Осколки жизни. Сборник рассказов

Вот бы… вот бы только среди этого нового поколения было и моё… Покрывало слёз становиться в разы толще, глазные яблоки заметно краснеют, набиваясь кровью и пустив две капли, которых настигает та же участь что и первых, веки продолжают моргать. После третьего такого акта моргания глаза вновь приходят в себя. Дыхание уже не становиться столь частым, а биение сердце не отдаёт на грудную клетку, виски и в районе горла, дальше от подбородка. Не задерживается само по себе дыхание, а то раньше издавался какое-то непроизвольный звук паровоза. Пусть уж лучше так, тихо. К тому же, зачем переживать, когда там можно быть вместе с теми, о ком мечтаю. Ведь там уже будет в разы лучше, если только Бог не тиран.

То, что он есть мне удалось понять, но на то, что он добрый очень надеюсь. Думаю, скоро и уверенность придёт, хотя скорее уже там. Веки вновь закрываются и закрываются сильнее. Хочется их открыть, но в ответ приходит только эхо. Яркие вспышки, сине-бирюзовые пятна становятся всё мутнее и мутнее, а эта красное покрывало с проходящими точками становиться всё более размытым, переходя в чёрные окрасы, словно второе внутреннее веко закрывает взор.

И вот среди всего этого пробуждается то ли воображение, то ли что-то ещё и я всё больше вижу то, что мне хотелось. Из души так рвётся – мама! Мама, забери меня… И вот она пришла, она пришла за мной, и я иду с ней, иду далеко-далеко, вижу её лицо, её светящиеся глаза, её широкую яркую улыбку, это тёплое выражение, это доброе слово – ягнёнок. Да, мама, я этот старик, твой ягнёнок бежит к тебе, мама. Из закрытых глаз протекают лёгкие линии слёз, дыхание замедляется, его почти невозможно ощутить, как и это невероятно частое, но и одновременно практически неслышимое биение сердца. Вот за мной пришли и я иду, иду туда, иду вместе. Как же я счастлив! Счастлив. Искренне. Уже невозможно различить сердце, хотя мысли отчётливы и красочны как никогда, пока из груди не выходит последний тихий выдох, после чего наступает радостное, призрачное, извечное и полное Молчание…

Всеобщая гибель

Конец света маловероятен. Но всегда остаётся надежда.

    Стивен Кинг

Металлические балки были достаточно холодными, когда за них каждый раз приходилось ухватываться, былая краска на них потрескалась и отчасти опала, обнажая металлическую поверхность. А отходя всё ближе к недалёким креплениям к горизонтальным частям всё больше виднелись ржавые части. Вокруг было достаточно сыро и порой вода от прошлого дождя так или иначе проходила сюда, стекая по округлой стене сего небольшого туннеля или по балкам лестницы. Один за другим, переставлялись ноги в высоких ботинках, а в голову приходила мысль о том, что стоило достать из карманов плаща перчатки, дабы не запачкать руки.

Сделав ещё несколько шагов человек среднего роста, остановился, крепко держа одной рукой лестницу, а второй достав платок из кармана. Затем он вытер левую руку, пока держался правой, после чего поместил платок обратно, поправив волосы, бороду и очки, затем он достал печатку, ловко надев её на руку. Такую же процедуру он провёл со второй рукой, отдышавшись и смотря на окружающее бетонное образование, где в некоторых местах появились участки, покрытые мхом от сырости. Хорошо, что запахи не проникали в его убежище внизу, закрытое люком, но ему ещё предстоит подниматься наверх, откуда через пару щелей до него доходят еле заметные лучи пасмурного неба, но никак не Солнца – о нём уже давно забыли.

Наконец, он вновь продолжает свой путь, шаг за шагом доходя до металлический крышки, у которой он нажимает на твёрдый рычаг, после чего тот поддаётся. Приходиться несколько поднапрячься дабы его приподнять и тогда проливая более яркие потоки света с явным звоном крышка открывается под своим весом. Мужчина поднимается, опираясь о металлический ободок, прикрыв ослеплённые глаза так, что виден только бледный и размытый участок земли. Руки сами тянутся туда, а ноги сами переступают по последним ступеням, помогая рукам вновь приподняться и конец совершить шаг на твёрдую поверхность. В нос бьёт странный поток воздуха от коего в горле словно наполняется песок, вызывающий скорый кашель.

Пару раз тяжело вздохнув, ощущая жар воздуха, подобный обжигающей сухости воздуха пустыни или степи, мужчина несколько раз моргает, ловя яркие зайчики и помутнённый взгляд, пока наконец не удаётся осмотреться. Он находился на тёмном сероватом грунте с редкими камнями, порой даже магматической природы, изредка можно было увидеть даже не только сухую траву, а именно погнившую. Где-то валялись металлические, длинные балки, проржавевшие чуть ли не полностью, а чуть дальше находилась дорога или скорее то, что от неё осталось. Осмотрев всё это и глубоко вздохнув мужчина потянулся к каналу, где рядом с лестницей обнаружил удлинённый металлический бокс, вскрыв который он достал оттуда трость с округлым металлическим набалдашником который словно удерживала хваткая стальная клешня с угловатыми костяшками. Затем он закрыл с грохотом люк и неспешным шагом начал свой путь в сторону оставшихся кусков асфальта с десятками трещин, камней, отчасти засыпанные песком и грунтом, ступая по ним и слушая свойственные звуки.

Когда мужчина оказался на дороге и смотрел вдаль своими слегка потускневшими, но пронзительными зелёными глазами, взор простирался чуть ли не до самого горизонта, где поднимались пустынные холмы, где-то мелькали какие-то точки – явно это было или перекати-поле или какое-нибудь чудом выжившее животное. Некое время он смотрел на эту картину неподвижно, ощущая приход горячего воздуха, пока постепенно его зрачки скачкообразно не начали двигаться вправо. Один за другим он подмечал дальние барханы, что сменили холмы, а дальше их взгляд не доходил, ибо там начинался густой туман, словно покрытый плотным слоем дыма – настолько атмосфера была поглощена, но благо кислорода и азота было достаточно.

Вскоре глаза сами шли дальше по горизонту пока наконец он не обернулся полностью, увидев спустя пару километров начало высокого и массивного города. Весь город был в самом плачевном состоянии, каким только его можно было увидеть, но в какой-то мере может быть это и к лучшему? На лице мужчины не дрогнул ни единый мускул, который хоть как-то позволил бы предположить эмоцию, которую он испытывал. После, не произнеся ни слова он пошёл дальше, звонко цокая своей металлической тростью и каблуком высоких ботинок.

Он шёл, всё больше смотря на высокие небоскрёбы, к коим он приближался, он замечал небольшие дома и сооружения, ближе к подступам города. С их стен уже давно слезла краска, в кирпичных стенах отсутствовали отдельные фрагменты, стёкла были потрескавшиеся и давно покрытые толстым слоем пыли и песка, но всё ещё демонстрируя свои угрожающие острые края. Крыша уже давно обрушилась, из-за чего внутри виднелись большие скопления мусора различной природы – многочисленные балки, салфетки, пакеты, банки, пластиковые бутылки, бумага, разрушенный бетон, черепица и многое, что уже покрылось глубоким налётом времени.

Постапокалиптический город

Двери многих домиков были разрушены, металлические заборы заржавели, а деревянные покрылись мхом или вовсе обрушились. На территории дворов, где когда-то могли быть аккуратные садики ныне были дикие заросли – многочисленные сорняки, способные приспосабливаться к самым адским условиям, прорастали здесь. Иногда на дороге или близ домов можно было встретить окоченелый туп кошки или собаки, отчего становилось не по себе. Не менее страшным были оторванные крылья птиц, которые небрежно лежали на краю дороги. Смотря на них, мужчина резко приставлял правую руку к сердцу, так сильно морщился от боли и тяжело начинал дышать, мотая головой – ему было невероятно жалко этих замечательных живых созданий. После закрыв глаза, он старался пройти дальше, делая шаг за шагом.

Вскоре он услышал странный клич, он, подняв взгляд на небо и заметил, как облака изменились близ города – они стали фиолетовыми и всё более розоватыми, благодаря чему наконец можно было понять время – наступал закат. И среди проявившейся небесной красоты в глаза бросились небольшие удвоенные дуги – это птицы, что совершали свой дальний перелёт и увидев их, мужчина улыбнулся и помахал им вслед, желая счастливого пути. Те словно поняв это вновь пару раз издали свойственный им крик, всё быстрее уменьшаясь и скрываясь за высоким небоскрёбом.

Затем он продолжил свой путь, идя дальше иногда заметив упавший заржавевший байк, на коем всё ещё сидел окоченелый и разлагающийся владелец. Разумеется, шлема на нём не было и лишь лёгкий жакет прикрывал его. Кожа уже успела сползти, покрываясь желтоватыми, более чёрными оттенками. Волосы, покрытые песчаным слоем всё ещё иногда колебались на ветру. Глаза впали в глазницы и теперь на их место были глубокие две дыры, впрочем, такая же образовалась на уровне упавшего в плоскость черепа носа. Губы наверняка давно уже съели рептилии, что могут обитать даже в такой местности, из-за чего пожелтевшие зубы были оголены хищным оскалом. Костлявые руки с обглоданными венами, запёкшимся алым содержимым и такими же бледными кусками кожи, находились на земле, причём одна из них прикрывала лоб, а вторая была высоко поднята вверх, из-за чего в таком лежащем положении трупа это выглядело даже комично. Смотря на это, мужчина ни на секунду не испытал какого-либо сочувствия или сострадания, а на лице слегка приподнялись уголки губ так, что нельзя было понять это безразличие или презрение по отношению к сему отребью.

Вскоре на дороге показалась высокая арка с уже полуразрушенным названием города, который ныне состоят из одних согласных – «Ш, Н, Т». Здесь всё ещё находилась пара машин, у коих уже выбило стёкла, двери были открыты, а из-под капота в момент наблюдения мужчины показались головы крыс, которые тут же выпрыгнули оттуда и побежали в сторону поста – края арки, где в старой, покрытой пылью диспетчерской всё также продолжал сидеть очередной труп. Казалось, что смерть настигла этих людей в мгновенье ока, моментально, так быстро, что никто не смог куда-либо скрыться. Для сыщиков всё также могла бы остаться загадкой природа такой ужасной гибели, но быть может для весьма внимательных могла появиться весьма справедливая догадка при виде удлинённых узоров в виде голых ветвей на стенах.

Но мужчине не стоило гадать – он и так всё прекрасно знал и поэтому долго не задерживаясь продолжил свой путь, приближаясь всё ближе к мегаполису. Отсюда уже виднелись высокие сооружения, некогда блиставшие своей невероятно гладкой синеватой поверхностью, а ныне покрытые сотнями дыр, изорванные по всей своей плоскости десятками обломков стёкол, заострённых и гладких, покрытые ржавчиной, запёкшейся жидкостью, пылью, множественными останками. На их поверхности всё также осталась реклама – огромные афиши, гигантские электрические панели, на которых удивительнейшим образом остались надписи, но эти надписи были сделаны пылью, поскольку на протяжении долголетнего срока работы те иллюстрации просто выгорели на поверхности экранов, постоянно заряжая их электрическим потенциалом, где и накапливалось больше всего пылинок.

Машины всё также безмолвно стояли на дорогах или припаркованные на обочинах, на первых этажах домов полуразрушенными оставались десятки магазинов, гигантских гипермаркетов, в коих уже не работали электрические наблюдатели, книги на полках за огромную цену ныне с пожелтевшими страницами могли браться за бесплатно. Одежда невероятно дорогая от самых лучших брендов ныне проела моль насквозь, из-за чего на их поверхности были десятки различных дыр. Цвет уже стал не таким ярким и кислотным, а бледным и меланхоличным. Гладкая плитка, по коим могли постукивать острейшие каблуки моделей теперь не могли отразить ничего, они покрылись трещинами и пеленой старости так, что мало кто мог в этом вообще отличить ту былую гладкость. Потрескались окна каждой из витрин, были пустыми кассы, были сломаны высокие лампы и чуть ли не были разорваны системы кондиционирования.

Не сладко пришлось и аптекам, где сотни красивейшим образом разложенных лекарств так, словно увидев их как интересную рекламу посетители захотят приобрести, теперь лежали рассыпанными по полу, растоптанные и все с явно прошедшим сроком годности. Будки, в которых готовилась уличная еда уже давно покинуты посетителями, но повара «верные своему делу» остались там и теперь сами кормили тараканов, коих насчитывалось тут тысячи. Они бегали по покрытому плесенью хлебу и сыру, который наверняка гурманы могли оценить, а биологи выделить драгоценный пенициллин. Кетчуп и майонез стали настолько кислотными, что из них выходили зловонья, не говоря уже о «вчерашних» приготовленных блюдах – мясе, помидорах, огурцах и тонне зелени, приправленный соусом и обвёрнутые в турецкую лепёшку. Десятки таких старейших произведений кулинарии ныне гнили.

Дорогие и богатые салоны красоты, невероятно красивые турецкие, французские, иногда узбекские рестораны находились в невероятном упадке. Некогда красивые блинные были разрушены с их чудовищно наглыми посетителями, которые всё ещё были здесь – упали лицами в свои дьявольски дорогие кофе, кои поглотили их прогнившие волосы и в которых ещё плавали выпавшие, начавшие растворяться глаза. Где-то всё ещё оставались надписи «аренда» и телефонный номер, написанный так, что казалась эта такая доступная радость, когда же такое мог позволить себе или уже обогатившийся богач или обычный человек, но за огромные долги, которые он, разумеется, не мог уплатить после чего приходилось завершать свою жизнь, как те молодые люди, что ныне покачивались на ветру, коих было видно из окон или на ближайшем столбе. Интересно, что даже завершить свой жизненный путь для них было не дешёвым удовольствием, учитывая все эти интересные обычаи, традиции, красоты и пустую тупость.

Банкоматы с оставшимися в них купюрами уже явно не могли принять банковские карты, хотя для дорогих пенсионеров, если бы они только были это явно не было бы в новинку, не учитывая интересные моменты, когда эти механические монстры нагло проглатывали сии «электронные кошельки». Высокие столбы с лампами на которых уже тоннами были заклеены различные объявления с улыбающимися людьми, отрывными листками, огромными надписями, флаерами и прочей ненужной информацией, не источали из себя свет, а только стояли и разорвавшейся лампой, и оголённым проводом. Но такая ситуация была в редкости, чаще всего была просто лопнувшая лампа, из которой уже давно вылетел инертный газ.

На пути идущего встречаются высокие здания с гордой надписью банка, в которых всегда из стороны в стороны бегали люди, наверное поэтому из нынешних разорвавшихся огромных панорамных окон или полуразрушенных зданий видны лежащие по пути тела, но конечно максимально большие скопления у касс, где всегда имеется огромнейшая очередь из стариков, старух, мужчин и молодых дам с вечно плачущими у них на руках детьми, который и сейчас были здесь. К слову, теперь они наконец замолчали и эти маленькие трупики, с такой якобы заботой матерей, а на самом деле бабушек, если они всё ещё живы, так забавно лежали на руках своих разлагающихся матерей с открытыми ртами и даже оставшаяся плоть отражала гримасу гнева, ибо, даже умирая, наверное, она упрекала своё девятое чадо за то, что оно кричит.

Отдельного к себе внимания заслуживал большой некогда райски красивый комплекс с высокими четырьмя башнями и главным прямоугольным зданием с огромным бирюзовым куполом – явной полусферой и выходящим на поверхности шпилем. Сейчас это место было в своём пике, которое при жизни привлекало к себе тысячи, десятки тысяч людей, которые, к слову, с мирно опущенными головами и приподнятыми задними частями остались под поверхностью бетонного монолита. Этот замечательный пик вызвал интересную озорную игру в глазах наблюдающего, когда он обратил внимание на этот полуразрушенный купол, с поверхности коего начал сползать черепица, оголяя бетонное образование – один из способов дорогих строителей даже на столь «почитаемом» объекте заработать побольше. А эти полуразрушенные, словно лопнувшие верхние скорлупки сырого яйца маленькие купола, с десятками тоннами мха, плесени, гнили, ржавчины, обгорелыми участками, полуразрушенными, сломанными огромными надписями на чудесной вязи, которая геометрически даже не походит на фрактал. Эта экспозиция или произведение природного искусства, которое находилось рядом с не менее разрушенными собратьями средиземноморского края.

Человек смотрел на всё это и в его душе перебирались самые различные ощущения, самые многогранные и разносторонние чувства. Он ступал по городу, осматривая различные виды зданий – отели, театры, сады и парки отдыха, гигантские торговые центры – ядра денежных приёмов от населения, губернаторства, правительственные учреждения, министерства, в коих все адски горды, хотя ничего не знают по специальности. Всё это находилось в этом массивном городе и всё ржавело, гнило, гибло, подыхало, разваливалось, разлагалось, старело и погибало!

Всё было разрушено и покрылось природной пеленой

Осматриваясь по сторонам, человек приблизился к одному из небоскрёбов, который чем-то привлёк к себе его внимание, затем он поднял взгляд и увидел малых размеров, способный поместиться в ладонь цветок, что находился на одном из верхних этажей. Это творение природы путник заметил, поправив очки и по этому прекрасному розоватому цвету, к коему он начал подниматься. Войдя внутрь, он ничуть не удивился старой картине из груды застывших в отдельных частях сооружения с некоторыми обгоревшими частями и разорванными в клочья частями от взорвавшихся окон. Но при этом с довольным видом поглядел на появившуюся растительность, не давшая шанса бетону как-то защититься, пробившись даже через него насквозь, хотя в этом отдельную роль скорее всего сыграли дорогие строители-крохоборы.

Усмехнувшись, он приблизился к лестнице, точнее к неё останкам, которые состояли из небольших кусков бетона, повисшие на металлических тонких прутьях – арматуре. Не смотря на свой возраст, мужчина ловко перешагивал со ступени на ступень, часто наступая на металлический прут или скорее на его крепление в стене. Пару раз правда ситуация была близка к падению, но трость помогала удерживать равновесие, к тому же, удобное использование его в качестве рычага, цепляясь за следующий ряд перил очень даже помог мужчине, таким образом наконец оказавшийся на следующем этаже. Также путь был преодолён через следующие этажи пока совсем скоро он не оказался на просторном, полуразрушенном холе шестого этажа с иногда образовавшимися дырами в полу. Но главное тут находился тот, к кому он пришёл – этот чудный цветок, разумеется, тут было не мало сорняков – различного вида трав, среди которых выделялись красивые растения, в том числе живокость, вьюнок, лютик ползучий, но среди них всех выделялся гигант, который мужчина заметил издали – стапелия.

Это массивное растение, которое выживало обычно в джунглях Южной и Центральной Африки наверняка из-за аномалий перебралось и сюда. Приблизившись человек внимательно осматривал эти удлинённые, похожие на щупальца пять лепестков снаружи розоватые, изнутри желтоватого цвета, словно покрытые чешуёй и фиолетовыми вкраплениями, когда же центр, где виднелся пестик обладал более фиолетовым ярким и кислотным окрасом. Подойдя ближе, мужчина встал практически у края холла, откуда виднелся весь город – от стекла почти ничего не осталось, панорамное окно давно в виде тысячи осколков лежало внизу.

Спустя столько времени мужчина нашёл себе живого собеседника, чему был рад, но не подавал виду. Усевшись у края, опираясь на трость и свесив ноги, он слегка поболтал ими, после чего посмотрел на цветок и с улыбкой заговорил:

– Ну, здравствуй, хищник, – обратился он к цветку, лепестки коего слегка покачивались на ветру, словно одобряя слова нового товарища. – Признаться не ожидал тебя увидеть, – продолжал мужчина, – но я рад. Давно не беседовал с кем-нибудь из живых и с одной стороны, извиняюсь за отсутствие праздного приёма, но с другой стороны, я рад, что не мало дичи досталось и тебе.

Цветок не отвечал, а лишь внимательно слушал.

– Думаю, ты удивился такому виду этих земель, да? Можешь не удивляться, сейчас весь мир стал таким. Эти места ещё не плохо сохранились. К тому же, уже скорее я гость, а не ты, ибо меня осталось меньше, в разы меньше, скорее даже я единственный в целом свете, что меня честно – радует.

С этими словами его глаза загорелись задором. Он быстро посмотрел на цветок, потом отвёл взгляд и прикусил губу.

– Знаешь, я даже могу сделать вот так, – он быстро поднялся и приставив руки ко рту закричал, что было сил, – эге-гее-гее!

После разразился заливистым хохотом, запрокидывая голову, махая руками и пару раз даже подпрыгнув.

– Ух! Ха! – он совершил резкое сальто так, что подол его плаща взвился в воздух, продолжая хохотать. – Во всём мире нет никого кроме меня, и я могу сделать всё, что захочу, слышите! Всё, что захочу!

Он прокричал это так громко, что затрещали оставшиеся стёкла и заметив это он, резко развернувшись подбежал к одному из оставшихся осколков, разорвав того в клочья, с резким криком, продолжая хохотать.

– Меня теперь не держит, – обращаясь к цветку и возвращаясь, размахивая тростью говорил он, – не удерживает ни закон, ни правила, ничего, я свободен!

Довольный, он вновь опустился на своё место продолжая болтать ногами.

– Нет теперь больше извергов, нет больше тех, кто будет мне угрожать, нет никого, кто хоть как-то противостоял бы теперь мне. Вся планета – моя! Наконец-то покой, теперь я могу смотреть куда хочу и сколько хочу, не будут теперь эти люди смотреть мне ответно, из-за чего становиться не по себе видя их зверских, дьявольский взгляд, полный разумного хищничества. О, да…

Он глубоко вздохнул и даже не обратив внимание на грязь поднял руки и опустился навзничь, лёжа на спине, подложив руки под голову, отложив трость. Он желал рядом с диким растением, таким же хищником, как и он.

– А знаешь, как всё это произошло? – посмотрев на цветок спросил он, на что, казалось, даже растение ответило лёгким движением. – А всё это был я, – приподнявшись продолжил мужчина, прогладив бороду. – Государства любили воевать друг с другом, доказывать их превосходство. Сначала я хотел дать им энергию – для развития, но тщетно и тогда пришлось заговорить о том, о чём они хотели знать – о оружии. В мире существуют радиоактивные элементы, энергию внутри которых люди уже давно, не менее столетия, как уже умели добывать. Но интересно то, что не меньшая энергия заключена в каждом материале, в любом, только нужно уметь его оттуда извлекать. Например, в тех же металлах или органических соединениях, даже в том самом углероде, коим наполнены наши с тобой организмы, тоже хранит в себе энергию.

Мужчина всё обращался и обращался к цветку с таким интересом, что казалась даже другая растительность – иные сорняки и цветы слушали его речи.

– А для этого, – говорил он, – нужно всего лишь в ускорителе направить ионизированный газ, водород или гелий, придав им нужную энергию, хорошенько её откалибровав. Таким образом, в результате, произойдёт бомбардировка, ядра изменяться и за счёт потери массы отдадут свою энергию. Вот, например, достаточно взять 32 пикограмма лития, 36 пикограмм бериллия, 42 пикограмма бора и столько же углерода, после разместить их на удлинённых ускорителях длиной в 2 метра с имеющимся вакуумом подобно лампам, где появиться необходимый пучок в 626,4 мА, затем разместить 25 таких ускорителей согласно спирали Архимеда в стопку, получиться такой цилиндр, катушка из ускорителей с диаметров в 9 и высоту, чуть меньше 10 метров.

Именно эта небольшая бомба была создана и предоставлена правительству и когда она была сброшена в качестве «испытания» с высоты 2 километров и механизм сработал, когда до поверхности осталось 1,5 метра. В эту секунду заряженные частицы начали бомбардировать, генерируя электричество с огромными токами, которые проходили по невероятно толстым проводам, направляясь ко второму, третьему, четвёртому ускорителю, всё усиливаясь и усиливаясь, пусть даже и теряя около 30%. И наконец, на 25 ступени, когда до земли оставалось 30 сантиметров этот гигант взорвался, источая из себя всю энергию, которую он сгенерировал!

Он говорил это с огромным интересом и ностальгией.

– Я помню, как я его монтировал, этого красавца «Иерихон», как его привезли к самолёту, специально подготовленному и разработанному для него. Казалось, вершилась судьба человечества, так и случилось. В тот день, я, попрощавшись с моим красавцем, под предлогом неотлагательного вопроса отправился в свой бункер, где и скрылся, подстроив по пути собственную гибель в автокатастрофе. Но даже в своём убежище я не мог не слышать этот триумф.

Все были в ожидании, самолёт, который отвёз «Иерихон» не выжил со всем его экипажем – ударная волна их разрушила. Взрыв виделся на расстоянии 662 километров, где находилась контрольная зона. Этот титан, вырвал из своих недр энергию, сравнимую со взрывов 337,42 мегатонн тротила, благодаря чему образовался гигантский светящийся шар с диаметром в 22 километра, видный на расстоянии в несколько тысяч километров, его замечали даже на другом конце планеты. Всё, абсолютно всё, что только было, леса, города, дома, строения, птицы, животные, озёра, реки всё-всё-всё было уничтожено, высушено, выпарено, обожжено и погибло в адской катастрофе в радиусе 146 километров, все стёкла в радиусе даже 260 с лишним километров были выбиты, разрушены. Свет был настолько яркий, что обжигал любую открытую часть тела, весь воздух в атмосфере нагрелся, каждый ощутил это резкое повышение температуры.