такое даже за ежедневный горячий обед.

Магистр-инквизитор Эремон вошел в таверну, не привлекая внимания, уселся за стол у окна и похлопал рукой по столешнице, приглашая ученика последовать его примеру. Ученик, как щенок гончей, не мог заставить себя спокойно сидеть на месте. Если учитель был крупным мужчиной, под свободными одеждами которого угадывалось хорошо тренированное тело, то ученик был долговязым, жилистым, длинноносым. Можно было предположить, что с годами, утратив суетливость, он станет похож на почтенного инквизитора. Сейчас же он, угрюмо опустив взгляд в пол, выражал собой молчаливый протест.

– Друг мой, – улыбнулся Эремон так, что в уголках глаз проявились лукавые морщинки, – советую тебе взять хорошего вина с пряностями и седло барашка. Здесь его готовят с мятой, душицей, розмарином, чабрецом и чесноком так, что будешь вспоминать об этом обеде, пока нас снова сюда не позовут. Начнешь умолять судьбу, чтобы здесь еще кого-нибудь убили.

Ласар поднял на учителя полный страдания взгляд. Тот лишь ухмылялся в аккуратную круглую бороду. Он с таким вкусом выговаривал название каждой пряности, что под конец даже подбежавшая служанка готова была проглотить язык.

– Прости, не подумал о том, что тем, кто тревожно относится к смерти, лучше с мясом пока погодить. Что ж, запеченная с сыром репа тебе точно поперек горла не встанет. – Он повернулся к служанке и улыбнулся ей так тепло, будто встретил любимую племянницу. – Мы добирались сюда издалека и хотели бы отдохнуть перед важнейшим делом. Пусть нам в этом помогут седло барашка, печеная репа с сыром и морковью, подайте к ней моченой брусники, кувшин доброго вина и ваш знаменитый на все королевство яблочный пирог.

Служанка кивнула и бросилась со всех ног на кухню. Она сразу узнала на простых дорожных плащах гостей герб королевской инквизиции.

Людей в таверне было немного, в разных углах две компании студентов уютно шептались над кружками с пивом. У одной посреди стола стояло блюдо с куриными костями, у другой – сырные лепешки. Ближе к дверям кухни сидел мрачный преподаватель с хорошенькой огненно-рыжей девушкой и что-то ей вполголоса говорил. Она отвечала ему коротко и звонко. С виду крестьяночка, но красота особенная – возможно, незаконная дочь дворянина. Такие мелочи полезно отмечать.

Эремон снял плащ, повесил его на вбитый в стену гвоздь и, чувствуя полное удовлетворение от ароматов дыма, мяса на вертеле, вина и хлеба, стал сильнее прислушиваться к разговорам. Не поймешь, чем дышит место, если запрешься в мрачном каменном мешке и будешь по очереди вызывать на допрос. Страх – плохой союзник. А в болтовне за столом люди вываливают куда больше полезного, чем под пыткой.

– А профессор Тао ему и говорит – студент Баллиоль, вы двигаетесь с грацией императорской наложницы, где вы растеряли мужскую энергию? – Говорят, у профессора Аль-Хорезми жена по ночам превращается в птицу и летает под нашими окнами. – К тебе еще, скажи, прилетала! – Представляете, девушки собираются на крыше своей коллегии в одних рубашках, и если залезть там на дерево… – Смотрите, а магистр Бирн опять со своей метрессой… – Тише ты! Давайте еще курицу закажем, угощаю!

В это самое время Брендон пытался придать мыслям хотя бы долю стройного течения. Невозможно полностью подчинить себе все чувства. Даже если ты преподаешь магию в университете и многое знаешь о силе духа.

Эшлин понимала это и восхищалась тем, как он держался. Она помнила, каким он был там, в комнате, измазанный в крови, пытавшийся с глухим воем заставить очнуться того, чья душа уже точно отлетела далеко. Сейчас же, спустя вечер, ночь и утро, лишь блестевшие глаза, застывшее выражение лица и внутренняя злость напоминали о том, что магистр Бирн потерял друга. Брендон мечтал пережить неизбежный допрос Эшлин инквизитором, забиться в дальний угол комнаты с графином бренди, закрыть дверь на ключ и пить, пока острая боль внутри станет хоть немного тупее.

Вчера он даже не поселил Эшлин к другим девушкам-студенткам – бешеная круговерть вокруг тела Финнавара не отпускала долго и закончилась за полночь. Тогда он понял, что Эшлин не ушла и тихо сидит рядом. Она согрела ему вина с медом, он дал ей одеяло. Молча. Сам он не ложился.

Утром Брендон понял важное. Они с Эшлин оказались свидетелями, нашедшими тело. Читай – главными подозреваемыми, что для Эшлин было смертельно опасно. Да, инквизиторы пока будут приглядываться, искать следы преступления, возможно, докажут, что страстный исследователь Дойл пострадал от собственного научного пыла. Но все время, пока они здесь, над Эшлин нависает опасность.

Сейчас Эшлин сидела, обхватив руками кружку с отваром шиповника, и старалась не смотреть очень уж явно на вошедших в таверну мужчин. Впрочем, они пока мало интересовались делом, а заказали много еды и отдыхали с дороги. Эшлин вздохнула и принялась разглядывать рисунок полос на деревянных досках стола.

– Идем отсюда. Хочется провести некоторое время спокойно, – сказал Брендон, хмуро наблюдая за новыми гостями.

– Почему ты так опасаешься? Ведь мы ничего не знаем. Значит, нам не страшно обвинение.

Брендон на мгновение прикрыл глаза.

– Видишь ли. Если нет неоспоримых доказательств, легко могут обвинить того, кто был подозрительнее всего.

Они поднялись и вышли из таверны. Эшлин повернулась лицом к солнцу и довольно зажмурилась, подставляя кожу его теплу.

– А если я поклянусь?

– Нет такой клятвы, которая заставила бы тебя говорить правду, и только правду. А значит, для них всегда остается возможность, что мы – те, кого они ищут. Только я пока сам не могу понять, что там произошло.

Брендон шел так быстро, что девушка едва поспевала. Внутренние тоска и беспокойство гнали его вперед. И чувство вины – а приди он раньше, а не поведи он Эшлин по Университету? Он выплескивал невысказанную злость на себя и убийцу в шаги. Ноги несли его к библиотечному саду, в лабиринте которого всегда было самое тихое место Университета. Когда юный граф Баллиоль не падал с ясеня, конечно.

– У людей все странно. Зачем им говорить со мной, если не нужна правда? Ведь так можно просто сочинить то, что я им сказала.

– Им нужна правда. Но они не умеют читать мысли, Эшлин. И если они узнают правду о тебе… сейчас ты деревенская неграмотная девушка, которая не могла бы одолеть ученого мага, даже если б захотела. А будешь чудовищем, способным полмира поставить вверх дном.

– Если бы могла – то именно поставила бы, постучала рукой по дну и нашла, наконец, в этом старом ведре Кристалл.

– Не пробыла в нашем мире и недели, а уже называет его старым ведром!

– Скажешь, что новое? Так менее обидно?

– Не важно, – встрепенувшийся было от мрачного оцепенения Брендон снова поник. – Вот что. Ты дашь мне студенческую клятву. Ты же обещала во всем меня слушаться.

– Во всем, что касается учебы.

– Так и клятва будет не брачная, а университетская. Это магический контракт на обучение, который завершится, когда я признаю, что передал тебе все знания, которые хотел. И смогу быть твоим представителем в официальных случаях, как это полагается для сирот.

– Я не сирота и не желаю об этом лгать!

– И не лги. Скажешь инквизиторам «моих родителей нет в этом мире».

– Хорошо. Ты решил, что клятва в гуще этих цветов будет крепкой? – удивилась Эшлин, подмечая вокруг себя разноцветные кивающие головки. Розоватые, рыжие, желтые, белые, пурпурные соцветия показывали языки магистру и его будущей подопечной. Будто дразнились.

– Цветы? Какая разница? – ворчливо заметил Брендон, оглядываясь на полукруглую ступенчатую клумбу.

– Кусающий змей – это насмешка сильного. Когда понимаешь, что тебе покровительствует кто-то важный, или хочешь ответить «нет» свысока. Не подходи ко мне, а то получишь, как-то так.

– Не знал. У нас эти цветы зовут «львиным зевом». Но вполне подходит. У нас не так много времени, пока инквизиция наслаждается обедом.

– Если бы я заказала столько еды, то и до завтра бы не справилась.

Брендон усмехнулся, представив, как Эшлин проваливает экзамен на инквизитора, который заключается в поедании бараньего жаркого. Впрочем, это были досужие шутки, про магистра Эремона он слышал много баек совсем другого свойства. И предпочел бы, чтобы сейчас сюда прислали менее искушенного в расследованиях и въедливого человека.

– Протяни руки ладонями вверх. Я не знаю, как ты будешь использовать то, что я тебе дам, не умея писать, но традиция есть традиция. Как зовут твоего отца?

– Каллен.

– Я магистр Брендон Бирн, беру в ученики Эшлин, дочь Каллена, чтобы передать ей основы магической науки и наставить в постижении внутренней магической силы, которая дана ей судьбой. Клянешься ли ты, Эшлин, дочь Каллена, постигать науки с прилежностью, слушать наставника, соблюдать правила Университета Дин Эйрин и законы королевства, где он расположен?

– Клянусь, – ответила Эшлин и увидела, какое удивление отразилось на лице Брендона, когда по аккуратно вложенному ей в протянутые руки перу проскользнула синеватая искорка. Оно разом избавилось от потертостей и стало выглядеть так, будто его только что выдернули из гусиного крыла.

– Что это?

– Клятва. Мои слова и здесь сохранили свою силу. Хоть и не такую большую. Оно вернуло свою суть. Видимо, в просторах твоей сумки обтрепалось.

– И без меня никому ни в чем не клянись!

– Хватит с меня клятв. Только не пропадай. Я почти привыкла быть Эшлин, от которой ушел жених. Не хотелось бы становиться Эшлин, от которой сбежал учитель.