Твой последний шазам

Между домиками находился засыпанный хвоей деревянный стол с прикрепленными к нему лавками, он был покрыт темно-коричневой морилкой, поэтому почти не выцвел.

Чуть поодаль стоял кособокий ржавый мангал на высоких ножках, а за ним то ли турник, то ли оставшийся от качелей каркас.

Мы по очереди заглянули в остальные «вигвамы». Четные шли по левой стороне дороги, нечетные – по правой. В одном совсем не было стекол, в другом ступени полностью сгнили, темные пятна на полу третьего свидетельствовали о протекающей крыше. У четвертого попросту не было входной двери.

На другой стороне среди зарослей обнаружили тот самый туалет, о котором говорил Борис. Приземистое квадратное строение, отделанное белой, неплохо сохранившейся плиткой, с буквами «М» и «Ж» по краям. Дятел первый забежал внутрь и тут же выскочил как ошпаренный:

– Ужас!

Артем с Тифоном вернулись оживленные. Из их разговоров я понял, что, пока они искали кровать, успели цепануть в «Юпитере» каких-то девчонок. Точнее, девчонки сами их цепанули: подошли, спросили, откуда и как зовут. И теперь парни спорили, кто они такие. Трифонов считал, что вожатые, Артем уверял, что «дети». Однако и то и другое было не особо важно, главное, что тут в принципе были девчонки.

Вопросов, к кому подселять третьего, не возникло. Деревянный каркас с огромным трудом впихнули в проход между двумя другими кроватями в нашем, десятом, домике, и когда Трифонов с угрожающим треском его туда заталкивал, казалось, стены вот-вот сложатся. Но все обошлось. Получилась одна огромная трехспальная кровать на всю комнату: вошел – и упал.

– Фигасе аэродром, – восхитился Артем. – Представляю, как вам весело будет.

– Могу с тобой поменяться. – Тифон был явно не в восторге от перестановки.

– Не, не. – Артем протестующе замахал руками. – Я Вите только с Котиком изменяю.

– Почему он Котик? – задал Дятел давно интересующий меня вопрос.

– Потому что с виду белый и пушистый, а на деле – коварный зверь, – все еще смеясь, уклончиво ответил Артем, похлопал Дятла по спине и ушел.

Потом мы поели. Кое-как, наспех, просто бутерброды. Нарезав толстенными кусками колбасу и хлеб, Трифонов выложил их на пакет посреди стола. Макс притащил из машины упаковку баночного пива.

Дятел сунулся мыть руки, но воды, кроме питьевой в бутылках, не оказалось. Стали решать, как быть. Ведрами носить в бочку – сдохнешь. От дома, где жил Борис, чуть меньше километра.

Возить ведра на машине – не вариант. Дорога такая, что обязательно расплещутся. Тогда Артем предложил накупить больших десятилитровых бутылей и спокойно загрузить их в багажник. Это был отличный план, и Трифонов принялся восторгаться, как нам повезло, что Артем с нами поехал. Я заметил, что с момента нашего отъезда он разговаривал и советовался в основном только с ним, отчего у меня возникло странное чувство, что я там вообще не при делах и напросился, наподобие Дятла.

– Мы пойдем до церкви, – неожиданно для себя объявил я. – Позвонить надо.

Парни замолчали и с недоверием уставились на меня.

– Пешком? – спросил Артем.

– Конечно, – я решительно встал.

– Могу отвезти.

– Не нужно. Прогуляемся. Окрестности посмотрим.

Трифонов кивнул, будто я спрашивал разрешения.

Дятел, спешно запихнув в рот крошащийся кусок хлеба, вскочил за мной, попытался что-то сказать, но с набитым ртом не смог, поэтому просто припустил следом.

– Почему ты отказался? – наконец пробубнил он, когда дошли до конца улицы с домиками. – На машине – пять минут.

– Не хочу одалживаться. Подумаешь, машина. У меня в двадцать тоже, может, машина будет.

– Это вряд ли, – Дятел противно хмыкнул. – У папы нет возможности. Но я бы очень хотел машину. Вот такую, как Пандора. Ты знаешь, что у нее от «форда» только кузов? Она почти вся собрана вручную. Очень дорогая.

– А мне не нужен папа. Я сам себе куплю. Получше этой древности. Что-нибудь приличное, а не старое корыто, – заявил я специально, чтобы позлить его.

– У тебя денег нет, – хихикнул он, словно я с ним шучу.

– Будут.

– Банк ограбишь?

– Тебя продам. В рабство.

– Ну что ты, я же дохлый, – он развеселился еще больше. – Куда ты меня продашь?

– Ясное дело, не на рисовую плантацию. В секс-рабство, дебил.

– Ой, – он сделал круглые глаза. – Это опасно.

– Вот-вот. Так что не доводи меня и прекрати вести себя, как умственно отсталый. Из-за тебя они и обо мне также думать будут.

Белая, аккуратная, как с картинки церквушка с одним куполом и узкой колокольней рядом стояла прямо на дороге, а со всех сторон простирались поля с пожелтевшей на солнце травой.

На ступенях церкви полусидя развалился пожилой мужчина, о его единственную ногу терлась кошка, а вместо второй торчала обернутая штаниной культя. Рядом лежал костыль.

– Эй, пацаны, – мужчина помахал рукой. – Дайте водички.

Мы подошли.

– Воды нет, – сказал я и по тому, как он заинтересованно нас оглядел, понял, что вода была лишь поводом подозвать нас.

– Вы кто такие?

– Просто, – я пожал плечами. – Люди.

– Вижу, что люди. Откуда взялись?

– Из Москвы. Лагерь строить.

– «Юпитер»?

Я кивнул.

– Да… Строй не строй, а как раньше уже не будет, – он кисло прищурился – и все его лицо исполосовали морщины. – Я вот шестьдесят девять лет на свете живу, а лучше ни разу не стало. С каждым годом только хуже и хуже. Да что там годом. С каждым днем все хуже… Жары такой отродясь не было.

– Бабушка говорит, что в десятом году было жарче, – сказал Дятел. – Это когда торфяники горели.

– В десятом тоже плохо было, но будет еще хуже, – заверил одноногий. – Кругом только дурные мысли и негатив. Что человек природе посылает, то она ему и возвращает. А посылает он ей только злобу и отчаяние. Дурные люди, дурные поступки, дурное время и дурные прогнозы.

– В каждом времени есть свои сложности, – выдал Дятел из вежливости еще одну бабушкину цитату.