Однажды я стану снегом

Однажды я стану снегом
Ясоль

Юки-онна, снежная ведьма, ледяная дева… Все знают, на что она способна, но откуда она пришла, никому не известно. Ретеллинг японской легенды о снежной женщине.

Ясоль

Однажды я стану снегом

Пролог

Говорят, любовь обогащает. На самом же деле она прожигает в груди огромную дыру, заполнить которую может только присутствующий рядом любимый человек. Арису расстался со своей девушкой всего пятнадцать минут назад, а уже готов был плакать от всепоглощающей тоски. Её опухшие от поцелуев губы так и манили, так и заставляли оборачиваться. Вдруг где-то среди пёстрой толпы мелькнёт тоненькая фигурка в сиреневом пальто.

Арису и сам не понял, как пришёл в сад камней на окраине Аомори.[1 - Город на острове Хонсю] Пушистый снег опускался на булыжники объёмными шапками, разросшиеся можжевеловые ветви прогнулись под тяжестью белоснежного покрывала. По поверхности крохотного озерца пробежала мелкая рябь, а на перила горбатого мостика уселся уродливый ворон с перебитым крылом. Такой одинокий, забытый всем миром и окружённый безмолвием.

Снег, цветы и луна – вот три объекта, достойные любования. Эти слова часто повторял дедушка Арису, а он знал толк в жизни. Тихо угасала вечерняя заря, и бархатный сумрак перерождался в тёмную ночь. Фонари причудливо разбрасывали по саду жёлтые круги, в свете которых падающий снег переливался золотом.

Арису не удержался и, шлёпнувшись в сугроб, принялся руками и ногами рисовать снежного ангела. Как же хорошо жить! Какая нежная и чудесная зима! Перед внутренним взором вновь появилось лицо возлюбленной. Воспоминания и образы сплелись в затейливое кружево и отправились укутывать сознание. Тепло разлилось в груди, медленно опустилось в живот и ещё ниже. Арису зажмурил глаза и замер. Снежинки, выныривая из мрака, щекотали кожу и мгновенно умирали.

Внезапно воздух затвердел, так что даже дышать стало трудно. Какой-то извечный Холод сковал конечности и камнем придавил к земле. Тот Холод был точно живым, устало выдыхал ледяной туман и усыплял завыванием метели. Арису с трудом разлепил веки и испуганно ахнул. Над ним склонилась бледнолицая женщина в старинном белом кимоно. Красивая, с развевающимися волосами и дрожащими ресницами. В зрачках у неё плясали голубые льдинки, а на тонкой шее трепетал кулон в виде красного дракона.

– Ты не Казуми. Ты не мой любимый, – разочарованно произнесла она, разглядывая незнакомца.

Арису хотел было привстать, но не получилось. Казалось, он уже и сам превратился в сугроб.

– Я… Меня зовут… Гокэ Арису. Вы поможете… Помогите встать…

– Тихо-тихо… – шепнула она и обняла Арису. Её руки стали тюрьмой. На щеках замёрзли слёзы.

И вдруг Арису понял, что никуда не уйдёт. Он будет вечно любоваться этой женщиной и преклоняться перед её красотой. Вот бы дотронуться до неё, вот бы поцеловать, вот бы развязать пояс на кимоно. Пусть даже её голос темнее мрака и холоднее всех ледников в мире. Плевать!

– Я хочу быть с вами! – с восторгом сказал Арису.

– Чтобы найти Казуми, я прошла тысячи ночных дорог и даже побывала в стране мёртвых. Но ты не мой любимый! – рассердилась она и дохнула смертельной стужей.

Ворон сорвался с перил и улетел в сторону шоссе. Это было слишком даже для него.

Глава 1. Храм забытых предков

Горизонт завалился. Облака подпрыгивали взбесившимися барашками. Дома, деревья и лица прохожих растекались в воздухе уродливыми пятнами. Тиси?я бежала так быстро, так усердно взбивала уличную пыль, что горожане испуганно шарахались в стороны.

Внезапно она споткнулась и упала на колени. Рисовые лепёшки вылетели из бамбуковой корзинки, которую Тиси?я прижимала к животу.

– Чтоб тебя сожрал гюки[2 - Быкоподобная химера, живущая в водоёмах и прудах.]! – резко подскочила она и задрала подол косодэ.[3 - Одежда типа халата с короткими рукавами, предшественник кимоно.] Рисовые кругляшки мягко опустились на бурую ткань. Тисия похвалила себя за ловкость и понеслась дальше.

Городок Дандзё вырядился в желто-красный халат из опавших и танцующих в воздухе листьев. Вершины кедров и клёнов купались в осеннем дрожащем мареве, пронизанном лучами остывающего солнца. Зима приближалась медленно, заигрывая с горожанами: то великодушно уступала место тёплым денькам, то вдруг покрывала жухлую траву серебристым инеем. Дома с остроконечными соломенными крышами обернулись вуалью из паутины.

Тисия свернула с главной улицы в переулок, где густо росли сливовые деревья. Позади остался рынок и ухоженная усадьба старейшины Цикады, окружённая кустами магнолии и можжевельника.

– Госпожа Юзуха, я принесла лепёшки! – Тисия в один прыжок преодолела крыльцо и остановилась у деревянной двери. Смахнула со лба пот и пробормотала. – Только бы не опоздать… Только бы не опоздать…

После нескольких мгновений гнетущей тишины, во время которой Тисия искусала все губы, внутри дома, словно в животе голодного исполинского животного, заурчало. Затем раздались шаркающие шаги, и в узкой полоске раздвижной двери показалось истощённое лицо старухи со стрекозиными глазами. Женщина болела уже много лет, и глаза с каждым годом становились всё более выпуклыми.

– Ты опоздала, Тисия-тян!

– Простите, госпожа. Никак не могла огонь в очаге развести.

Госпожа Юзуха вздохнула так тяжело, что дверная щель с испугом отъехала в сторону, и изломанная фигура старухи в коричневой юкате[4 - Повседневное хлопчатобумажное кимоно без подкладки.] вышла из мрака.

– Мне нет дела до твоего очага! Мой муж завтракал вчерашними лепёшками. А он уже старик, и зубов у него почти не осталось. Платить я тебе не буду. Мы с тобой договаривались. Опаздываешь – чистишь мой семейный алтарь в Храме забытых предков.

Тисия взмолилась:

– Только не это! Лучше я приберусь у вас дома, госпожа Юзуха. Храм в запустении. Там очень холодно и страшно. Никто туда не ходит, кроме вас.

Старуха сверкнула стрекозиными глазами:

– Оттого у нас много неприятностей! Мы забыли предков, отреклись от своих корней, потеряли опору. Отправляйся в Храм и приберись там! А завтра приходи вовремя со свежими лепёшками. Вот тогда я тебе заплачу!

Юзуха вернулась в дом, а Тисия уселась на порог и стала бездумно жевать лепёшки. Мысли роились в голове, сталкивались и вгоняли девушку в беспросветную тоску. Крыша протекала, обувь прохудилась, огород порос сорняками. Зима приближалась, а запасов овощей и риса совсем не было. Может это проделки ками? Божества неба и земли послали испытание, которое она должна преодолеть?

– Это всё гадкая старушенция! Видите ли, у её мужа зубов не осталось. Не велика потеря! Зря только вставала на рассвете и возилась с очагом. Ладно уж! Завтра подует новый ветер, – проворчала Тисия и побрела к Храму, мрачному, полуразрушенному и уродливому, словно бородавка на чистом лице красавицы.

Дома и рынок располагались на возвышении, ниже спускались огороды и квадраты рисовых полей, а дальше росли лес да бамбуковые рощицы вплоть до самой стены, неприступной и невозмутимой, которой и был отгорожен Дандзё от внешнего мира.

Тисия остановилась напротив добротного дома господина Такеру. Его хромоногий сын Асахи складывал в ящики дайкон. Чистил и аккуратно срезал ботву, которую потом наверняка замаринует в рисовом уксусе и кунжутном масле. Асахи заметил девушку и кивнул. Они были знакомы и в детстве вместе играли, по крайней мере до тех пор, пока десятилетний Асахи не свалился в овраг, где добывали глину, и не превратился в калеку. Тисия тогда вдоволь поиздевалась над мальчиком, придумывая ему всё новые прозвища: «Раскаряка», «Горбун», «Хромоножка». Её мало волновали чувства других людей, а уж что-то из ряда вон выходящее и вовсе выводило из себя. Спустя какое-то время она поняла, что была не права и, кажется, попросила у Асахи прощения. Кажется. Но как говорят в народе, плевок обратно не вернёшь. Тисия поклонилась в ответ и пошагала дальше.

На мшистые ступени Храма осторожно ступила осень. Прикрыла золотом листьев грязь и мусор. Когда-то храмовые стены пылали багрянцем, как клёны в одичалом саду, а теперь отталкивали древесными жуками и трухлявыми дырами. Крыша с изогнутыми кверху краями покосилась и стала пристанищем для воробьиных стай.

У подножия Храма сидела Хикэси-баба и, положив подбородок на грудь, дремала. Старуха с лисьими лапами и острыми клыками была одной из немногих ёкаев[5 - Сверхъестественное существо японской мифологии], что осталась жить в Дандзё. Остальные ушли в непроходимые леса за стену. Бабушка Тисии рассказывала, что раньше Хикэси имела привычку блуждать вечерами по городу и тушить фонари, но потом обленилась и вовсе перестала выходить за границы храмового двора.

Тисия хотела незаметно проскользнуть мимо спящей старушки, но та тихонько сказала:

– Только нечестивцы входят в Храм тайком.

– Госпожа Юзуха попросила почистить семейный алтарь, – поспешно ответила Тисия и в очередной раз изумилась. Внешность Хикэси была уродлива, ещё и эти гноящиеся язвы на губах, но вот голос поражал мелодичностью. Вдохнула и пропела, не оставив себе ни крупицы воздуха, чтобы произнести хотя бы ещё одно слово.

Хикэси встала. Косодэ, перевязанное поясом, было таким широким, что низенькая фигурка ёкая казалась похожей на стожок соломы. Лисья лапка выскользнула из-под рукава и указала на Храм.

– Что ж никто не приходит? Стены прогнили, и крыша скоро рухнет.

– Некогда людям, да и не верят, что предки их слышат, – Тисия поставила корзинку на нижнюю ступень и поправила гребень на растрепавшихся волосах. Не любила, когда пряди падали на лоб.

Хикэси-баба хмыкнула:

– Не верят они. Ха! А к орнаментам небось прикладываетесь каждый день? Корни ведь нужны не только растениям. Лишиться корней – лишиться прошлого, потерять себя и связь с миром. Ты-то веришь, что предки могут говорить с тобой?

– Не знаю, – отмахнулась от вопроса Тисия, нетерпеливо переступая с ноги на ногу. Даже во дворе Храма ей было не по себе. Скорее бы почистить алтарь и вернуться домой! Там осталось немного грибной похлёбки. Живот так и крутило от голода. – Я тут редко бываю. Кое-кого из предков видела, но они молчали. Да и я – птица невысокого полёта. Чего со мной разговаривать?

– Ты ведь повелительница времени и пространства. Чего удивляешься? Ты – это твои предки и весь твой род, а они – это ты. И тот извечный Дух, сотворивший всё кругом, живёт в тебе, а ты в нём, – Хикэси хотела ещё что-то добавить, но, заметив растерянность на лице Тисии, только обречённо застонала. – Тебе только репу сажать да сорняки вырывать. Куда уж тебе понять суть всех вещей! Простачка! Ха! Иди уже к алтарю госпожи Юзухи!