Вращение временной оси

– Есть…

– Ну да, есть, только они тут недействительны. Короче, нам нужны друзья из местных, а лучше всего найти самих себя.

– То-то они обрадуются…

– Может и не обрадуются, но помогут. Я бы помог, например…

– Слушай, Никита, а зачем вообще все это. Они без нас спокойно живут, мы без них. Время-то ведь одно и то же. Да и вообще все одно и то же. Если бы они опережали нас в своем развитии, или отставали бы, тогда другое дело. А так, что мы будем иметь, кроме геморроя?

– Ну не знаю, надо подумать.

– Давай про это дома думать. А тут как то неудобно, выловят нас, как мышей, и в психушку посадят. Тебе это надо?

– Ладно, переночуем на станции, как будто поезда ждем, а завтра обратно. Сегодня уже темно возвращаться.

– Никита, – сказал я ему минуту спустя, – я тут местный сортир навещу. Ты пока не спи, а то лишимся имущества…

– Давай, – ухмыльнулся он, – только ты там не очень старайся, смотри не нарушь равновесие между мирами…

– Да пошел ты… остряк.

Свои дела я сделал быстро, правда, чуть было в женский не заскочил. Хорошо, что прямо передо мной оттуда вышла женщина. Это зеркальное отображение до добра не доведет, хотя буквы «М» и «Ж» в обоих мирах выглядят одинаково. Выйдя на улицу, я решил перекурить, прежде чем вернуться в зал ожидания. И тут мне пришла в голову простая мысль: «Если в этих мирах все одинаково, а судя по некоторым признакам, так оно и есть, то наши зеркальные прототипы, то бишь Максим Петрович Савельев и Никита Федорович Берестов, должны быть сейчас в нашем мире и сидеть на станции Басоргина в зале ожидания без гроша в кармане». Я вернулся минут через десять, Никита сидел как-то напряженно. И тут я увидел, что на моем месте сидит милиционер и о чем-то разговаривает с Никитой. Заметив меня, он сделал незаметный знак, махнул потихоньку рукой, что наверняка означало «уходи». Поздно. Милиционер направился ко мне.

– Максим Савельев? – спросил он.

– Да, – ответил я, а какой смысл врать.

– Прошу пройти со мной, – довольно вежливо сказал милиционер, жестом указав направление к кабинету дежурного.

Никита остался на месте, похоже милицию интересовал только я. В комнате, кроме сержанта, который меня привел, сидел еще капитан, и накурено было, хоть топор вешай.

– Нашелся, потеряшка! – радостно сказал сержант. – Похоже, он сам уже домой собирался. Поезда ждал. Ты хоть знаешь, что тебя уже полгода ищут? – это он ко мне обратился.

Откуда мне было знать, что происходит в этом мире. Конечно, я не знал. Но в течение последующего часа я узнал, что прошлым летом не вернулся из похода, в который отправился с Никитой Берестовым, то есть пропал при невыясненных обстоятельствах. И моя фотография была разослана во все отделения линейной милиции.

Короче, надо было уносить ноги, иначе появятся «родственники» и мне всегда придется жить в этом изнаночном мире, ну если не всегда, то достаточно долго. Меня, пока никто не держал, я ведь числился просто потеряшкой, а не опасным преступником, но и бежать-то было некуда. А через некоторое время появился Никита, который притащил наши рюкзаки и начал объяснять милиции свою версию, вполне для них правдоподобную.

Он вдохновенно сочинил сказку про мою амнезию, про то, как меня нашел, и уже возвращаясь в Ельск, мы лишились всех денег, по собственной беспечности и теперь находимся в затруднительном положении…

Капитан положил передо мной лист бумаги, ручку и сказал.

– Пиши, как было дело и поподробнее…

Я взял ручку и начал писать, стараясь полностью соответствовать легенде, на ходу сочиненной Никитой. Взглянув на него, я вдруг понял, что совершаю ошибку. Очень уж у Никиты рожа была растерянной. Однако, когда я глянул на капитана, то увидел, что и у того глаза на лоб лезут. Но тут и до меня дошло… Ну не умею я писать левой рукой и справа на лево… Капитан отобрал у меня писчие принадлежности и некоторое время пытался прочесть написанные мною десяток строк.

– Что это? – ошарашено, спросил он. – Я уже много чего повидал на этом свете, но такое… А ну-ка из карманов все на стол!

Я встал и стал не спеша выкладывать на стол содержимое карманов, понимая, что хуже уже не будет и засыпались мы с Никитой по полной программе. Сержант стал разглядывать пачку сигарет «Яхонт», а капитан заинтересовался моим бумажником. На Никиту они больше внимания не обращали. Вытащив из бумажника два десятирублевика, капитан внимательно рассматривал деньги на свет, затем он заинтересовался монетами. На меня оба милиционера перестали обращать внимание и я, чтоб не маячить у стола сел на стул возле двери. Милиционеров вроде это и не волновало. Ну, куда я мог сбежать со станции, да еще зимой. Это, то же самое, что пытаться свалить с подводной лодки. Не знали они, что тут совсем недалече есть портал в зеркальный мир, где сидят такие же милиционеры и в ус не дуют. Вот только догонят они нас, если мы с Никитой в бега подадимся. Надо что-то придумать…

– Что же с вами делать-то, – вдруг с тоской сказал капитан. – Эти дела не по нашему ведомству. В психушку вас сдать не могу, не возьмут вас доктора. В вышестоящее ведомство тоже будет трудновато спихнуть… Давайте-ка так договоримся. До рассвета можете в нашем изоляторе перекантоваться, а с рассветом дуйте на все четыре стороны, и чтоб здесь вас больше не было.

– Так в изоляторе же эта сидит… – начал было сержант.

– Вот всех троих и отправишь с рассветом за ворота, – сказал капитан. – Пусть отправляются туда, откуда пришли. Ну не нужны нам тут непонятные приключения… У нас своих дел невпроворот.

«Ну вот, – подумал я, – дяденек милиционеров понять можно. Я бы на их месте так же поступил. Завтра уберемся восвояси. Для чего нам этот мир?» Что думал Никита, я не знал, но это решение капитана было явно ему по вкусу. Мы быстро сгребли со стола свое имущество, взяли рюкзаки и сержант, открыл дверь в смежную комнату, которая и являлась изолятором.

Комната была маленькая, метров десять квадратных, да еще девчонка там сидела в углу. Мы с Никитой расположились у противоположной стены на стульях, рюкзаки бросили на пол. У девчонки имущества, похоже, не было.

– Как звать тебя, красавица? – спросил Никита.

Красавицей она явно не была, поскольку вид имела не только усталый, а какой-то замученный. А еще мне показалось, что она очень хотела есть.

– Аня, – осторожно ответила она.

– Я, Никита, а вот он Максим, – сказал Никита. – Ужинать с нами будешь?

– Да.. – жалобно протянула она.

Я достал из рюкзака термос и банку консервов, а Никита хлеб, купленный на этой же станции, только на «той стороне». Банка консервов быстро кончилась, и я достал вторую. Экономить не было смысла, все равно возвращаемся… После ужина все постарались заснуть, хотя какой сон в сидячем положении.

Только я уснул, как появился сержант и очень бодренько скомандовал подъем. Спорить никто не стал и очень быстро мы все втроем оказались за дверями станции. В качестве напутствия он сказал, что если еще раз нас встретит, то наши дела пойдут совсем в другом направлении и не факт, что нам это понравится. А мы с Никитой уже твердо решили возвращаться домой и дальше не испытывать судьбу в этом зазеркалье.

Мы быстро шагали к нашей скале, рассуждая о том, есть ли польза вообще от нашего открытия. Я лично, ничего полезного для себя и для страны в этом не видел. Оба мира существовали параллельно и во времени жили одинаково, одним словом шли ноздря в ноздрю. Никита мыслил не столь категорично, но ничего полезного тоже не изрек. Случайно обернувшись, я увидел Аню, которая топала вслед за нами, не приближаясь, но и не отставая.

– Никита, – сказал я, – у нас попутчица…

Мы остановились, поджидая девушку. Она сначала замедлила шаг, потом тоже остановилась. Никита призывно махнул рукой и Аня подошла.

– Мы сейчас уйдем туда, куда тебе никак нельзя идти, – сказал он. – И, вообще, ты почему домой не идешь?

– Я не знаю, куда мне идти, я вообще ничего не понимаю, – из глаз девушки покатились слезы.

– Давай рассказывай, кто ты и откуда, – сказал я.

Далее последовал путанный и сбивчивый рассказ, который я приведу в более удобоваримом виде, без слез и восклицаний. Небольшая группа туристов прибыла на станцию Басаргина из города Боровска. Погода была зимняя, но не морозная, пробежались немного на лыжах, установили палатки на снегу, развели костер, приготовили еду. Вечером Вадим пошел пофотографировать местный скальный ландшафт, Аня увязалась за ним. На свою беду, Вадим обнаружил расщелину в скале и протиснулся туда. Аня довольно долго ждала, пока он вылезет, но не дождавшись, решила протиснуться тоже. Лаз был очень узкий вначале, но потом расширялся, и скоро она шла уже совершенно свободно, только темновато было. Скоро ее глаза привыкли, и она увидела длинный коридор, но Вадима нигде не было. Аня решила возвращаться и позвать ребят для поиска товарища, но вдруг запнулась и покатилась куда-то вниз в яму. Стало совсем темно, а фонарика у нее не было. Она стала звать на помощь, но никто не отозвался. Дальше она двигалась вперед на ощупь, ну это ей так казалось, что вперед. Ведь когда человек в темноте внезапно сваливается вниз, то ориентация в пространстве теряется. Короче двигалась она какое-то время на ощупь, вдоль стенки, и вдруг вверху увидела слабый свет, а под руки ей попалась веревка и довольно толстая. Стенка была крутая, по которой надо было лезть к свету и без веревки ей бы ни за что не забраться. Впрочем, даже с веревкой ей это удалось не сразу. Она вылезла из той же расщелины с немалым трудом и огромным облегчением. Несмотря, что по ее подсчетам она провела в этом подземелье, никак не меньше двух часов, было еще светло. Она узнала эту местность, но не нашла никаких следов своей туристической группы. Как будто никого тут и не бывало вовсе. Зато невдалеке была дорога на станцию, по которой они пришли сюда. Но куда все делись? Аня решила идти прямо на станцию Басаргина. А там уж выяснится, где ее друзья товарищи, и, главное, где Вадик. Наверное, его придется искать в этой расщелине… Прямо – бермудский треугольник какой-то.

Если до этого места в Анькином рассказе все было понятно, то дальше начиналась чертовщина и придется привести его по возможности дословно.

« Я шла на эту станцию и радовалась, что удалось выбраться из этого подземелья, оставалось только вызвать спасателей, чтоб спасти Вадика. В том, что вся наша группа уже на станции и связались с МЧС-никами, я уже не сомневалась. Однако, не тут то было. Сначала я прочитала название станции, которое было написано наизнанку, и подумала что это шутка такая, довольно глупая. Потом уже на самой станции, глянув на расписание поездов и на стенды, я чуть с ума не сошла. Да и на самой станции левое и правое крыло местами поменяли. Тогда я отправилась к пункту полиции, но полицейские были какие-то странные. Форма совершенно неизвестная, но это ерунда, а вот то, что на двери было написано ЯИЦИЛИМ вместо ПОЛИЦИЯ, меня повергло в ужас. Ну, ведь всяким шуткам есть предел. Мелькнула мысль: может, кино снимают… Надписи переделать можно легко и просто, да вот здание вокзала перестроить в зеркальном отображении, никак не получится. Вот тут то, я испугалась по-настоящему. Пришла сдаваться дяденькам милиционерам. А они, когда увидели мой паспорт, часики и смартфон, сами в ступор ушли, и меня посадили под замок. Только сейчас вместе с вами выпустили»

– Послушай, Аня, – сказал Никита. – Наверное, мы сможем тебе помочь, но в твоем рассказе мне кое-что не ясно. Ты извини за бестактность, но нельзя ли взглянуть на твой паспорт?

Анна повздыхала, потом извлекла на свет из недр своей красивой курточки заветную книжицу. Никита сначала заулыбался, потом нахмурился и, наконец, совершенно ошарашено произнес:

– А скажи-ка, милая моя, какой сейчас по твоему год?

– Когда я залезла в эту щель в скале, был две тысячи восемнадцатый…