Архэ

– Мы пришли на кластерную станцию Бардов, где мне было объявлено, что начинается некое новое время, и что я для этого нового времени могу сослужить достойную службу. Сперва я подумала, что он говорит о каком-то новом проекте, или о наших работах, но речь шла вовсе не о них, как выяснилось, отнюдь не о них.

…После «похорон» все вернулись изрядно вымотанными и уставшими, причем с часовой задержкой, около семи вечера. Сперва жадно накинулись на еду, но потом, где-то через час, слегка насытившись и расслабившись, принялись за разговоры и объяснения. Фэб предложил «начать с начала», чтобы было понятнее, но с начала не получилось, пришлось сперва дать присутствующим краткий отчет о периоде их жизни за время расставания. Поохали, поахали, и перешли уже непосредственно к сути дела.

Начать решила Берта, что, собственно, оказалось правильно, как потом все поняли.

– Гений, оказывается, довольно скрытен, хотя мы вроде бы не замечали за ним подобного, – в голосе Берты звучала горечь. – Пока росли дети, пока мы вкалывали в разных проектах, Ри, оказывается, много о чем задумывался кроме рабочих моментов… в отличие от нас, простодушных… задумывался, и пришел к некоторым выводам. И еще до всего происшедшего предпринял, оказывается, некоторые действия.

– А мы ничего не знали, – вставил Кир.

– Верно. Мы ничего не знали. Даже Джессика, кажется, и та не знала всего, но, сдается мне, начал он это всё отчасти и из-за нее тоже, – Берта поискала на столе глазами сигареты, вытащила из пачки тонкую золотистую палочку. – А зажигалка есть?

– Постучи по ней ногтем, – посоветовал мистик из молодых. – Сама загорится. Это новая модель, лет десять как делать начали. Вкусно, но дорого.

– Ага, спасибо. Так вот, – Берта затянулась. – Не подумайте, никакого пафоса не было и в помине, Ри был почти такой же, каким был всегда, он говорил спокойно, говорил разумно, и говорил он правильные и логичные вещи. Которые оспорить не представлялось возможным. Вот только чем дальше мы с ним на эти темы беседовали, тем сильнее меня каждый раз мороз пробирал, уже даже не до костей, а до глубины души, наверное.

– А что именно он говорил? – нахмурился Скрипач.

– В первую очередь – о том, что мне лучше всего было понятно. О математических моделях, о вселенной, о наших работах – да обо всём. Вот только чувствовалось в его рассуждениях нечто такое… словно он понял что-то, но то ли стесняется, то ли боится об этом сказать. И самым главным было то, что он упорно отмалчивался о том, что же он понял после того, как получил от вас сигнал. О чем вы говорили с ним, Ит, и чья это вообще была идея?

– Это была его идея. Изначально – его. Если мы натыкаемся во время работы на нечто, способное каким бы то ни было образом либо полностью опровергнуть, либо полностью подтвердить наши теории, если ситуация перестает быть штатной, или – если происходит что-то экстраординарное, мы подаем такой сигнал и бежим. Бертик, я несколько лет нет-нет, да и задумывался об этом, и лишь не так давно стал понимать, что вся эта канитель с сигналами была им создана исключительно в связи с теорией линз, и…

– И с моим родным миром под названием Сод, – добавила Эри. Она тоже взяла сигареты, повертела пачку в руках. – Берта права. Это он предвидел. Но… он не предвидел меня.

– Да, вот это верно, – согласился Фэб. – Потом он, конечно, разобрался.

– Не слишком ли сложный план получается? – справедливо спросил Эрл.

– На самом деле не слишком, особенно с учетом того, кто является его автором, – пожала плечами Берта. – Думаю, на первых этапах план был проще, много проще, вот только в процессе его реализации он многократно усложнился. Изначально господин Торк планировал запустить вот этих двух белых мышей в лабиринт, – она указала на Ита и Скрипача, – а именно – в линзовое построение, но вмешалась Эри, и закрытая система из шести физических линз превратилась во фрактал, причем назвать эту модель физической я не могу. Изменилась сама структура связки между объектами, да и порядок самих объектов изменился тоже. Этого он не учел. Потом…

– Потом он исправился, конечно, – закончил Ит. – Потому что для него никакого труда не составило просчитать самую первую итерацию, самый первый мост. Бертик, но ведь на начальном этапе он не знал обо всем этом, но, тем не менее, принялся обрабатывать тебя – с самого первого дня, ведь так?

– Идеологически, – вздохнула Берта. – Он старательно доказывал мне, кто может быть лабораторной мышью, кто нет, и почему так происходит. Я… в тот момент я растерялась. Кроме того, он не говорил мне, что именно произошло с вами, а ведь другого источника информации, кроме него, у меня не существовало.

– И? – требовательно спросил Скрипач.

– Я провела там почти год. Пока не разобралась во всём самостоятельно. После этого…

– Ты сбежала? – Скрипач нахмурился.

– Нет. Он меня отпустил. Сам отпустил. У вас очень глупая жена, которая тогда думала, что от него можно сбежать, – Берта криво усмехнулась, и потянула из пачки следующую сигарету. – Выяснилось, что нельзя. Сперва, конечно, я стала требовать, чтобы он дал мне информацию о девочках – потому что это в буквальном смысле сводило меня с ума. Полгода мне снились такие кошмары про Дашу и Веру, что я вспоминать об этом не могу без содрогания. Однако он заверил, что с детьми ничего не случилось. И не случится. И не солгал, до сих пор удивительно.

Про детей они уже знали – с детьми, слава мирозданию, всё было в порядке, Ри сказал правду, детей он действительно не тронул. Но вот какими соображениями он при этом руководствовался – загадка.

– Так вот. Сбежать от него уже в тот период действительно было нельзя, и поэтому отпустил он меня без зазрения совести. Я улетела, в тот же день, после этого разговора. К счастью, у меня на тот момент еще оставались деньги, и я отправилась искать Фэба с Киром. Именно их, да, потому что о том, где дочки, я знала, и о том, что в Санкт-Рене их никто пальцем не посмеет тронуть, знала тоже.

– Берточка, расскажи подробно, что же он тебе говорил? – попросила Рита, жена Клима. – Как ты почувствовала, что дело нечисто?

Непростым, ох и непростым человеком являлась Рита – потому что она была сэртос, представительницей клана системы развлечений, и не только на Окисте работала Рита, а еще на полутора десятках планет, которые продукцию Окиста охотно покупали. Сэртос – это не актер или певец, это нечто большее. Они продают не просто конечный продукт – картины, музыку, они торгуют эмоциями, считками переживаний, причем самых разных уровней. От тривиального и всем набившего оскомину секса, до чувств и эмоций более чем необычных, в обыденной жизни почти не встречающихся. Рита, например, в последние годы увлеклась экстримом – причем таким, что в большинстве миров о подобном не шло и речи. У нее была серия с распознаванием вкусов ядов и начальных симптомов отравления, например. Или – несколько считок с ощущениями при декомпрессионной болезни. Или – неконтролируемый прыжок с высоты больше трех тысяч метров, у прыгающего есть антиграв, но он не может самостоятельно его включить, это должен сделать оператор, вот только прыгун не знает, кто именно из компании оператор… Словом, вопрос, который задала Рита, при ближайшем рассмотрении превращался из невинного в весьма непростой. Но Берта этот вопрос поняла абсолютно правильно.

– Эмоции? – переспросила она. Рита покивала. – Да, они и были подсказкой. В его словах чувствовалось превосходство, его собственное превосходство над всеми, кто рядом, хотя превосходство он это тщательно скрывал, порой даже стараясь сойти запанибрата. Но в какой-то момент всё открылось.

Вы не хуже меня знаете, что существует то, что мы называем Сферой, и то, что мы называем Кругом. Речь идет о том бесчисленном количестве видов и рас живых существ, которые обитают во вселенной, во всем их разнообразии и множестве. Сфера – это и есть представление о многообразии видов, а Круги, коих бесчисленное множество – это, по сути, принцип деления сферы на бесчисленные же доли. Именно законы Сферы диктуют законы для Кругов. А законы Сферы, как и законы вселенной, основаны на прекрасно известных всем двенадцатеричных построениях. То есть каждый Круг включает в себя двенадцать основных рас, которые могут соотноситься друг с другом в определенных пределах. По общему мнению, в Круге не может быть доминирующей или высшей расы, они все равноценны. Равно как и все расы Сферы равноценны, но…

– Знаете, что он сделал на самом деле? – Берта повернулась к Иту. – Он внес в наши работы корректировку. Заменил один-единственный объект на другой. И соотнес всё не с Террой-ноль, как с начальной точкой, а…

Она не договорила.

– С собой, – беззвучно произнес Ит. Берта кивнула. – Но почему?

– А ты еще не понял? Он вывел сперва себя, как представителя возвратного круга и чистого генома, в ключевые объекты. Потом вывел тезис о превосходстве расы. Потом прошелся по своим считкам – к счастью, мы тогда не успели сдать всё, и у него нет ни ваших полных архивов, ни дополнительных блоков от посторонних, ни закрытых сегментов, поэтому ему пришлось обойтись своими, но, видимо, их оказалось достаточно.

– Он записал себя в цари, – с восхищением произнес Скрипач. – Ит, мы лохи. Вот оно как, оказывается. А мы-то думали…

– Не в цари, что ты, бери выше, – криво усмехнулась Берта. – Там схема сложнее. Сперва он вывел людей, как высшую доминирующую расу в нашем Круге. То есть, по его новой теории, люди доминируют над всеми остальными – нэгаши, когни, рауф, зивы… о, нет, только люди, только чистые люди венец творения, и он предоставил тому очень изящное доказательство. Кстати, я поняла, почему он за это взялся, и какую цель преследовал изначально. Он стремился доказать Джессике, что она, спасая его в ущерб Иту, поступила правильно. Он хотел оправдать её в её же глазах, и… ему это удалось. Я встречалась с ней. Да, ему это действительно удалось, потому что она – изменилась. Сильно изменилась, и не в лучшую сторону – по крайней мере, там подумали бы вы, и так подумала я. Если она и ощущала что-то по отношению ко мне, то лишь презрение, разочарование, и горечь, пожалуй, но это – всё. Не более. Она поверила ему, поверила полностью. Потому что очень хотела поверить – в свою правоту, в том числе. Годами она таскала в себе эту занозу, эту память о подлости, которую совершила, пусть и с благими намерениями. А он сумел превратить это чувство вины в чувство правоты.

– Это вы о чем сейчас? – с интересом спросил Клим.

– Ох… – Скрипач поморщился. – Это лет тридцать назад было, или больше. В общем, случилось так, что Ит и Ри были тяжело ранены, и… в общем, когда стали спасать Ри, а на этого вот, – он кивнул на Ита, – забили и бросили умирать в тюремной больнице, Джессика не заступилась за него вообще. Никак. Ни словом, ни просьбой, ничем. Хотя на втором этапе этого происшествия у нее такая возможность была. Но она сделала выбор, в принципе логичный и вроде бы правильный. Однако потом стала осознавать, какую гадость совершила. А Ри, как сейчас выясняется, на этом ее поступке создал целую теорию, подтянул под нее всё, что ему было удобно, и…

– Верно, – согласилась Берта. – Вы ведь общались с ним, да?

– Да, на Берегу. Нам он тоже своё превосходство доказывал. На примере именно этого случая. Само мироздание, мол, решило, кто ему нужен, а кого можно после использования пустить в расход. Оно, мироздание, мол, чужими руками расставило всё по своим местам – то есть если бы Ит сдох тогда в той больнице, мирозданию было бы глубоко по фигу на отработанный материал, а вот его, святого и мудрого, мироздание сберегло, видать, для великой цели, – Скрипач невесело рассмеялся, однако его никто не поддержал.

– Вы вообще понимаете, к чему это всё идёт? – тихо спросил вдруг отец Анатолий. До этого он сидел в уголке, что-то пил, что-то ел, но молчал, предпочитая слушать.

– Ты о чем, Толь? – Фэб повернулся к священнику.

– Он же себя обожествляет, вы не поняли?!

– Почему не поняли? – удивилась Берта. – Именно так и есть. Причем он говорил про это прямыми словами. Моих несчастных мужей он назвал предпоследней ступенью лестницы, а себя, соответственно, тем, кто на эту лестницу поднимется до конца. Точнее, уже поднялся.

– Офигеть, – с восхищением произнес Клим. Налил себе рюмку водки, залпом выпил. – И чего в результате? В этот бред что, кто-то верит? В то, что он типа бог?

– Да, – кивнула Берта. – В этот бред, как ты его назвал, уже поверили миллиарды – на данный момент он контролирует несколько чудовищного размера сегментов нашей галактики, и уже подгреб под себя большую часть Контроля, с которым до того хорошенько порезвилась официальная служба, и тем существенно его ослабила. Мало того, он сумел добраться даже до Берега, и, кажется, начал насаждать свои порядки там… так, дорогие мои? Или пока нет?

– Мы слишком мало видели, но, как мне кажется, это возможно, – медленно произнес Ит. – Давайте пока без подробностей. Рыжий, всё окончательно встало на свои места. Мы были полностью правы, да и там он нам тоже не солгал. Но… так. Стоп. Давайте по порядку, хорошо? А еще лучше – по годам. Меня поражает скорость, с которой он действовал. Мы были во фрактале, но вы – в реальности, поэтому лучше, думаю, ориентироваться на ваше время, верно?

– Согласен, – кивнул Фэб. – Смотрите, что получается…

* * *

Вся «операция», которую провернул Ри, к настоящему моменту насчитывает семь с половиной стандартных лет, если считать по времени Русского Сонма, как все привыкли. Для таких масштабов это ультракороткий срок, просто невероятный срок, но если вдуматься…

Первый год. Ри вместе с Бертой уходит к Бардам. Почему? Связь. Контроль, с которым он много лет тесно сотрудничал, способен обеспечить такой уровень и такую скорость связи, какую не даст ни одна из существующих транспортных сетей. До этого он готовился, тут он приступает к активным действием, а именно – перехватывает управление над кластером, убирая Огдена и его окружение, в том числе Гарая, с глаз долой.

– Неужели он их убил? – с восхищением спросил Скрипач.

– Да что ты, нет, конечно! – помотал головой Кир. – Работают они у него, под началом. Оба. В рот заглядывают.