Твой последний шазам

– Ладно, ладно, ничего ужасного не произошло. Подруг у меня много. Не захочешь, найду куда пристроить. Кеды – «Томми», часы – «Омега». Молоденький только. Но это быстро проходит.

Мы попрощались возле кафе. Полина поехала за Ланой, а я решила пройтись.

Эта встреча не принесла ни успокоения, ни помощи. Где-то в глубине души я надеялась, что Полина знает что-то особенное, некий прием, специальное слово, способное все отменить, как будто ничего и не было. Но она не знала, а в ее размышлениях об Артеме звучало осуждение. И если раньше я и могла додумывать об их отношениях всякое, то после этой встречи убедилась, что Артем точно не мог любить ее. Никогда. Полина принадлежала к тому типу людей, которых он на дух не переносил. Практичная, напористая, безэмоциональная. Она сказала, что расстроена, но мои переживания волновали ее не больше, чем метеоритный дождь на Марсе.

Для нее это была обычная выходка Артема, а для меня «три недели» – ледяная бесконечность.

В медицине есть такой прибор – алгезиметр. Он предназначен для того, чтобы определять уровень боли. Металлическое острие, протыкающее кожу, или сдавливающие щипцы.

Но для измерения уровня чувств никаких приборов не придумали. Какой иглой, да и куда нужно ткнуть, чтобы понять, каково на самом деле другому человеку?

Как-то моя школьная подруга Эля получила тройку за контрольную по физике и, проходив два дня в слезах, объявила, что она в депрессии. Эля была повернута на учебе, но хорошие оценки давались ей тяжело, и чем больше я уверяла ее, что это всего лишь оценка, которую можно будет исправить, тем сильнее она заводилась, отвечая, что легко рассуждать, когда это тебя не касается. Тогда на следующем же уроке физики я вызвалась к доске и наговорила такой ерунды, что физичке пришлось поставить мне двойку.

Думала, Эля оценит, но она посмотрела на меня как на идиотку и заявила, что я все равно ее не пойму.

А через год одноклассники засунули мне в волосы жвачку. То был отвратительный, неприятный случай, волосы пришлось отстричь, и я долго не могла успокоиться. Эля же отнеслась к моим переживаниям на удивление равнодушно, сказав, что глупо убиваться из-за волос. Я объяснила, что дело не в них, а в унижении. На что Эля, припомнив свою физику, ответила, что получить тройку намного унизительнее.

Возразить было нечего, потому что я – это я, а она – это она, и у каждой своя боль и свой неподдающийся измерению порог чувств.

Поэтому Полину я не осуждала и в чем-то даже была согласна с ней. Стоило просто отвлечься и перестать прокручивать в голове то, что могло бы быть сейчас, не случись вчерашнего дурацкого разговора.

Глубоко погрузившись в свои мысли, я неторопливо брела в сторону своего дома. Окружающий мир сделался размытым и глухим. Ему, как и Полине, до моих проблем не было никакого дела.

Неожиданно какой-то мужчина, пробегая мимо, задел меня плечом, я подняла голову и впереди увидела Тарасова. Одного из тех придурков-одноклассников, что засунули жвачку в волосы.

Не раздумывая ни секунды, я нырнула в дверь ближайшего магазина и, окунувшись в его спасительную прохладу, встала так, чтобы видеть через витрину дорогу.

Худенькая девчонка-продавщица с длинными светлыми волосами повернулась в мою сторону. Я схватила первую попавшуюся босоножку и принялась крутить в руках.

– Эти классные, – она уже была тут как тут. – Я бы себе такие взяла.

– Спасибо, – я не спускала глаз с проходящих мимо людей.

– Но если есть деньги, могу предложить кое-что получше. Показать?

– Нет, спасибо.

– Ты померяй, а я послежу.

– Что? – я повернула голову.

Густо накрашенные голубые глаза смотрели со всей серьезностью:

– Ты же прячешься от кого-то?

– Просто не хочу встречаться.

В этот момент за стеклом появился Тарасов. Шел он медленно, что-то набирая в телефоне. Я резко отвернулась. Девушка была примерно одного со мной роста, и мы оказались лицом к лицу.

«Семина Анастасия», – прочла я на бейдже.

– Бывший парень? – спросила она с беспечной непосредственностью.

– Нет. Просто одноклассник. Неприятный человек.

– По нему заметно.

– Этот не самый ужасный.

Она понимающе закивала:

– Нет ничего хуже, чем встретить одноклассников летом.

– Лучше уж летом, чем каждый день во время учебного года.

– Ты в каком?

– В одиннадцатый перешла.

– И я, – обрадовалась она. – Хотела еще после девятого свалить и сразу работать пойти, но из-за мамы пришлось остаться.

– Я тоже из-за родителей.

– Но, знаешь, я здесь всего второй месяц, и уже думаю, что лучше учиться. Все мои друзья отдыхают, а у меня сил даже на дорамы не остается. И ведь если бы пахала как лошадь. За целый день может ни одного человека не зайти. Сидишь как дура… Скучно и спать постоянно хочется.

Я вернула босоножку на полку.

– Спасибо. Я пойду.

– Значит, не померяешь? – разочарованно протянула она.

– У меня все равно с собой денег нет.

– А у меня их вообще нет. Но если бы были, я бы себе «Миуччи» взяла. Хочешь взглянуть? Они прекрасные. Сейчас, погоди. – Не дожидаясь моего ответа, девушка побежала в другой конец полки. – У тебя какой размер?

– Тридцать восьмой.

Она вытащила из стопки черную с серебристыми буквами коробку. Торопливо раскрыла и положила ее на банкетку.

– Иди сюда.

Туфли и в самом деле оказались красивые: черные, будто усыпанные серебристыми блестками, круглоносые, на высоком толстом каблуке. Пришлось померить.

Я надела их и встала перед зеркалом.

– У тебя есть парень?

Я кивнула.