То, что делает меня

– А еще подкинь организму эндорфинчика. Он, как морфий, снимает любую боль. Перец сожри. Обычный черный. Не обязательно много. Щепотку на кончик языка. И физическая нагрузка очень помогает, не сможешь сейчас отжиматься – приседай. И шоколад, кстати. Только несладкий.

Я тут же вспомнил Игоря. Вот у него такие же разговоры постоянно были.

– Кстати, по поводу эндорфина, – Леха мигом нарисовался между нами и, понизив голос так, чтобы Зоя не слышала, доверительно проговорил: – Есть один самый верный и надежный способ…

С осуждающим вздохом Тифон закатил глаза:

– Лех, ты о чем-нибудь другом говорить можешь? У тебя этот способ на все случаи жизни.

– Естественно. Потому что смех, впрочем, как и то, о чем ты подумал, не только продлевает жизнь, но и значительно скрашивает ее.

Домой я пришел раньше Дятла. Взял со сковородки холодную котлету, глотнул из чайника воды и ушел в бабушкину комнату.

С работы бабушка должна была вернуться только в шесть, так что до этого времени я мог наслаждаться долгожданным покоем. Упал на застеленную шерстяным покрывалом кровать и, утопая в огромных пуховых подушках, минут десять лежал, глядя на чуть пожелтевшую штукатурку потолка и прокручивая в голове сегодняшние события.

Для первого дня в новой школе все прошло довольно прилично, весело даже, но самое прикольное было то, что я, похоже, реально влюбился. Хорошо это или плохо, я пока понять не мог, но, когда вот так лежал и смотрел в потолок, вспоминая мокрые рыжие волосы и дымчатый взгляд, мне однозначно было хорошо.

И только я успел немного размечтаться, как в коридоре хлопнула дверь, звякнули брошенные на полку ключи, и тут же началось:

– Никита! Ни-ки-та!

Послышалось шарканье тапочек и хлопанье дверей. Наконец Дятел додумался проверить у бабушки.

– Вот ты где. Чего не отзываешься? – белобрысая голова выглянула из-за двери.

– Что тебе надо?

Дятел раздражал невозможно. Одним своим видом раздражал.

– Поболтать хотел. Узнать, понравилось ли тебе в школе.

Ресницы у него были совсем девчачьи, точнее, Аллочкины.

– Тупой вопрос. Это же школа. Чему там нравиться?

– Наталья Сергеевна тебе понравилась? Она хорошая. А ребята?

Он все-таки просочился в комнату.

– Сегодня первое сентября. Что можно понять по одному дню?

– А я все понял, – вид у него был чрезвычайно довольный, словно он разведал нечто секретное. – Ты хочешь подружиться с Трифоновым, Мироновой и Криворотовым. Я видел. Наблюдал за тобой.

– Делать тебе больше нечего? Наблюдать за мной.

– Просто хотел предупредить, что из этого ничего не выйдет. Они крутые и к себе никого не принимают.

Слово «крутые» в его исполнении прозвучало смешно.

– Может, я тоже крутой? – с той же многозначительной интонацией передразнил я.

Дурацкий Дятел противно захихикал, будто я что-то смешное сказал. Так и захотелось ему в лоб дать.

– Я раньше тоже с ними дружить хотел, но они меня не приняли.

Тут я уж точно чуть с кровати не упал.

– А, ну раз с тобой не стали, с ними явно что-то не так.

– Но это давно было, когда я еще не знал, что они проблемные и неблагополучные.

– Что значит проблемные?

– Курят, пьют и с дурными компаниями водятся. Андрей Трифонов с пятого класса на учете в полиции состоит, а Криворотов все лето двойку по химии исправлял. Их вообще не хотели в десятый брать. Но Лешины мама с папой директора уговорили как-то, а Трифонов сам просился. Но это вообще отдельная история, – Дятел осторожно присел на краешек кровати в ногах. – С учебой у него средне, потому что соображает быстро, но с поведением отвратительно. Прогулы, драки, несколько раз учителей прям на уроке посылал, представляешь? Стекло в столовой разбил, из окна с третьего этажа из кабинета истории спрыгнул, хорошо, в сугроб попал. Историчка из-за него после этого из школы ушла. А еще они с Криворотовым петарды в туалете взрывали и…

– Так что за история? – я уже понял, что если Дятлу давать волю, то трепаться он может без остановки.

– Они с Ярославом Яровым поспорили.

– Яров – это темноволосый, молчаливый и серьезный? На первой парте передо мной?

– Да. Он, как и я, на золотую медаль идет. Но в прошлом году олимпиаду по математике я на семь баллов лучше написал. Зато он по физике лучше, не помню насколько.

– Рассказывай уже!

– Так вот, они поспорили, что Трифонова в десятый не возьмут. То есть Яров говорил всем, что даже если тот захочет, то его не возьмут, потому что он тупой и бедный. В смысле, денег на репетиторов нет. Всех против него настраивал. Тогда Трифонов разозлился и решил доказать, что его возьмут. В прошлом году ходил к Марии Александровне – директрисе – и умолял оставить его, а поскольку оценки за ОГЭ у него неплохие и Полтинник его очень любит, она все же согласилась, взяв клятвенное обещание вести себя прилично. И представляешь, он за прошлый учебный год еще ни разу ничего не натворил. Теперь вообще ни с кем не конфликтует и слушается учителей. Вот поэтому тебе могло показаться, что они нормальные. Но на самом деле с ними лучше не связываться. Бабушка сказала, что Андрей запущенный и неуправляемый, а Леша легкомысленный и беспечный.

– Вот и отлично, – я с вызовом посмотрел ему в глаза. – Теперь они мне еще больше нравятся. Все, иди отсюда. Я специально в другую комнату ушел. От тебя подальше.

Дятел поднялся, постоял немного и понуро поковылял к двери.

– Эй, погоди, – окликнул я. – А Зоя что?

Этот вопрос волновал меня больше всего.

– Зоя? – он задумался. – Она добрая и веселая. Только учится нестабильно.

– С кем из них она встречается?

– А, это, – протянул Дятел, будто я спросил что-то очень скучное. – Вроде ни с кем. Про такое я не знаю. Зато она поет хорошо. В прошлом году на Девятое мая здорово пела.

– Все-все, иди.

– А! Вспомнил! – он полез в карман и вытащил желтую «нокию». – У тебя под кроватью нашел. Ты, наверное, думал, что потерял?

Глава 4

На экране телефона висело несколько непрочитанных сообщений из «Вотсапа» и пять пропущенных звонков.