Время. Ветер. Вода

– Так, ребята, чего не расходимся? – послышался издалека голос нашей географички.

– Да вот Котова упала. Поднимаем ее, – Тарасов схватил меня под локоть и очень грубо поставил на ноги.

Географичка обеспокоенно подошла:

– Вита, что с тобой? Голова кружится?

Хотелось сказать, какие они уроды, но последствия не заставили бы себя ждать.

– Немного.

– Плохо, – географичка сочувственно покачала головой. – Мальчики, проводите ее домой.

– Обязательно, – с гадкой улыбочкой пообещал Дубенко.

– Не надо провожать. До свидания, – спешно сняв руку Тарасова с плеча, я рванула в сторону дома.

Однако успела добежать только до конца детской площадки, как услышала сзади топот и веселое улюлюканье. Припустила быстрее. Рюкзак то и дело съезжал и бил по ногам, дорожки скользили, и я два раза чуть не упала, но успела долететь до своего подъезда, когда им до меня оставалось всего ничего.

Я заскочила в квартиру, захлопнула дверь, включила свет и какое-то время неподвижно стояла, разглядывая свое жалкое перепуганное отражение в огромных зеркалах гардероба.

Подол куртки был заляпан, темные волосы вылезали жалкими сосульками из-под шапки, подбородок трясся, а в глазах застыл такой глубокий испуг, что из голубых они превратились в серо-зеленые. Отвратительное, позорное зрелище.

Не разуваясь, я прошла на кухню и выглянула в окно. Все трое, прилично запыхавшись, стояли перед подъездом. Тарасов достал сигареты, а Зинкевич неожиданно поднял голову и увидел меня. Резко отпрянув, я запнулась о табуретку и вместе с ней шлепнулась на пол. Локоть пронзили тысячи мелких иголочек, теплая куртка смягчила удар.

В следующую секунду раздался требовательный стук в стекло и громкие крики: «Жирная, выходи!»

Я отползла под кухонный стол и притаилась. Какое-то время они еще поскакали под окнами и благополучно свалили.

Есть совершенно не хотелось, но я погрела в микроволновке вишневый штрудель и сразу позвонила Эле.

Голос у нее был тихий, приглушенный, совсем болезненный.

– Как ты себя чувствуешь?

– Отвратительно. Ветрянка, второй день тридцать девять. Сил никаких.

– Бедняжка. Но в твоей ситуации есть и плюсы. Дома в кровати спокойно, и никто не прицепится.

– К тебе прицепился Дубенко?

– Лямку обрезали, в лужу толкнули и до самого дома гнали.

– Знаешь, – немного подумав, сказала Эля, – тебе нужно кого-нибудь нанять. Я вчера фильм смотрела. Там мужика одного бандиты доставали, и он нанял себе охранника. Почему-то сразу про тебя вспомнила. Можно, например, объявление в Интернете разместить. Я уверена, полно ребят, с которыми легко договориться насчет такого. Будешь за них сочинения писать, а они доходчиво объяснят этим козлам, что обижать тебя не стоит. Я вообще не понимаю, почему психологическую службу помощи подросткам сделали, а физической нет.

– Чтобы их побили? Но это же неправильно. Силой ничего не решается.

– Неправильно? – Эля возмущенно засипела в трубку. – Вспомни мировую историю. С агрессорами только силой все и решается. Такие, как Дубенко, по-другому не понимают. И пока ты этого не признаешь, ничего не изменится. В Хогвартс тебя никто не заберет. Хочешь, я сама напишу это объявление?

– Нет, конечно. Не нужно. Я потерплю. Мама вернется, и все наладится.

– Что наладится? Они же тебя всегда доставали и будут доставать, и твоя мама, как и раньше, ничего не сделает.

– Не сделает, но, когда она здесь, я о них почти не думаю и не замечаю. Мама говорит, что все окружающее складывается из наших мыслей и того, как мы сами видим мир. Можно на небо смотреть и видеть светлое и прекрасное, а можно на грязь под ногами.

– Хочешь честно? Я думаю, что все твои проблемы именно из-за этого. Из-за того, что твоя мама кормит тебя этими сказками о светлом и прекрасном. Это же глупость и наив, как ты сама не понимаешь? Ладно, она сама странная, но ты-то вполне нормальная, когда не заводишь подобные разговоры.

– Моя мама не странная!

– Еще какая странная. Носится с тобой, как с пятилетней. Гулять не пускает, даже сообщения в ВК проверяет.

– Она просто переживает за меня. Боится, чтобы ничего плохого не случилось. Разве это странно?

– Очень. А то, что ты не против всего этого, – еще хуже.

– А почему я должна быть против? Я ничего плохого не пишу в сообщениях, а гулять – только лишний раз нарываться на Дубенко. И, знаешь, мне очень неприятно, что ты это сказала. Про меня говори что угодно, а мама у меня хорошая. И я по ней очень скучаю.

– Все с тобой ясно. Тогда не жалуйся больше.

Эля бросила трубку, а я пошла в гостиную, завалилась на диван и долго лежала, тупо уставившись в потолок.

Там, высоко-высоко над землей, сквозь пухлые золотистые облака величественный белоголовый Клювокрыл нес меня в Хогвартс. Нужно было просто прекратить думать о неприятностях. Как раньше. Как я делала это с мамой.

Не смотреть под ноги и видеть Дубенко, а поднять голову и отыскать наверху что-то хорошее и светлое.

– Виточка, привет! – Голос мамы звучал глухо, отдаленно, но успокаивающе. – Как твои дела?

– Все в порядке, мамуль. Новостей нет. Сегодня писали сочинение про месть. Наверное, я плохо написала. Долго возилась и только один раз успела проверить.

– Не может быть. Пишешь ты чудесно. А сочиняешь еще лучше, – мама рассмеялась. – Холодно в Москве? Ты в шапке ходишь? Смотри не переохлаждайся. Кушаешь нормально? Суп у тебя есть?

– Шапку надеваю, суп есть, погода противная. Лучше расскажи, как у вас.

И мама принялась долго и в красках рассказывать об экскурсии на Эмпайр-стейт-билдинг.

А где-то около семи у соседей наверху заиграла музыка. Сначала тихо, едва различимо, приятно разгоняя тишину моей квартиры. Но постепенно ритмы стали мощнее, а мелодии ярче. Послышался хлопок открываемой бутылки шампанского. Вечеринка разгоралась. Стук каблуков, громкий женский смех, мужские голоса и звон посуды.

Воспоминание о нетронутом штруделе заставило подняться. Я зажгла на кухне свет. Делать ничего не хотелось. Даже читать.

Если бы у нас был телевизор, я тотчас отправилась бы его смотреть, но телевизора не было. Мама гордилась этим культурным достижением нашей семьи еще больше, чем отказом от городского телефона, а мой семидесятилетний папа чувствовал себя истинным бунтарем, отдавая его своим знакомым со словами: «Приятной деградации».

Пришлось довольствоваться Ютубом. Я просто включила раздел «популярное» и понеслось: тушение огурцов в виноградном соке, нанесение макияжа большими пальцами ног, прыжок с холодильника в корзину для бумаг, имитация крика шотландских пони, избиение тени палкой для селфи, выстукивание песен Джастина Бибера лбом о водосточную трубу и многое-многое другое.

Я доела штрудель, выпила три чашки чая и, прилично утомившись от бессмысленности сюжетов, собиралась лечь спать, как неожиданно попалось видео, на первых же секундах которого я начала невольно улыбаться, и все полторы минуты, пока оно длилось, не могла удержаться от смеха.

На нем двое ребят в широких балахонах бежали за катившейся по пустой загородной дороге машиной, а из заднего окна, высунувшись по грудь, отчаянно жестикулировала перепуганная девушка. Было видно, что водителя за рулем нет. И девушка была невероятно взволнованна. Ребята же явно валяли дурака, то догоняя машину, то отставая. Они поворачивались лицом к снимающему, корчили рожи и пританцовывали на бегу. Девушка показывала кулаки и кричала, но слов слышно не было, потому что все это развеселое зрелище озвучивалось жизнерадостной песенкой «Ничего на свете лучше нету» из «Бременских музыкантов».

Дорога тем временем все больше шла под уклон и впереди резко сворачивала, так что машина могла вот-вот съехать с высокой насыпи. Девушка даже распахнула дверь, чтобы выпрыгнуть, но в последний момент один из парней все же заскочил на водительское место и плавно вошел в поворот.